Клиника Обскур
Шрифт:
– Так есть смысл перемещаться во времени, если изменить ничего нельзя? Почему именно так происходит?
– Ты бы хотел теорию струн? Изменять всё на ходу, то, что нельзя контролировать?!
– Что? Ты вообще умеешь подбирать слова, не только известные тебе?
– Вот-вот, гитара при чём здесь?
– Теория струн, – терпеливо сказал Дик, – это теория мультивселенных… Если короче и не углубляется…
– Да, пожалуйста, давай не будем углубляться, хватило рассказа о безумном старике, да, Ника?
– В теории струн говорится, что есть куча вариантов нашей жизни и наших поступков. В других жизнях мы можем быть кем угодно – от почтальона до президента, точнее, уже являемся ими, только в параллельном мире. И таких миров столько, сколько позволяет фантазия. И, перемещаясь во времени, можем создать свою струну.
– Ты знаком с этой теорией, Дик? – спросил Ника.
– Да. Пришлось когда-то прочитать о ней. – Тихо с грустью произнёс Дик. А грусть у него оттого, что он хотел бы, чтобы это было правдой, хотел прожить другую жизнь в мире без кошмаров, в мире, в котором у него есть и другие сны. И там где ему не страшно закрывать глаза, и не возникает желания убить себя после очередного кошмара.
– Это всё как теория, не подтверждённая ничем, мы ещё не нашли путешественника, и не создали машину времени. Думаю, что если это всё так, то время специально создало такие правила ради избежание хаоса. Представьте, если кто-то создал машину, какой был бы соблазн поменять своё будущее? Это у обычного человека. А если такая штука попадёт правительству разных стран, террористам, что будет? Мы, конечно, не узнаем, что поменялось, но мы могли бы и не родиться. Все мы хотим исправить прошлое, всем нам есть что исправлять, но вы готовы позволить какому-то человеку, чтобы он менял твою историю под себя? Я – нет, в таких глобальных решениях я не готов никому доверить такое устройство. А то, что для этого созданы парадоксы – всего лишь теория, в которую хочется верить. Хочется доверять, что она спасёт нашу судьбу от чужого вмешательства.
– Значит, нельзя убить Гитлера? – спросил Капитан.
– Нет. – Ответил Ника. – Может, вы станете тем, кто вдохновит его на войну.
– Херня. Полная чушь…
– А возможно, она уже изменена? Ты не думал об этом? То, что уже есть и что мы видим, уже было изменено во благо.
– Разве мы что-то можем менять во благо, Дик? У кого хватит воли следовать по пути неизбежного, не пытаясь изменить хоть что-то в своей жизни?
– Только у безумца… – философски заметил Роми.
– По-нашему говоря, у дурака! – дополнил Буффало.
– У нас пара минут. – Перебил их пилот. – Мы уже над Мексикой.
– Так, господа, готовимся.
Все проверили оружие, патроны.
– Напоминаю нашу задачу, если кто забыл после такой забавной истории от Ники. Сегодня, 12 апреля, нам нужно прочесать квартал, отыскать оружие и наркотики. Отмечаем на карте координаты, передаём в штаб, там разберутся, что с этим делать. Мы не местные, не помогаем правительству, сами себе хозяева. Для всех мы здесь ради своей выгоды, пока не прибудем в штаб с выполненной миссией. Все делаем тихо по возможности, нам не нужно баламутить картель, которому принадлежит этот район. Надеюсь, всё поняли! Дик, включил камеру?
– Включаю.
Слышен резкий громкий стук лопастей, а затем взрыв в хвосте, вертолёт заносит, пилот выкрикивает «МЫ ПАДАЕМ! МЫ ПАДАЕМ!»
4. …С НЕБЕС НА ЗЕМЛЮ…
Вертолёт перевернут вверх тормашками, оба пилота мертвы. Дик выполз, голова в крови, в лице застряли небольшие стёклышки. Возле вертолёта лежат ещё два трупа, не из его отряда. У одного из шеи до сих пор течёт кровь, у другого пуля в голове.
Со стороны трупов появился свет. К Дику подъехал джип, затормозил, оттуда вышли пара человек, между собой переговаривающихся на испанском. Они осмотрели вертолёт, взяли за руки Дика и потащили к джипу. Перед тем как потерять сознание, он слышит хлопок дверей машины.
Очнулся он уже от удара в лицо, сразу же почувствовал, что руки связаны за спиной и прикреплены к стулу. Перед Диком стоит высокий человек со шрамами на лице, кулаки в крови. Плохо говоря на английском, высокий задаёт вопросы:
– Где твои?! Кто ты?
– Я один. Не считая двух пилотов… – После такого ответа последовал один удар по лицу. – Я уже рассказал то, что знаю! Я журналист!
– Не ври! – Ещё удар. – У журналистов такого вертолёта нет.
– А что у них есть? Сани? Я предлагал, но мне отказали, сказали, что сани будут дороже стоить, чем вертолёт.
После такой дерзости Дик получил ещё пару ударов по лицу.
– Что вы здесь делали?
– Были на экскурсии, наша учительница вышла в туалет, и здесь появились вы… – В этот раз новый удар пришёлся в живот, отчего Дику пришлось сплюнуть кровь.
– Ещё раз! Дальше будет хуже!
– Давай уж сразу хуже. А то это как-то не помогает.
Человека из картеля это злит, а Дик пока старается осмотреться. Его держат в пыльной и грязной комнате какого-то жилого дома, над головой одна лампочка. Позади него сидит ещё один мужик из картеля, пытается разобраться в его оборудовании – камеры, диктофоны, которые они перехватили с рюкзаком. Первый же мексиканец нервно ходит по комнате, наконец берет «Секатор».
– О, у меня такая дома есть. Отличная штука, чтобы подстригать ветки…
– Пальцы тоже, – сказал мексиканец. – Думаю, начнём с мизинца и дальше.
– Стой, хорошо. Я не думал, что ты… что ты так серьёзен. Я всё расскажу! Ведь в твоих руках «Секатор», – Дик улыбнулся, явно издеваясь над ним.
Мексиканец взбесился. Он шагнул вперёд, схватил мизинец Дика, и зажал между двумя лезвиями.
– Стой! СТОЙ! ВСЕ! Я расскажу…
– Без шуток?!
– Да, да… Без шуток. Только серьёзно. – Дик набирает воздух в лёгкие, пытается отдышатся – Ты хочешь знать, зачем мы здесь?
– Да. И, главное, кто вы?!
– Знаешь, что такое красный Жук?
– Нет. – Мексиканец явно не понимает, что он имеет в виду. Напарник вообще не обращает внимания на них с самого начала допроса, видимо, не понимает английского.
– Красный жук – это всегда к смерти. Он попадает на человеческое тело внезапно, например, на ладонь. Потом от руки он, не спеша и аккуратно поднимается, добирается до головы. В большинстве случаев он ползёт к голове, ведь она для него самое выгодное место, именно там легче всего довести до смерти человека, поставить очевидную точку… – здесь Дик делает паузу, замечая, что мексиканцу стало интересно.