Клинки максаров (Сборник)
Шрифт:
— Успокойся, скоро все узнаешь. Я — это действительно ты, только немного постарше. А если не веришь, задай мне любой вопрос из своей жизни. За нож хвататься не стоит. Им ни мою, ни твою шкуру не проткнешь. Кстати, я могу поведать, при каких обстоятельствах этот нож достался мне, то есть — тебе. История занятная.
— Ладно, — сказал он так, словно решился на какой-то рискованный шаг. — Про нож
Мне было удобно идти с ним (не приходилось подстраиваться ни под темп, ни под длину шага) и легко разговаривать (это был как раз тот случай, когда двое понимают друг друга с полуслова).
И он понял меня даже раньше, чем я завершил свое повествование.
— Значит, ты не оставляешь мне выбора? — спросил он.
— Нет, — ответил я.
— Получится ли у нас то, что ты задумал?
— Должно получиться. Все сводится к тому, что это мой, ну и твой, конечно, единственный выход.
— Давай пока говорить: наш.
— Согласен. Наш единственный выход. В один узел завязываются и пророчество Всевидящего Отче, и воля Предвечных, и последние слова Хавра.
— Но ты ведь не Отче. Да и Предвечных поблизости нет.
— Я многому успел научиться от старика. Кроме того, не забывай о живоглоте. Ему-то вообще деваться некуда. Он просто обязан помочь нашему переодушевлению. Да и Предвечные, по крайней мере один из них, пребывают не так далеко отсюда. Я уже несколько часов ощущаю, как все больше искажается Мировремя.
— Как все это будет выглядеть в деталях?
— Сейчас покажу. Дай свой нож… А сейчас протяни ко мне руки. Нет, обе. Правильно. Потом делаешь так, еще раз — так и вот так! Запомнил? Немного похоже на харакири. Слабые духом самураи тоже делают его с чужой помощью.
— Нет! — Он отшатнулся, вырвав свои руки из моих. Нож звякнул о лед. — Не смогу. Ты уж как-нибудь сам.
— Пойми, это не убийство! И даже не самоубийство! Просто один из нас здесь лишний. И это — как раз я! То, что ты видишь перед собой, — только футляр для моего разума. К тому же футляр сильно подпорченный. Я все равно обречен, пойми! А передать тебе свой новый опыт, свое умение влиять на время, да еще и сознание Кеши я могу только в момент смерти.
— Хорошо, — сказал он, прикрыв глаза. — Я
— О чем мы просим, — поправил его я. — Подними нож. Надеюсь, твоя рука не дрогнет в последний момент. Труп оставишь на этом месте. К чему зря возиться с опустевшим футляром.
Глядя на него, ничком лежащего на снегу, я подумал, что таким молодым меня, наверное, уже не помнит никто.
Рука не подвела меня и крови вытекло совсем немного, да и та сразу замерзла. Ветер шевелил его одежду — закопченные лохмотья какой-то форменной куртки с чеканными бляхами на плечах, многочисленными шнурами и медными застежками.
Сейчас я узнал о себе гораздо больше нового, чем он успел рассказать. Сейчас я знал о себе все, и мне казалось — знал это всегда. Дым горящих огнеметных машин еще застил мне глаза, мое враз онемевшее тело еще сотрясалось в страшных объятиях Замухрышки, всплеск исчезнувшего в ярко-синих океанских водах человеческого тела звучал в моих ушах сильнее, чем грохот Сокрушения.
На некоторое время мне пришлось оставить его одного. Риска здесь не было никакого — стервятники и трупоеды не водятся в Леденце. Вернувшись к полынье, которая накануне одарила меня хоть и не весьма обильным, но долгожданным уловом, я в честном бою отнял у аборигенов двух длинных рыбин, похожих на чрезмерно располневших угрей. Счистив с них чешую и срезав все лишнее, я принялся раз за разом погружать рыбьи тушки в воду, пока они, задубев на морозе, не превратились в некое подобие широких полозьев.
Сделать из таких полозьев нарты было уже делом плевым. На постромки сгодились рыбьи кишки — они не боялись мороза и не резали плечи.
Каюсь, я не намерен выполнять его последнюю просьбу. Как бы ни был труден мой путь и какие бы злоключения ни ждали меня впереди, я обязательно вырвусь из этого мира и уж тогда похороню его со всеми почестями — в глубокой могиле на высоком холме, с которого видно море.
Ты согласен со мной, Кеша?