Клинок Судеб
Шрифт:
Внезапно наступившая тишина оглушила Шуйского. Внезапно начало исчезать всё, куда-то подевались партизаны вместе со своими одновремёнцами из Вермахта. Выросшие из земли дома начали растворяться прямо на глазах, унося вслед за собой тела погибших дикарей, а кузня стала просто уходить под землю, из неё успели выскочить товарищи Трошина. Алиса обернулась клинок выпал из её рук, девушка казалась совсем обессилевшей, потом она встряхнула головой, как бы сбрасывая с себя усталость, обняла, по очереди Горазда, Ядрея и Сингу, взяла за руку Семёна и вместе с ним сделала шаг назад. А те трое наоборот, махнув на прощание руками, шагнули вовнутрь уходившего под землю сруба. Так и стояла на улице, Прошло совсем мало времени и на поляне остались только воронки от бомб, остов сгоревшего вертолёта и тела погибших людей полковника. Даже тела людей Секретаря куда-то подевались. Со всех сторон собирались уцелевшие бойцы Шуйского. Они тоже ни понимали, что произошло, в головах гудело, автоматы ещё дымились после недавнего боя, но результатов этого боя почти не осталось. Даже на первый взгляд их было меньше, чем прилетели сюда всего несколько часов назад. Бойцы по привычке выстраивались с неровную шеренгу за спиной своего непосредственного командира.
— Это что? Это как? — Михаил подошёл сзади, ничего не понимая. Он был в порванной форме весь в гари и крови, а говорил громко и медленно. Из всех бойцов на момент взрыва он оказался ближе всех к его эпицентру.
— Я сам не понимаю Миша. — Вид у полковника был не намного лучше, кровоточили несколько царапин, порванная форма и чёрное от гари лицо. — Доложи потери, бой был не шуточный. Посчитай всех и доложи.
— Слушаюсь.
— Доклад жду через десять минут, а потом будем думать, как отсюда выбираться, и что рассказывать там. — Он кивнул в сторону Москвы.
— Слушаюсь.
Что мог ответить Адам Маркович своему заместителю? Ничего, потому, что он сам ничего не понимал. Он просто развернулся и неверной походкой пошёл навстречу молодым людям.
— Ну, что мы победили? — Спросил он у Алисы.
— Судя по всему да, победили. Меч сами заберёте? Уж больно тяжёлый зараза.
— Конечно, заберу, хоть какая-то польза будет от всего этого кошмара, который пришлось пережить. Кстати он имеет хоть какую-то ценность?
— Да, попробуйте продать его Вилянту. Он был в нём очень заинтересован, — Ответил вместо Алисы Трошин, — если он конечно не в курсе того, что здесь произошло.
— Спасибо, молодой человек за совет. И вот ещё может, подскажите, как отсюда выбираться?
— Конечно, сейчас пешком через болото, потом в деревню, — ответила девушка, — а оттуда кто как. Вон у Семёна там машина есть, у моего деда на дворе стоит.
— Это хорошо.
— Да есть, но всех мы не заберём, основной массе придётся своим ходом добираться.
— Ничего, мы из деревни транспорт вызвать можем. — Согласился Адам Маркович, — только вот сперва здесь все дела закончить нужно.
— Что именно?
— Бойцов собрать, раненных перевязать, погибших похоронить. Здесь же когда то деревня была, так?
— Да, была.
— Значит, и кладбище должно быть.
— Нет, кладбища не было, — ответил Семён.
— Почему?
— Деревня здесь очень давно была, в те времена людей не хоронили, их сжигали, а пепел развеивали над озером, тем, что в лесу.
— Ну, значит, и мы так сделаем, по обычаям предков. — Решил Шуйский.
Тела были уложены ровненько в ряд, всего одиннадцать человек. Последним лежал чернокожий парень, в изорванной одежде, отличной от всех остальных. Всех их собрали и принесли сюда к строящемуся погребальному костру выжившие бойцы.
— Смотрите Африка, — внезапно воскликнул, разглядывавший погибших Витька Чёрный. — Он-то откуда, его же тогда ещё на краю раскопа зарыли.
Действительно это было тело Ивана Кузьмича Николаева, по кличке «Африка», чернокожего русского, никогда не видевшего континента именем которого его называли друзья.
— Не знаю, — ответил Семён, внимательно вглядываясь в мёртвое лицо друга.
— Всё попрощались, и хватит, — прервал тяжёлую минуту Шуйский. — Всех на костёр.
Большой погребальный костёр горел очень долго, почти всю ночь, а люди тем временем отдыхали. На заре отнесли пепел к озеру, последний раз почтили память погибших и поредевший отряд, вслед за Алисой ступил на болота.
Глава 46
Сергей Владимирович Вилянт вот уже третий день не отходил от стеклянной стены в своём кабинете. Он стоял, застыв на одном месте, и вслушивался. Сначала в первый день он слышал шум боя там, куда улетел Секретарь со своими людьми. Это было далеко от Москвы, и, тем не менее, каким-то непонятным образом он всё слышал. Он слышал разрывы бомб, треск автоматных и пулемётных очередей, лязг металла, крики раненных. Он слышал всё и не мог понять, что там происходит. Потом оглушительный взрыв вывел на мгновение Сергея Владимировича из оцепенения, он вздрогнул и отшатнулся от окна, так, как будто взрывная волна докатилась до него. И потом наступила тишина. Мёртвая тишина, которую не нарушал ни единый звук.
Тишина была невыносимой, она поглотила всё и кабинет Вилянта, и здание и казалось всю Москву. Сергей Владимирович не мог выдержать этой тишины, но и не мог оторваться от огромного окна. С тех пор как улетел Секретарь со своими людьми, здание принадлежавшего Вилянту холдинга пустовало. Он распустил весь офисный персонал, до особого распоряжения.
Один вопрос мучил господина Вилянта, он не отпускал его от окна, не давал подумать больше ни о чём. Всего один вопрос, на который ни кто не мог ответить. ЧТО ПРОИЗОШЛО ТАМ? Всего день грохота боя и вот уже второй день тишины, вторые сутки тишины.
«Почему молчит Секретарь? Чем закончился бой, и вообще что это была за война? — Эти вопросы сам себе задавал Сергей Владимирович и не находил на них ответа. — А клинок? Клинок, который обещал ему столько власти, что с ним? — И на этот вопрос ответа у господина Вилянта не было».
Внезапно гулкие шаги разорвали мёртвую тишину замершего в ожидании здания. Пустые коридоры только усиливали грохот этих шагов. Три человека вошли в здание холдинга через главный вход, их ни кто не остановил, потому, что охраны просто не было. Они на лифте поднялись на последний этаж и вот теперь шли длинным гулким коридором.
Трое не были похожи ни чем, кроме одежды. Они были одеты немного странно, для жаркого летнего дня. Чёрные, закрытые костюмы, из-под которых выглядывали белоснежные воротники рубашек и такие же манжеты. О лете в этой троице напоминали только одинаковые, каплевидные солнцезащитные очки в золотых оправах. Блестели оправы очков, блестели лакированные туфли, и время от времени играли, посверкивая запонки в рукавах рубашек. Было лето, но ладони пришедших скрывали тонкие кожаные перчатки, такие же черные, как и вся их одежда. Руки двоих были пусты, а вот третий нёс какой-то длинный свёрток, что было замотано в чёрную парчу, невозможно было угадать.