Клизмой по профессионализму (рассказы и повесть)
Шрифт:
На период рассказываемого случая Виктор находился в поре мужского расцвета, чуть за сорок перевалило. Как-то возвращался не ранним вечером домой. Отнюдь не угнетенный производством. Перед уходом из цеха в честь дня рождения заместителя дернул граммов сто пятьдесят коньяка. Отчего настроение рвалось в высоту, хотелось праздника, общения с девушками. А рядом в троллейбусе молодая женщина сидит, и больно смотреть, какая поникшая. Старуха горем измотанная, а не особа двадцати пяти, не более, годов от роду. Этакого диссонанса поющей душе Виктор стерпеть
Заговорил с участливым напором, и женщина поведала грустную историю. Работает в сельхозинституте, живет при нем в бараке, а там всю зиму убийственная иллюстрация к выражению: хоть волков морозь. Институт ни угля, ни дров не завозит, а у жильцов такие сумасшедшие заработки, что денег на топливо не хватает. Маленькая дочь то и дело болеет. Откуда веселью взяться? Хоть ложись и помирай, так не хочется в эту дыру.
– Вы что?
– сказал Семин.
– Зачем помирать в расцвете красивых лет?
И проехал свою остановку.
Зима сыпала февральским снегом. По завьюженной, сугробистой дороге подошли к бараку, где жила Алина. Вытянутое строение имело чуть жилой вид с подслеповатыми, замерзшими окошками. Никак не скажешь, что мысль преподавательская брызжет за этими стенами ключом. Какой-то семнадцатый век в дремучей спячке...
Внутри дочь укутанная на кровати сидит. Несчастнее деток Виктор только в телевизоре видел.
– Завтра дрова будут!
– рубанул он кулаком холодный воздух.
На следующее утро собрал в кабинете доверенных мастеров, объяснил необычную задачу. Как говорилось ранее: убеждать был мастак. Позвонил в цех, который деревообработкой занимался, отсюда имел отходы в виде обрезок, что продавали на дрова. Параллельно договорился в транспортном цехе, друзей было ползавода, насчет двух машин.
Еще засветло они подъехали к бараку.
– Дрова привез, - зашел Виктор к Алине.
– Как это? Вы что?
– не может та поверить в счастье.
– Такое богатство!
– Скликай живых на разгрузку, машины надо отпустить!
Высыпали бараковские к дровам и спрашивают тактично, надеясь на отрицательный ответ:
– Алине складировать?
Оправдалась мечта замерзающих:
– Нет, всем вам.
Восторг у жильцов, будто поголовно премию отхватили. Одни с кузова дрова с шутками-прибаутками подают, другие к поленницам галопом тащат, третьи печки кочегарят, так по теплу истосковались. Детишки под ногами путаются, помогать норовят, мордашки солнышками светятся. Алинина дочь-крохотулечка схватила дрын-горбыль, длиннее себя в три раза, муравьем к крыльцу тянет, чтобы скорее мамочка тепла понаделала.
Виктор, глядя на радостную суету, сам чуть не запрыгал на одной ножке, всего ничего поднапрягся, а какой праздник всенародный.
Повторил завоз обрезков на радость сельхознауки в начале марта. Раза три без дров к Алине забегал. Надо сказать, жарких проявлений интимности не было. Где-то стеснение держало за руки обоих, где-то присутствие дочурки.
А потом и вовсе весна теплом нагрянула, в топливе необходимость отпала, на заводе свистопляска началась с новым заказом. Забыл Виктор дорожку к бараку. Однако в середине июля, золотистым субботним вечером, по дороге с завода ноги свернули в знакомую сторону и понесли, чем дальше, тем быстрее.
Толкнул Виктор в нетерпении дверь, чтобы зайти и сжать Алину в объятиях, отбросив неловкость. А дверь закрыта. Ну, что ты будешь делать? Подергал ручку. Соседка выходит.
– Вы нам дрова привозили!
– узнала спасителя.
– Ой, спасибо. Мы вас помним.
И сообщила пренеприятнейшее известие: Алина на практике со студентами в подсобном хозяйстве сельхозинститута под Тарой.
Но и секунды не горевал от крушения надежд Виктор. Ринулся в речной порт. И вовремя: нужное судно стояло у причала. "Везет дуракам", - весело подумал Виктор.
Никогда Виктора в старинный городок Тару не заносила судьба, но восторгаться его красотами было недосуг. Чуть причалили, помчался на почту в поисках телефонной связи с подсобным хозяйством и Алиной.
Времена стояли легендарные - начало семидесятых двадцатого века. Связь в глубинке не поражала всеохватностью и мгновенным проникновением в медвежьи углы. Подсобное хозяйство занимало один из них. Но Виктор так горячо нырнул в окошечко почты, с такими глазами попросил "край надо дозвониться!", что телефонистка чутким на любовь женским сердцем решила соединить во что бы то ни стало. А было в какие непроходимые тупики уткнуться. Прямой линии с подсобным хозяйством не было. Она пролегала через колхозную контору. Где в воскресенье на личные телефонные нужды работать не желали. Отговаривались производственным совещанием руководителей. Но не на ту напали. Тарская телефонистка нашла железобетонные рычаги, и Виктор услышал дорогой голос:
– Ты где?
В таких случаях пишут: "горло пересохло", "сердце ухнуло". Виктор помнит - вдруг географию переврал на тысячу километров:
– В Туре!
– В Таре!
– уточнила телефонистка.
– В Таре! В Таре!
– поправился Виктор.
– Не может быть!
– выдохнула трубка.
Сбивчиво рассказала Алина, как добраться на попутках.
Щедро давая шоферам грузовых машин на бутылки, Виктор помчался на перекладных. Наконец шофер говорит: "Я сворачиваю, а ты иди по дороге в гору. Тут километра два".
Заспешил Виктор в указанном направлении. Сердце кровь девятым валом гонит, с частотой швейной машинки колотится. Сейчас, сейчас он увидит эти глаза, чуть выпуклые губы, щеки, подсвеченные румянцем.
А природа вокруг! Солнце час назад за полдень перевалило. Лето в самой поре. Все цветет, растет, соками переполняется. Дорога на подъем, и картина вдаль не передать! Поле огромных площадей, то ли овес, то ли пшеница, то ли рожь (не разбирался Виктор в зерновом вопросе) золотом до зеленой полосы леса колышется.