Клизмой по профессионализму (рассказы и повесть)
Шрифт:
– Ты че?! Я же пьяный! Пиво перед полетом не моги циркнуть, я стакан коньяка загрузил!
Но, заметьте, категоричная позиция, что самолет - не гужевой транспорт, потеряла строгие очертания. Авиационное сознание скользнуло в сторону от неукоснительных инструкций.
– Пошли к Димке, - пилот поднялся из-за коньячного стола.
Димка - коллега по крыльям и винтам - отнюдь не вдохновился идеей чартерного рейса в Омск.
"Он на авиазаводе начальником цеха работает, - убеждал выпивший летчик трезвого, - завтра министр приезжает, а он к любимой женщине ездил и опоздал на "Ракету".
Хитрый
– Ты в воздухе свяжешься!
– парировал довод нетрезвый коллега.
– И че я им буду бурагозить? Мужику запоносилось в Омск, я за бутылку везу. Меня в двадцать четыре секунды уволят, а на двадцать пятой посадят!
Прав был Димка. Самолет тарский не реактивный лайнер, а все одно - не колхозная сивка-бурка. И летный отряд - не артель по сбору березовых веников. Полувоенная организация с некоторым порядком.
Но и мужики не лыком инструкций шиты, берестой законов подпоясаны. Заряженные Виктором, нашли выход из авиатупика.
– Надо из него больного сделать!
– придумал наконьяченный Андрей.
– Вы что?
– заволновался Виктор.
– Мне завтра на оперативку.
– Не в плане членовредительства, - успокоил Андрей.
– Понял, - сказал Димка.
– С бумагой из больнички можно слетать.
Двинули втроем к медикам, и с порога дежурному фельдшеру на стол бутылку коньяка. Тот не стал кочевряжиться.
– Наливай, - махнул рукой.
После первой летчики принялись уговаривать медтарчанина в отношении справки.
На что белый рукав описал вторую призывную дугу...
Осадив и этот стакан, доктор бросил:
– Даже в бестолковых домах по три раза наливают!
А закрыв счет на "три", выдал смертельную бумагу, что Виктор - холерный больной, его следует срочно этапировать в областной центр, так как в Таре нет условий на сто процентов изолировать на корню страшные вирусы во избежании эпидемии.
До катастрофического ужаса сгустил краски.
Виктор был под коньяком, тем не менее предусмотрительно затемнил паспортные данные, назвался Телегиным в справке. Пообщавшись с летчиками, понял, затея пахнет не духами с одеколоном.
– Теперь можно лететь!
– сказал Димка, забирая оправдательный документ.
Самолет У-2 с четырьмя крыльями, на деле на мотоцикл смахивал. Кабина открытая. Плексигласовый козырек перед лицом пилота - вот и вся защита от встречного потока. И всего два места, одно за другим.
Больше, собственно, Виктору и не требовалось.
Летчик сел впереди, пассажир за его спиной угнездился.
Мотор взревел, Виктор повеселел, лучше плохо лететь, да вовремя успеть. Однако в воздухе радость поугасла: гоп с оперативкой праздновать рано. Светлый вечер прошел в уговорах. На момент взлета темень обволокла Омскую область. У такого воздушного судна, как У-2, навигационные приборы в голове пилота сосредоточены. По наземной местности прокладывает курс. Ночью лесные стежки-дорожки плохо видать. Точнее - хоть глаз коли. Это не Западная Европа, где населенных пунктов с лампочками как сельдей в бочке. Здесь темнота безлунная ориентиры одной краской заляпала. А у Димки филина в родстве не было. Поэтому зацепился за Иртыш. Тот поблескивал чернотой. Иногда пароходики внизу ползли. Жалко, тек не по прямолинейному маршруту, вилял как взбредет. Димка параллельно туда-сюда виражи закладывал, заодно пытаясь связаться с аэропортом назначения.
Наконец, Омск ответил. Неприветливо. Дескать, вы что там в Таре очумели от свежего воздуха? Ночь на дворе, ни живой души на аэродроме!
В Омске местные авиалинии тоже только в светлое время функционировали. Димка не сдается, требует зажечь посадочные огни во что бы то ни стало. "На борту инфекционный больной!" - врет и не морщится. Сам прет дальше согласно Иртышу. А тот выводит на море городских огней. Вон факелы нефтезавода, вон телевышка торчит. А вот и аэропорт местных авиалиний под крылом образовался. "Гоп" можно говорить, а Виктору не до "ура!". Суета наземная не понравилась: машины "скорой помощи", милиция с мигалками.
"Сейчас сграбастают, - тоскливо подумалось в небе, - упрячут в изолятор с решетками. Заставят сдавать мочу и кал по полной программе, а потом ждать взаперти результатов". Оперативка накрывалась медным тазиком.
Самолет приземлился, снизил скорость.
"Катапультируйся!" - приказал себе Виктор.
Не прощаясь с пилотом, выбрался на крыло, спрыгнул, распластался на бетонке, чтобы не долбануло хвостовым оперением. А когда самолет удалился, шмыгнул в кусты зеленого ограждения, росшие вдоль рулежки.
И затих. Сдержал сумасшедшее желание бежать подальше от анализов. "Надо переждать, чтоб не засекли".
К самолету устремились белые халаты с носилками, люди в погонах, аэродромные работники.
– Где пассажир?
– кричат.
Хотят поскорее изолировать заразу от города.
– Сзади!
– отвечает пилот.
– Где "сзади"?
Димка обернулся.
– Выпал!
– ужаснулся увиденному.
– Как это "выпал"? Это что мешок?
– Больной человек... Наверное, когда я над Иртышом крутил...
"Выпавший" под шумок разборок отполз в темноту, где удачно наткнулся на дорожку, которая вывела к дыре в заборе. Народную тропу для облегчения жизни натоптали аэродромные работники, дабы не делать здоровенного кругаля к проходной. Виктор нырнул в неофициальный выход...
Ровно в девять он как ни в чем не бывало сидел на директорской оперативке.
МЫШИНЫЕ ДОЙЧМАРКИ
Яша Шишкин жил в сильно северном районе, но не из тех был, кто на деревенской улице герой, чуть в город попал - тише воды, ниже любого газона. Яшу хоть в Кремль помести, хоть к американцам в Белый дом забрось - не забьется в дальний угол известку тылом обтирать. Через пять минут он как всю жизнь там обретался. Через десять - душа компании. Такой Яша экземпляр. Обожает быструю езду, чтобы спидометр дымился, хоть верхом на лошади, хоть на мотоцикле. В последнее время на машине. Возраст - сорок пять - требует соответствия. Еще Яша любит пареную калину.