Клуб Дюма, или Тень Ришелье
Шрифт:
– Кто-то решил сыграть со мной злую шутку, – произнес Корсо вслух, когда они находились на высоте девять тысяч метров над Бискайским заливом. Потом он искоса глянул на девушку, ожидая реакции, но реакции не последовало; соседка его даже не шевельнулась и продолжала размеренно и ровно дышать, то ли на самом деле заснув, то ли не расслышав реплики. Раздосадованный ее молчанием, он отдернул плечо, и голова спутницы на миг осталась без опоры. Затем девушка вздохнула и отыскала удобную позу, на сей раз она прислонила голову к иллюминатору.
– Конечно, с тобой играют злую шутку, – пробормотала она наконец сонно и презрительно, так и не разомкнув глаз. – Любой дурак уже давно догадался бы, что к чему.
– Что произошло с Фаргашем?
Она ответила не сразу. Краем глаза он увидел, как она заморгала, после
– Ты же сам знаешь. Он утонул.
– Кто это сделал?
Она медленно качнула головой – сначала в одну сторону, потом в другую. Ее левая рука, тонкая и смуглая, с короткими, без лака ногтями, медленно скользила по подлокотнику. Наконец рука замерла, точно пальцы наткнулись на незримое препятствие.
– Не важно.
Корсо скривился, казалось, он вот-вот расхохочется, но ему было не до смеха. Он лишь показал клык.
– А мне очень даже важно. Очень даже.
Девушка пожала плечами, что означало: нам с вами важными представляются совсем разные вещи.
Корсо настаивал:
– А какую роль во всей этой истории играешь ты?
– Я уже сказала – охраняю тебя.
Она повернулась к нему, и взгляд ее стал пронзительным, хотя всего секунду назад казался рассеянным. Она снова двинула руку по подлокотнику, словно пытаясь сократить расстояние, отделявшее ее от Корсо. И теперь рука была совсем близко, так что охотник за книгами невольно отпрянул, ощутив досаду и даже смущение. В душе его, там, где оставила свою мету Никон, зашевелились какие-то смутные, забытые и очень тревожные чувства. Начала вкрадчиво наплывать былая боль – ощущение пустоты; а все оттого, что в глазах девушки, немых и беспамятных, отражались старые призраки, воскресшие из небытия.
– На кого ты работаешь?
Ресницы опустились, точно закрылась страница в книге. И сразу ничего не осталось – только пустота. Девушка сердито наморщила нос:
– Как ты мне надоел, Корсо.
Она отвернулась к иллюминатору и уставилась наружу. Большое голубое пятно с вплетенными в него тончайшими белыми нитями упиралось вдалеке в охряную полосу. Уже показалась земля. Франция. Пункт назначения – Париж. Пункт назначения или следующая глава? Продолжение, обещанное в следующем номере. Поединок прерван, тайна не раскрыта – вот прием, обычный для романтического повествования с продолжением. Корсо подумал о вилле «Уединение», вспомнил фонтан, пруд, тело Фаргаша среди водорослей и осенних листьев. Его кинуло в жар, он вздрогнул. Сейчас он чувствовал себя – и с полным на то основанием – человеком, который вынужден спасаться бегством. Нелепость крылась в другом: он бежал не по собственной воле – его вынудили сделать это.
Корсо еще раз скользнул взглядом по девушке, прежде чем попытаться без лишних эмоций вглядеться в себя самого. А может, он бежал не от чего-то, а к чему-то? Или спасался от тайны, скрытой в его собственном багаже? «Анжуйское вино», «Девять врат», Ирэн Адлер. Стюардесса сказала что-то, проходя мимо, и улыбнулась дурацкой профессиональной улыбкой. Корсо, погруженный в свои мысли, посмотрел на нее пустым взором. Хорошо бы узнать наверняка: записан ли уже где-нибудь конец всей этой истории? Или Корсо самолично сочиняет ее по ходу дела – главу за главой?
В тот день они с девушкой не обменялись больше ни словом. В аэропорту Орли он сделал вид, что забыл о ее присутствии, хотя в длинных переходах не переставал слышать шаги за спиной. На паспортном контроле, показав свое удостоверение личности, он слегка повернул голову в надежде углядеть, каким документом пользуется она; но напрасно. Он только и успел заметить, что паспорт лежал в черной кожаной обложке и был, разумеется, европейским, потому что она проходила через пункт контроля, предусмотренный для граждан Сообщества. Они вышли на улицу, и, когда Корсо сел в такси и привычно назвал адрес – «Лувр Конкорд», девушка скользнула на сиденье рядом с ним. До самого отеля они ехали молча, машину она покинула первой, предоставив ему право расплатиться с таксистом. У того не было сдачи, и Корсо чуть задержался. Когда он наконец пересек вестибюль, она уже получила номер и удалялась следом за посыльным, который нес ее рюкзак. Заходя в лифт, она успела на прощание махнуть Корсо рукой.
– Лавка просто замечательная. Там написано:
Девушка жестом показала официанту, что заказывать ничего не будет, и слегка наклонилась к Корсо. Текучая прозрачность ее глаз совсем как зеркало повторяла уличные сцены, которые отражались еще и в витрине кафе.
– Почему бы нам не отправиться туда прямо сейчас?
Утром они встретились за завтраком. Корсо сидел у окна, выходившего на площадь Пале-Руаяль, и читал газеты. Она поздоровалась, расположилась рядом и принялась с аппетитом поглощать тосты и круассаны. Потом, не вытерев с верхней губы полоску кофе с молоком, уставилась на Корсо с видом беззаботного ребенка.
– Итак, с чего начнем?
Они сидели в двух кварталах от книжной лавки, которую девушка уже успела отыскать по собственному почину, пока Корсо приканчивал в кафе первую в этот день рюмку джина, первую, но, как он чувствовал, не последнюю.
– Так почему бы нам не отправиться туда прямо сейчас? – повторила она.
Корсо не ответил. Ночью ему приснился сон. Она, эта смуглолицая девушка, в вечерних сумерках вела его за руку через холодное пустынное поле, а на горизонте виднелись столбы дыма – то были вулканы перед извержением. Порой на пути им попадались солдаты с суровыми лицами – мертвые солдаты, – их оружие было покрыто слоем пыли, они смотрели молча, тускло и безразлично – как угрюмые троянцы в царстве Аида. От горизонта на поле надвигался мрак, дым делался все гуще, а непроницаемые, призрачные лица мертвых воинов словно предупреждали о чем-то. Корсо хотелось поскорее выбраться оттуда. Он тянул девушку за руку, чтобы она не отставала, но воздух становился все плотнее, все горячее, удушливее и темнее. И вдруг бег их превратился в падение – они все падали, падали и никак не могли достичь земли, будто это была замедленная съемка агонии. Темнота обжигала, как пламя в топке. Единственной связью с внешним миром оставалась рука Корсо, которая крепко держала руку девушки и все еще пыталась тянуть ее вперед. Последнее, что он почувствовал, – пожатие этой слабеющей, превращающейся в пепел руки. И тут же перед ним – в непроглядном мраке над пылающим полем и над его сознанием – возникли какие-то белесые пятна, похожие на мимолетные вспышки, и из них образовались фантастические очертания голого черепа.
Вспоминать сон было неприятно. Чтобы прочистить горло от пепла и стереть ужас с сетчатки глаз, Корсо допил джин. Потом повернулся к девушке. Она сидела и терпеливо, смиренно ждала, похожая на прилежную секретаршу, готовую тотчас выполнить любые распоряжения шефа. Неправдоподобно спокойная, как должное принявшая свою роль в этой истории. И поза ее выражала теперь обескураживающую и необъяснимую преданность.
Когда Корсо встал и закинул на плечо свою холщовую сумку, она тоже немедленно вскочила. Они неспешно спустились к Сене. Девушка шла по тротуару со стороны домов и время от времени останавливалась у витрин, если внимание ее привлекала какая-нибудь картина, или гравюра, или книга. Она на все таращила глаза с жадным любопытством, но в уголках ее губ застыло что-то печальное, а непроизвольная улыбка выглядела ностальгической. Казалось, в старинных вещах она искала свой собственный отпечаток; как будто в каком-то уголке памяти ее прошлое связывалось с прошлым этих малых числом обломков кораблекрушения, которые прибивало сюда течение после каждой неизбежной в Истории катастрофы.
Они увидели две книжные лавки – одну напротив другой, по обе стороны улицы. Лавка Ашиля Репленже была старинной, с деревянным фасадом и изысканной витриной под вывеской «Livres anciens, autographes et documents historiques». Корсо велел девушке дожидаться снаружи, и она безропотно подчинилась. Направляясь к дверям, он заметил ее отражение в витринном стекле – наполовину заслоненная его плечом, она стояла на противоположном тротуаре и пристально смотрела ему вслед.
Он толкнул дверь, зазвенел колокольчик. Дубовый стол, книги на стеллажах, папки с гравюрами и дюжина старых деревянных картотечных шкафов. На ящиках – латунные кружки с изящно выгравированными буквами, расположенными в алфавитном порядке. На стене в рамке – рукописный лист, под которым значилось: «Фрагмент «Тартюфа» Мольера». Рядом – три очень недурных гравюры: Виктор Гюго, Флобер, а посередине – Дюма.