Клуб холостяков
Шрифт:
Чарли покивал. Уже возвращалась Кэрол. На высоких каблуках она заметно выделялась из толпы, и он махнул ей, давая знать, что подойдет сам. Поблагодарил своих собеседников и откланялся. За последние два дня ему открылось о Кэрол столько нового, что он не знал, чему теперь верить.
– Прости, что бросила тебя с этой мерзкой женщиной. Я побоялась, если заговорю с ней, мы от нее вообще не отвяжемся. У тебя, наверное, кругом голова идет?
– Это точно, – согласился Чарли.
– Величайшая сплетница в Нью-Йорке, только и знает: кто на ком женился, кто чей внук, кто какое наследство отхватил, кто с кем развелся. Одному богу известно, откуда она все это берет. Терпеть
Чарли кивнул, и они вместе вернулись в зал. Почти сразу подняли занавес, и Чарли с каменным лицом стал смотреть дальше. Скрытый изъян Кэрол, как он на днях обнаружил, был не тот, что лежал на поверхности, и заключался не в том, что она из другой среды и других убеждений и чувствует себя неловко в его окружении. И даже не в том, что она мошенница, как он было решил. Ее роковой изъян, как оказалось, намного проще: она обыкновенная лгунья.
Когда спектакль закончился и опустился занавес, Кэрол с улыбкой повернулась к Чарли:
– Чудесный спектакль! Спасибо тебе, Чарли, я получила огромное удовольствие.
– Я рад, – коротко ответил он. Он хотел после театра вместе с Кэрол отправиться в ресторан, но передумал. Ему надо было ей многое сказать, но только не на публике. И он предложил поехать к нему. Кэрол улыбнулась и пообещала приготовить омлет. Чарли кивнул и всю обратную дорогу с трудом поддерживал ни к чему не обязывающую беседу. Кэрол никак не могла взять в толк, что на него нашло, но видно было, что он не в своей тарелке. И ей не придется долго ждать объяснений.
Чарли отпер дверь, зажег свет, прошел в гостиную. Кэрол последовала за ним. Чарли, едва сдерживая гнев, повернулся к ней.
– Ради чего ты все это время вешала мне лапшу на уши, твердила о неприязни к богатым, к светским тусовкам, к студенческим братствам и так далее? Зачем тебе понадобилось мне врать? Никакая ты не бедная девушка, вкалывающая в поте лица ради гарлемской бедноты! Ты из того же круга, что и я, прошла ту же школу. Делаешь точно то же, что и я, и по такой же причине, и ты сказочно богата, мисс Ван-Хорн! Так что будь любезна, перестань петь про то, как ты неуютно себя чувствуешь, имея дело с богатыми людьми!
– Что это на тебя нашло? И какое тебе дело до моего состояния? Это не твоя печаль. В том-то все и дело, Чарли, что я не хочу, чтобы мною восхищались, за мной ухаживали и уважали только за то, что у меня богатый дед. Я хочу, чтобы меня уважали за то, какая я есть. А с фамилией Ван-Хорн это решительно невозможно. Поэтому я ношу фамилию матери, что с того? Пожалуйста, можешь подать на меня в суд. Я не обязана никому давать никаких объяснений – и тебе в том числе. – Кэрол была взбешена не меньше его.
– Зачем ты мне врала? Я рассчитывал услышать от тебя правду. Как я могу тебе верить, если ты даже о происхождении своем все насочиняла? Почему ты мне не сказала, Кэрол?
– По той же причине, по какой ты не рассказывал про свою яхту. Потому что боялся меня спугнуть, шокировать, боялся, что я шарахнусь. Или думал, что я гоняюсь за твоими деньгами? Так знай, твои деньги меня не интересуют! У меня своих хватает. А все, что я говорила о том, как мне неуютно в твоем мире, – сущая правда. Я всю жизнь этот мир ненавидела, я в нем выросла, нахлебалась до тошноты. Весь этот апломб, китайские церемонии, ложь, притворство – не желаю в этом участвовать! Я люблю свое дело. Люблю детей. И больше мне от жизни пока ничего не нужно. Я не мечтаю ни о какой роскоши и развлечениях. Мне это не надо, я уже так жила и ненавидела это все. Четыре года назад все бросила и теперь чувствую себя намного счастливее. И в ту жизнь я больше не вернусь, ни ради тебя, ни ради кого-то еще! – Кэрол бушевала.
– Но ты родилась в той жизни! И ты – ее часть, даже если тебе этого не хочется. Зачем мне было унижаться и извиняться перед тобой? Хотя бы от этого меня избавила! Хотя бы сказала, кто ты есть, чтобы я не чувствовал себя богатым идиотом. Когда, интересно, ты собиралась мне сказать? Или никогда? Так бы и строила из себя простушку, а я бы ползал вокруг и извинялся за то, что я это я, за свои деньги, за привычный мне образ жизни? Теперь мне понятно, что ни в какой однокомнатной квартирке-студии ты не живешь, ведь так? Весь особняк твой, да? – Он жег ее взглядом. Она ему все наврала!
– Да, дом мой. Когда я открыла центр, хотела переехать в Гарлем, но отец не пустил. Заставил меня купить этот дом, а я не знала, как тебе это объяснить.
– Ну, слава богу, что в вашей семье есть разумный человек. Тебя бы в этом Гарлеме пристукнули в темном переулке в два счета. И сейчас могут. Ты же не Мать Тереза, опомнись, Кэрол! Ты наследница из богатой семьи, точно так же, как я, только я свое наследство получил в гораздо более юном возрасте. Теперь я сам – богатый человек. И знаешь, что я тебе скажу? Если кому-то это не нравится – это не моя проблема, потому что я такой, какой есть. Может быть, когда-то и ты перестанешь за это извиняться. А пока этого не случилось и ты не поняла, что нет ничего страшного в том, чтобы быть тем, кто ты есть, изволь не врать другим и не делать вид, что ты совсем не такая. Это было нечестно с твоей стороны, я чувствую себя круглым идиотом. Я на днях позвонил в ассоциацию выпускников Принстона и отчитал их за то, что они по ошибке не включили тебя в каталог выпускников. И мне сказали, что такой студентки у них никогда не было – я же, как ты понимаешь, считал, что твоя фамилия – Паркер. Тогда я решил, что ты обыкновенная мошенница. А оказалось, ты обыкновенная лгунья! Когда между мужчиной и женщиной завязываются отношения, у них есть обязательство друг перед другом – быть честными, невзирая ни на что. Да, у меня есть яхта. Да, у меня много денег. И у тебя тоже. Да, ты – Ван-Хорн. И что с того? Но после того как ты меня обманула, как я могу тебе верить? Я потерял к тебе доверие, и если честно, то и желание быть с тобой вместе. Боюсь, Кэрол, пока ты не поймешь, кто ты есть и кем хочешь быть в конечном итоге, нам друг другу сказать нечего.
Чарли был так потрясен, что его била дрожь. Кэрол тоже дрожала. Ей было обидно, что правда выплыла в такой форме, но в каком-то смысле это было облегчением. Она ненавидела себя, когда обманывала его. Одно дело – не признаваться в своем происхождении коллегам в центре, и совсем другое – врать Чарли.
– Чарли, я просто хотела нравиться тебе не потому, что у меня такая фамилия, а потому, что я такая, какая есть.
– Что же ты думала? Что мне нужны твои деньги? Это смешно, ты сама это понимаешь. Ты все наши отношения превратила в фарс, а твое вранье означает, что ты меня ни в грош не ставишь!
– Я соврала только насчет фамилии и своего происхождения. Это не самое главное. Я – это я. И прости меня, пожалуйста. Ты прав, не надо мне было этого делать. Но я сделала. Наверное, больше из страха. А поскольку ты знал меня под именем Кэрол Паркер, трудно было объяснить, кто я на самом деле. Господи, ну я же никого не убила! И твоих денег не украла.
– Ты украла мою веру, а это гораздо хуже.
– Чарли, прости! По-моему, я тебя полюбила. – При этих словах по щекам Кэрол покатились слезы. Она считала, что сама все разрушила, и горько раскаивалась.