Клуб избранных
Шрифт:
У него было много имён. В детстве мать звала его Геной, так как в Советской России не приветствовались иностранные имена, и мама боялась навредить будущей карьере сына. В пору бурной молодости за любовь к немецким предкам и чисто немецкую педантичность коллеги по криминалу называли его Гансом. Позже, когда он увлёкся коллекционированием антиквариата, недоброжелатели прозвали его Эстетом, а когда он «подмял» под себя половину Питера, включая порт, клички отпали сами собой, и теперь все, даже враги, его называли только по имени и отчеству, а за глаза по фамилии – Кох.
После того, как им была выиграна битва за питерский порт, он создал ЗАО «Петропорт». На первом же собрании акционеров Кох был единогласно избран председателем совета директоров, после чего переехал в просторный, со вкусом обставленный кабинет на шестом этаже. Ремонт кабинета он сделал заранее, так как был уверен в успехе рискованного предприятия. Он редко проигрывал, потому что всегда точно просчитывал каждый свой ход и ответные действия противников.
Порт был ключевой, стратегической точкой в экономике города, поэтому достался ему тяжело. Кох не был сторонником криминальных разборок, но если его втягивали в драку, то действовал жёстко, без угрызений совести и прочей, как он выражался «достоевщины». Его бойцы без жалости, методично отстреливали конкурентов на площадях и улицах родного города, чем окончательно закрепили за Питером славу криминальной столицы. Кох не хотел делиться ни с кем, поэтому противопоставил себя всему криминальному сообществу города на Неве, и вёл войну на несколько «фронтов» одновременно.
Как-то в Смольном, куда Генрих Вольфович частенько заходил для «согласования» различных вопросов, его пригласил к себе в кабинет заместитель губернатора, в веденьи которого была вся городская собственность.
Кох надолго запомнил этот разговор. Тихим, но властным голосом заместитель потребовал от него прекратить попытки силового захвата городской собственности. С точки зрения юриспруденции Кох был чист, и привлечь к уголовной ответственности его было нельзя. Заместитель об этом знал, но, в отличие от других «отцов города», не стал закрывать глаза на кровавый «беспредел», учинённый в городе Кохом.
– Мне плевать на Вашу депутатскую неприкосновенность! Если надо, я найду возможность привлечь вас к ответственности, – заявил в конце разговора заместитель губернатора. Они стояли друг против друга: два достойных противника, и не было в мире силы, способной примерить этих мужчин.
У каждого из них была своя правда, своя жизненная философия, за которую они были готовы бороться до конца.
Заместитель губернатора после памятного разговора прожил всего неделю и скоропостижно скончался. Виной всему была автоматная очередь неизвестного киллера, которую последний выпустил по служебной машине заместителя, ехавшего утром на работу в Смольный.
В знак уважения к поверженному противнику Кох положил на его могилу букет кроваво-красных роз, перевязанных траурной лентой. Никакого кощунства в своих действиях Кох не видел. По его понятиям, именно так поступали мушкетёры короля, салютуя окровавленной шпагой поверженным гвардейцам кардинала.
Через месяц на благотворительном банкете в пользу больных лейкемией, новый заместитель губернатора с бокалом в руке подошёл к Коху и, улыбнувшись, тихонько произнёс:
– Ну что, Вы, батенька устроили в городе? Мы ведь не Чикаго. Петербург, знаете ли, всегда был культурной столицей. Милосерднее быть надо, милосерднее!
– Милосердие – поповское слово! – с удовольствием процитировал Кох сыщика из популярного кинофильма. – А я попам не верю, – после короткой паузы добавил он и пристально посмотрел чиновнику в глаза. Заместитель стушевался и под благовидным предлогом отошёл в другой конец зала. Сам Кох верил только в холодный расчёт, всепобеждающую силу денег и безотказный «Вальтер», который не раз выручал его в трудных ситуациях.
В кабинет тихо вошла секретарь и поставила на стол чашечку чёрного кофе и маленький изящный бокал с капелькой бренди на донышке. Вкусы и пристрастия шефа она знала наизусть.
Кох выпил бренди и с удовольствием почувствовал, как напиток живительной влагой разливается по всему телу, после чего сделал маленький глоток кофе.
В этот момент на блёклый северный небосклон из-за туч выкатилось солнце, и мир сразу заиграл весёлыми разноцветными красками. Солнечный лучик, упав на полированную столешницу огромного письменного стола, осторожно коснулся левой руки хозяина кабинета. Кох пошевелил пальцами, и чёрный бриллиант, оправленный в золотой перстень старинной работы, полыхнул неземными красками. Этот перстень Кох всегда носил на безымянном пальце левой руки и никогда не снимал. Начиная с восемнадцатого века перстень передавался по наследству от отца к сыну, и, по преданию, служил оберегом для мужчин династии Кох. Генрих Вольфович в сказки не верил, но пару лет назад попал в переплёт, после которого уверовал в мистические свойства перстня.
Коха всегда пытались устранить. Это стало привычным ритуалом. Примерно раз в год кто-то из заклятых друзей заказывал Генриха Вольфовича и терпеливо ждал его безвременной кончины. Оставшись в живых после очередного неудавшегося покушения, Кох делал ответный ход, и заказчик умирал. В тот раз конкуренты почти его достали, спасла случайность.
В тот достопамятный день Кох приехал в один из обширных парков в Парголово, и, сидя в бронированном «Мерседесе», ждал, когда подъедет нужный человек. Джип с охраной где-то застрял. По инструкции его следовало подождать, но Генрих Вольфович торопился, и приказал водителю ехать к месту назначенной встречи. В салоне работал кондиционер, но Кох решил подышать чистым воздухом и приоткрыл дверцу автомобиля. В этот момент перстень неожиданным образом соскочил с пальца и упал в траву. Генрих Вольфович удивился, так как снять перстень с пальца было очень трудно. Нагнувшись, он пошарил в траве, нашёл перстень и как только надел на безымянный палец, в кустах раздался сильный хлопок. Оставляя за собой дымный след, граната устремилась к капоту «Мерседеса». Это была «Муха» – одноразовый гранатомёт, способный поразить современный тяжёлый танк. Раздался сильный взрыв.
Благодаря тому, что задняя дверца автомобиля была открыта, Коха не размазало избыточным давлением по стенкам салона, а выбросило из автомобиля. Оглушённый и обгоревший, он лежал на траве, когда к нему подошёл человек в маске. Незнакомец придирчиво оглядел лежащего на траве Коха и, нагнувшись, попытался стянуть с пальца перстень, но палец распух, и перстень не снимался. Мародёр ругнулся матом, и, намереваясь отрезать палец, вытащил из висящих на поясе ножен блеснувший на солнце клинок. Дальше начались чудеса: неожиданно убийца выронил нож, схватился за сердце, и, захрипев, повалился рядом с Кохом в траву.
Когда подъехал джип с охраной, киллер был мёртв. Сердечный приступ настиг его в самый неподходящий момент. В ближайших кустах нашли несколько окурков и пустую трубу от гранатомёта.
Заказчика установили и нашли через три дня. Он тоже скоропостижно умер от проблем с сердцем. Пуля, выпущенная снайпером из старой, но проверенной СВД [41] , разорвала его чёрное сердце в клочья.
Залечив наскоро ожоги и контузию, Кох выписался из больницы и первым делом приехал на Староневский проспект, где располагался старинный двухэтажный особняк его предков. В годы диктатуры пролетариата кухаркины дети с революционным задором в сердце и маузером в руках уплотнили хозяев дома, оставив им одну комнату. Туалет, кухня, и ванная комната с бронзовыми водопроводными кранами в виде львиных голов, стали общими. После благополучно почившей в бозе перестройки, Генрих Вольфович выкупил весь особняк целиком и сделал ремонт, вернее, не ремонт – реставрацию дома. Когда Кох впервые зашёл в обновлённый особняк, больше всего его поразила ванная комната, где знакомые с детства львиные головы весело приветствовали его начищенной до блеска бронзой.
41
СВД (сокр.) – снайперская винтовка Драгунова.