Клуб избранных
Шрифт:
– Аккуратней! – недовольно пробурчал Карась, почувствовав, что автомобиль вильнул в сторону. – Машина новая, японская, больших денег стоит. Ну, так как работа?
– Нормальная работа: здоровьем я не обижен, зарплата хорошая, так что работать можно, – спокойно ответил Алексей, не отрывая взгляда от проезжей части.
– И долго ты так работать собираешься?
– А что, есть другие варианты? Если есть, я готов их рассмотреть.
– Варианты есть. Ты сам-то чего бы хотел?
– Если доверишь руль, буду хлысты вывозить.
– Руль! У тебя ведь прав нет!
– А кому в тайге права нужны? Машину я знаю, опыт есть. Я в зоне последние два года и автослесарем был, и шофёрить доводилось.
Карась хмыкнул и промолчал. До Разгуляевки ехали молча.
– Приехали! – произнёс Цыганков, когда автомобиль остановилась возле особняка, но Карась выходить из машины не торопился.
– Видишь дом, Алексей? – спросил Карась, кивнув на свой особняк.
– Вижу. – ответил Цыганков, пытаясь угадать, к чему клонит собеседник.
– Это дом моего прадеда. Раньше в нём кабак был, а теперь офис моей фирмы. Через этот офис я миллионные сделки пропускаю, а мог бы, как предок мой, стоять за кабацкой стойкой и торговать «палёной» водкой. Мог бы, но не стал. Я к чему разговор веду: в каждом деле должен быть прогресс, должна быть положительная динамика. Вот ты у меня почти год работаешь, а динамики никакой нет. Неужели тебе нравится, как на зоне, топориком махать?
– Жора, скажи прямо, чего ты от меня хочешь?
– Я хочу предложить тебе чистую, хорошо оплачиваемую работу
– Хорошо оплачиваемую? И сколько же по УК за такую работу дают? Нет, Жора, я в твои игры больше не играю, уж лучше топориком махать буду.
– Как знаешь, хозяин – барин! Но если что-то вдруг случится… обращайся. Моё предложение остаётся в силе.
– Спасибо, Георгий, но лучше на меня не рассчитывай! Да, кстати, люди говорят, что постоялый двор, что предок твой держал, «Волчьей ямой» называли.
– Ты это к чему сказал? – насупился Карась.
– Не знаю. Так просто, к слову пришлось. – ответил Цыганков и вылез из машины.
Карась как в воду глядел: неприятности у Цыганкова начались вдруг, на следующий день. Алексей по зоновской привычке, не мог простить Козаченко публичного оскорбления, поэтому на первом же перекуре подошёл к обидчику.
– Отойдём в сторону, побазарить надо! – решительно произнёс Цыганков и, не оборачиваясь, пошёл вглубь просеки. Козаченко затушил носком сапога окурок, презрительно плюнул через губу и пошёл следом. Дубль и остальные сучкорубы это видели, но никто вмешиваться не собирался.
– Ты за «базар» отвечаешь? – спросил Алексей, остановившись на полянке среди свежеспиленных пеньков.
– Я за свой «базар» всегда ответ держу! – нагло ответил Козаченко.
– Тогда отвечай, почему меня вчера холуём назвал?
– А как тебя называть, если ты начальству задницу прилюдно лижешь?
– Я в холуях никогда не был, а с Карасём мы выросли вместе: в одной речке купались, в одну школу ходили.
– Ты уже тогда перед ним «шестерил» [46] ?
46
Шестерить (угол. жаргон) – унижаться, прислуживать.
Этого было достаточно, чтобы начать мордобой. Цыганков сделал ложный замах левой рукой. Козаченко ожидал нападения, так как сознательно шёл на обострение конфликта, поэтому резко вскинул согнутую в локте правую руку, чтобы отразить удар. Однако удар Лёшка нанёс ему не рукой, а носком кирзового сапога по коленной чашечке. От боли Козаченко опустил руки и непроизвольно нагнулся всем корпусом вперёд. Цыганков мгновенно обхватил его голову двумя руками, резко нагнул тело своего врага вниз и нанёс ему сильный удар коленом в лицо. Послышался противный хруст и Козаченко с окровавленным лицом повалился на землю.
Неизвестно, кого из них в этот день судьба хотела наказать больше, но Козаченко при падении ударился левым виском о край пенька и обильно окропил свежий спил кровью.
– Кажись, не дышит, – озабоченно произнёс незаметно подошедший сзади бригадир. – Да, парень, вляпался ты в дерьмо по самое некуда! Теперь у тебя два пути: или в «ментовку» с повинной, или в бега подаваться. Решай сам, но чтобы твоего духа в бригаде через пять минут не было. Я не мент и тебя вязать не собираюсь, но и «мокрушникам» в моей бригаде не место.
– Спасибо Дубль! Я всё понял, – тихо произнёс бывший вольный, а ныне подозреваемый в убийстве гражданин Цыганков и решительно зашагал по разбитой просёлочной дороге в сторону Разгуляевки.
До офиса он добрался во второй половине дня. Попутные машины объезжали его стороной: бывшие коллеги не хотели иметь ничего общего с убийцей. В кабинет Карася он вошёл без стука.
– Я уже всё знаю! – произнёс Жорка, оторвавшись от лежавших на столе бумаг. – Сейчас сюда приедет наряд милиции. За непреднамеренное убийство тебе светит лет десять, не меньше. Ты ведь теперь рецидивист! Да что я тебе объясняю! Ты ведь и сам не хуже меня знаешь.
– Твоё предложение в силе? – хрипло спросил рецидивист Цыганков.
– Я от своих слов не отказываюсь, только вчера ты был законопослушный гражданин, а сегодня ты беглый убивец, а это, как сам понимаешь, совсем другой коленкор.
– Хватит пугать! Мне назад хода нет, так что считай, я на твою «чистую» работу подписался.
Жорка прищурил глаза, помолчал, потом решительно достал из кармана связку ключей и бросил через стол Цыганкову.
– Возьмёшь мой джип, поедешь в областной центр. Запоминай адрес: улица Молодёжная двенадцать, квартира четыре. Квартира на первом этаже, в случае чего можно уйти через окно, но это вряд ли понадобится. Хата «чистая», для себя берег, на всякий случай, так что о ней никто не знает. Пару дней отлежись, жратва и выпивка в холодильнике. Верхний свет не включай и из квартиры ни ногой. Когда всё утихнет, я к тебе сам приеду. Всё, бывай здоров! Да, чуть не забыл: не взыщи, но я вынужден буду заявить об угоне своей тачки. Так что ты её отгони на край посёлка и там брось. Сам понимаешь, мне тоже «отмазка» [47] нужна!
47
Отмазка (угол. жаргон) – оправдание, правдоподобное объяснение.