Клуб любителей фантастики, 2005
Шрифт:
За дверью была ночь. Не та сумеречная, душная и пыльная, какая царила в пещерах, а настоящая летняя ночь, с луной и звездами. Перед Дебби расстилался широкий луг, вдалеке темнел лес, а за лесом… За лесом искрилось что-то золотисто-сказочное… Дебби улыбнулся, и они всей семьей выбрались на луг. Дверь позади захлопнулась, оставив от себя лишь неясный силуэт. Шахтер закрыл глаза и вдохнул полную грудь свежего дурманящего воздуха. Потом выдохнул и, раскрыв глаза, глянул на горизонт. Ночь умирала, и было видно, что из-за леса скоро появится что-то маняще светлое. Рассвет… Тот самый, о
— Смотрите! — произнес он тихо, указав на горизонт. — Он появится там. И будет целых полчаса! Смотрите. За всё заплачено… За всё! Смотрите! Смотрите…
Рисунки Виктора ДУНЬКО
ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 8 2005
Руслан Омар
ПОД УГЛОМ
Сначала он не понял, что это протяжно ноет, утопая в подушке с несвежей наволочкой. Ему казалось, что это какой-то смертельно раненый, испускающий дух зверь. Он успел даже поразиться тому, как это существо попало сюда. И только потом с испугом осознал, что это его голова. Тогда он прекратил судорожные движения и замер в каменном ложе сбившейся подушки, охраняя голову отболи. Затем с надеждой в осипшем голосе сообщил миру вокруг:
— Вчера…
— Да, — сразу откликнулся кто-то справа от него, — так и есть.
«Спасение! — ожила в нем свежая мысль. — Я не один!»
— Плохо, — пожаловался он кому-то. — Помощь.
Он говорил, делая долгие паузы между словами, чтобы его невидимый друг мог разобраться, что к чему, и спасти его. Однако друг только засмеялся. В нем начал медленно нарастать гнев, но этот гнев он подавил у горла, когда тот готов был уже вырваться наружу и заставить спазматически двигаться голову, причиняя страдание. Затем осторожно открыл правый глаз, чтобы увидеть насмешника.
Это была молодая голая женщина. Она сидела на желтых простынях, поджав ноги под себя и поглаживая плоский живот рукой. Он вспомнил, что в другое время в нем должно было проснуться вожделение, но это воспоминание мелькнуло и погасло, точно искра, освобождая место для нового потока стонов:
— Помощь… Мне… Дай…
— Что тебе дать, алкоголик? — спросила женщина, продолжая гладить себя.
Он приказал себе думать. Он удерживал на поверхности сознания некое сложное, большей частью образное, понятие изо всех сил, чтобы перевести его в слова. Потом он нашел эти слова и просипел:
— Анальгин. Аспирин. Дай. Вода.
Тогда она вывернула из-под себя длинные ноги, спустила их вниз и проехала гладким задом по мятой простыне. Снизу раздался влажный двойной шлепок когда ее ступни коснулись пола. Этот свежий звук подсказал ему, что ее ступни холодные и шершавые. Очень холодные, такие холодные, что ему захотелось, чтобы они встали ему на лоб, чуть придавив глаза, а не на мертвый линолеум или паркет. Женщина поднялась и в два шага скрылась из поля зрения. До него донеслись шаги, стук открывающегося ящика и шорох.
«Она ищет лекарство, — подумал он. — Она сейчас пойдет и принесет мне стакан холодной свежей воды. Но ведь мне придется привстать…»
Он знал, однако, что не сможет. Поэтому просто открыл рот и высунул язык в красноречивом отчаянии. Слов у него больше не было.
Когда она вернулась и увидела этот открытый рот. то только вздохнула. Она вложила в него таблетку, как дают кусочек сахару дрессированным животным и осторожно полила воду.
Язык скрылся во рту и судорожно принялся проталкивать внутрь лекарство.
Когда он проснулся вторично, ни боли, ни женщины уже не было. Был вечер, открытое окно в комнате и занавески, которые чуть двигал сквозняк. От заоконной прохлады ему становилось зябко. Все тело заполняли отупение и слабость, которую, тем не менее, уже можно было преодолеть.
Ему вспомнилось, как он мучительно, до дрожи, слабел в детстве, когда отступала простуда, выравнивалась температура, но все еще надо было лежать в постели. Теперь он легко, на ногах, переносил простуду, но зато этот симптом стал сопровождать похмелье, словно просто сдвинулась отметка на возрастной шкале.
Медленно он сел на кровати, окинул взглядом комнату и сообразил, что находится в студенческом общежитии. На полу он обнаружил кинутые как попало туфли и носки, чуть дальше — со спинки стула криво свешивались брюки. Где находится пиджак, он не знал, а рубашка, как выяснилось, была на нем. Тогда, решив, что первой рекогносцировки достаточно, он вытянул ногу и подцепил нужный носок большим пальцем. Нагнуться за ним он не смог себя заставить, поскольку чувствовал, что следом и сам грузно свалится на пол, поэтому зажал носок между пальцами и поднял ногу, устроив пятку на колене, а затем принялся его натягивать. Когда он покончил с носками, то встал, покачиваясь, сделал несколько шагов к стулу и сдернул с него брюки. Садиться вновь не хотелось…
В этой комнате не было душа или уборной. Имелась только раковина, укрепленная у самой двери под зеркалом, и она навела его на мысль, что хорошо бы умыться.
Он добрел до зеркала, уперся обеими руками в край раковины, ничуть не заботясь, что она может сорваться под его весом, и поднял голову, рассматривая себя. Никаких очевидных следов вчерашнего. Только нехорошая бледность и растрепанная прическа. Да затравленный взгляд. Он похвалил себя, слегка кивнув отражению: «Ты молодец…». Потом пустил воду; морщась от омерзения, втиснул голову под струю и стоял так долго, неподвижно…