Клуб любителей фантастики 21
Шрифт:
— Знаешь, а ведь могло быть хуже, — попытался я себя приободрить. И тут же мрачно возразил: — Куда уж хуже!
Мой живот заурчал, требуя еды и питья, и мне стало совсем грустно.
— Плакса! — обругал я себя. — Вспомни, что ты уже перенёс. Не горюй. Пока у тебя отобрали только кинжал, зато остались деньги, «ксива» и…
«… И отмычка», — добавил я мысленно. Присутствие этого маленького инструмента согревало душу. Появилась надежда на побег.
— Есть хочу! — завопил молодой человек в соседней камере и принялся трясти решётчатую дверь.
— Дайте пожрать. Мы ведь не преступники! — подхватил другой.
— Мне мамочка всегда подавала завтрак в постель… — Последняя фраза не вызвала у меня сочувствия, но идея насчет завтрака пришлась по сердцу. Я тоже заорал что было сил.
— Ладно, ладно, заткнитесь, — раздался грубый голос. — Жратву уже несут, хотя будь моя воля — я бы вам показал, как уклоняться от призыва!
— Кагал на твою голову, сержант. Что-то я не замечал в армии твоей толстой задницы. — Я отыскал взглядом того, кто это произнёс. Парень держался чуть смелей, чем остальные нытики.
Ждать пришлось недолго, хотя вряд ли стоило это делать. Обычный суп с лапшой и сладкой красной фасолью — не самое подходящее блюди для завтрака, на мой взгляд. «Любопытно, — подумал я, — что нам предложат на ужин?»
Времени для раздумий на подобные темы была бездна. После кормежки никто в нашем зверинце больше не появлялся. Глядя в потрескавшийся потолок, я помаленьку пришёл к выводу, что моя злая фортуна на самом деле не так уж зла. Ведь я — живой и здоровый — попал-таки на Невенкебла! Впереди — многообещающая карьера. Осмотрюсь хорошенько, узнаю, кто тут чем дышит, — глядишь и найду дорожку к генералу Зеннору, или как его там. Ведь он — в армии, и я скоро там окажусь, выходит, это удача, что меня загребли. К тому же у меня есть отмычка. Когда придёт время, возьму и исчезну. Да и не гак плохо в армии, в конце концов. Ведь и был солдатом на Спайовенте, не впервой.
До чего же здорово мы умеем пудрить себе мозги!
В середине дня, когда мои товарищи по несчастью снова проголодались и подняли галдёж, залязгали и отворились двери. Вопли утихли; нас дюжину унылых парней примерно одного возраста, сковали сначала попарно, рука к руке, а потом длинной цепью вместе. Впереди ждала неизвестность.
Оступаясь, натыкаясь друг на друга и переругиваясь, мы вышли па тюремный двор и забрались в оборудованный решётками кузов грузовика. Машина сразу выкатила на людную городскую улицу. Я заметил, что одежда прохожих не такая, как на материке, автомобили — необычной формы, но с первого взгляда стало ясно, что технический прогресс шагнул здесь довольно далеко.
Так и есть: островитяне сознательно отрезали себя от мира. Разумно, хоть и эгоистично.
Закоренелым преступникам вроде нас даже скамеек в кузове не полагалось. Мы стояли, вцепившись в прутья решеток, и на поворотах валились друг на дружку.
Худощавый темноволосый парень, прикованный к моему запястью, тяжко вздохнул и спросил:
— Давно ты в бегах?
— Всю жизнь.
— Ха, смешно. А я — полгода. Шесть коротеньких месяцочков. Ну, теперь — конец.
— Так-таки и конец? Мы же не помирать, а служить идем.
— Какая разница? У меня брата в прошлом году забрали, так он ухитрился переправить нам письмо. Потому-то я и спрятался… Он такое пишет…
Зрачки моего собеседника расширились, он содрогнулся. Туч машина остановилась, и нам велели вылезать.
Картина, открывшаяся моим глазам, пришлась бы по вкусу самому извращенному садисту. Площадь перед высоким зданием забита самыми разнообразными транспортными средствами. Из них сотнями, а может, и тысячами, выбираются юные рекруты с одинаковой обреченностью на лицах. В наручниках только наша маленькая группа — всех остальных привели сюда жёлтые мобилизационные предписания. Некоторые из парней отпускали шуточки насчёт нас, закованных, но наша дружная ругань заставляла их прикусить языки. Ведь мы, что ни говори, пытались — пусть неудачно — избежать насильственного призыва. Впрочем, армейскому начальству определенно было наплевать, каким путем добыта очередная порция пушечного мяса. Как только мы вошли в здание, нас освободили от оков и затолкали в толпу. Нас поглотила безликая военная машина.
Мы встали в конец длинной очереди, к одному из столов, за которыми сидели седовласые толстушки, годившиеся нам в бабушки. Толстушки все как одна носили очки, поверх которых глядели на нас, стуча на пишущих машинках. Наконец подошла моя очередь, и меня одарили улыбкой.
— Документы, молодой человек.
Я протянул «ксиву». Женщина сверила дату и имя с множеством анкет. Я заметил провод, идущий от машинки к центральному компьютеру. К счастью компьютер не нашёл противоречий.
— Возьмите, — улыбнулась старушка, протягивая мне пухлую папку с бланками. — Поднимитесь на четырнадцатый этаж. Успешной вам службы.
Поблагодарив её, я направился к выходу и наткнулся на плотную стенку из неулыбчивых военных полицейских.
— Мне на четырнадцатый этаж, — деловито сообщил я ближайшему из них. Поигрывая дубинкой, он указал глазами на лифт.
Кабина лифта была огромна, но и нас набилось в неё человек сорок. В жуткой тесноте мы поднялись на четырнадцатый этаж. Как только раздвинулись створки кабины, мы увидели здоровяка в военной форме с невероятным количеством шевронов, бляшек и медалей.
— Выходи! — оглушительно загремел он. — Выходи! Чего рты раззявили, остолопы? Направо — стойка, каждый хватает прозрачный пакет и коробку. Потом — в дальний конец комнаты, там — РАЗДЕТЬСЯ! Снять всю одежду. ВСЮ ОДЕЖДУ, ЯСНО? Личные вещи в полиэтиленовый мешок! Одежду — в коробку, на коробке написать домашний адрес. Уволитесь в запас — получите обратно свои шмотки, если доживёте. ШЕВЕЛИТЕСЬ!
Мы зашевелились. Правда, вяло, без энтузиазма. Должно быть, на острове запрещалось раздеваться донага в общественных местах — парни прикрывались ладошками, жались к стенкам. Я оказался один в центре комнаты, и на меня с кривой ухмылкой пялился монстр в шевронах. К стойке, где принимали одежду, я подошёл первым. Скучающий солдат взял у меня коробку, быстро проштамповал её, грохнул об стойку и показал на толстые авторучки, свисавшие с потолка на эластичных шнурах.
— Имя, адрес, индекс, фамилии близких родственников.
Выпустив в меня обойму слов, он отвернулся и взял другую коробку. Я нацарапал на картоне адрес полицейского участка, где меня держали под замком. Как только я выпустил из пальцев авторучку, в поверхности стойки образовалось отверстие, и туда бесшумно провалилась посылка Неплохо придумано. С полиэтиленовым мешком в левой руке и папкой в правой я затесался в кучу дрожащих, бледных призывников; повесив носы, они ждали дальнейших распоряжений сержанта. Голые, они казались все на одно лицо.
— А теперь на восемнадцатый этаж! — громыхнул сержант.