Клуб любителей фантастики 21
Шрифт:
Я побрел вслед за ними и вскоре оказался под яркими фонарями, возле колючей проводки, окружающей зеленый парк. Раньше он был излюбленным местом отдыха горожан, а теперь на вытоптанной траве стояли серые армейские палатки. Солдат удобствами не баловали, но офицеры жили в сравнительно комфортабельных сборных бараках.
Чтобы приблизиться к воротам, где военные полицейские проверяли увольнительные у понурых рядовых, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю. И хотя рассудок убеждал меня, что никто не ждет в лагере чужого, все животные инстинкты верещали от ужаса.
Разумеется, все прошло без сучка без задоринки. Крошечные глазки полицейского вытаращились из-под кустистых бровей на увольнительную, а затем волосатая лапа махнула: проходи, мол. Направляясь к палаткам, я позвенел в кармане мелочью, забытой на радостях прежним владельцем мундира. Этих монеток как раз должно было хватить на кружку разбавленного пива в солдатской пивной. Как говорится, лучше что-то чем ничего.
Найти пивную было проще простого — из нее доносилась музыка, на поминающая работу камнедробилки.
Вскоре я вошел в провисшую палатку, тускло освещенную лампочками, предназначенными, видимо, только для того, чтобы приманивать летающих насекомых. За грязными деревянными столами на скамьях сколоченных из неструганных досок, сидели рядовые и потягивали дрянное теплое пиво. Я взял кружку и приблизился к одной из компаний.
— Для меня найдется местечко?
— Найдется. В кагале.
— Большое спасибо. Ты всех посылаешь в кагал?
— Каждого кагала.
— Совсем как горожане.
Эта реплика вызвала интерес. Здоровяк, с которым я беседовал, сфокусировал на меня мутные глаза. Остальные тоже обернулись и навострили уши.
— Ты что, тоже из увольнения? А нас завтра отпустят. Ну, как там, расскажи.
— Паршиво там. В пивнушках не обслуживают. А хватаешь кружку — закрывают заведение и расходятся по домам.
— Это мы уже слышали. Но тут ничего не поделаешь.
— Ну, почему же? Можно снять форму, уехать куда-нибудь подальше, ну и жить там в свое удовольствие. Вкусно есть, сладко пить, целовать девушек.
Теперь на меня смотрели по-другому. Глазищи — что пушечные жерла: казалось, вот-вот грянет залп. Над столом повисла мертвая тишина.
— Что ты сказал? — наконец шепотом спросил здоровяк.
— Что слышал. Идешь в ресторан, садишься за столик, никого не задираешь. Если тебя спрашивают: «Вы любите свежий воздух?» — отвечаешь: «Да, люблю». И все. Тебе дадут штатскую одежду и билет на поезд. Садишься в вагон и ту-ту, на другой конец страны. Туда, где тебя вовек не найдут.
— А ты не заливаешь?
— А зачем? Да вы и сами можете убедиться. Кто мешает? Что бы с вами ни случилось — хуже, чем в армии, не будет. — Этот железный довод подействовал не только на здоровяка.
— А ты-то почему вернулся?
— Хороший вопрос, — я сунул ему под нос увольнительную. — Видишь? Действительна до полуночи. Я вернулся за письмами от мамочки. Ну, до встречи в раю — если захочешь туда попасть.
Я вышел из пивной и направился в сортир, где играла в орлянку другая компания. Поймав подброшенную кем-то монету, я воспользовался этим как поводом, чтобы завести беседу, уронил семена в благодатную почву и удалился, не сомневаясь, что «сортирный телеграф» не подведет. Зная эту публику, я был уверен, что завтра никто не вернется из увольнения. Любопытно, как это воспримет генерал Зеннор?
Прежде всего, решил я, надо вырасти в чине. Прозябать в рядовых — нет уж, увольте. Я уже побывал офицером, и ни на что другое не согласен.
С этими мыслями я направился прямо в гнездышко этих распрекрасных птичек — офицерский клуб. Найти его было не труднее, чем пивную, благодаря пьяным, которые тащились в противоположном направлении. Армия есть армия: чем выше твой ранг, тем крепче выпивка Миновав двух майоров, цепляющихся друг за друга, полковника, блюющего на живую изгородь, и неподвижно лежащего в канаве капитана, я увидел впереди клуб. И спрятался в кустах, чтобы понаблюдать за входом.
Из клуба то и дело выходили подгулявшие офицеры. У меня сложилось впечатление, что командный состав армии завоевателей пьян поголовно. Я сидел в кустах, поджидая, когда появится стоящая жертва.
Наконец, она появилась и, шатаясь, побрела ко мне. Она противно орала, ошибочно полагая, что поет. Вскоре жертва остановилась под фонарем неподалеку от меня, и я смог разглядеть ее как следует.
Капитан. Рост, телосложение почти как у меня. На груди — уйма фальшивых медалей и прочих побрякушек. Как раз то, что нужно. Сейчас подойду сзади, возьму за шею, нажму пальцем куда надо и оттащу бесчувственное тело в кусты. Плевое дело.
Капитан умолк и пошел дальше. Я крался за ним, как призрак. Наконец подскочил, привычно схватил за шею, нажал на сонную артерию… и, перелетев через его голову, с треском рухнул на живую изгородь.
— Что? Бунтовать? — прорычал капитан, заметно протрезвей и приближаясь ко мне на полусогнутых ногах.
Я с трудом поднялся, сделал обманный выпад левой и рубанул сверху вниз правой. Он поставил блок и попытался пнуть меня ногой в живот.
— Захотел убить офицера? Понимаю и не упрекаю. А мне всегда хотелось прикончить рядового. Вот и случай подвернулся.
Он наступал, а я пятился. «Медальки-то, оказывается, настоящие! — мелькнула мысль, — Подумать только — в армии Зеннора есть настоящие офицеры!»
— Смерть офицерам! — заорал я и выбросил ногу, целясь ему в челюсть. Попасть не попал, зато по инерции развернулся. Воспользовавшись этим, я бросился бежать. Осторожность, как говорится, не порок. Смелость города берет, но города мне были ни к чему. Мне хотелось жить.
Рыбкой перемахнув через изгородь, я вскочил на ноги и услышал, как капитан с ревом ломится сквозь кусты. Впереди стояли палатки, к ним я и направился. Перепрыгнул через растяжку, проскочил под другой. Топот позади стих, зато раздался громкий вопль и стук падения — капитан споткнулся о растяжку. Отлично, я выиграл несколько ярдов.