Клуб Ручной Вязки
Шрифт:
– Кто?
– Теории зарождения человечества, – Рэй разлил алкоголь в два бокала.
– Сомнительны. А о каких конкретно теориях ты говоришь? – с улыбкой спросил Чарльз, допивая горячий кофе.
– Друг мой, о тех, с которыми мы спали.
– Надеюсь, я не зародил в ней новую жизнь. Не по вкусу пришлась.
– А вторая?
– Что вторая? Ты же с ней спал.
– И первый тост, мой друг – за твою детскую наивность, – осушает бокал Рэй, и тут же разливает виски снова, протягивая Чарльзу его порцию.
ФУ, ТАКОЕ ВСТУПЛЕНИЕ СЛАЩАВОЕ. КТО БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬ ЧИТАТЬ ЭТО ДАЛЬШЕ? КСТАТИ, МОГУ ЛИ Я НАЗЫВАТЬ ПСИХОМ НЕ ТОЛЬКО ТЕБЯ, НО И ЧИТАЮЩЕГО? АГА, ВЫ – СУМАСШЕДШИЕ.
– Благодарю. Нет желания поговорить о том сне?
– Конечно, мой друг. О чем еще говорить утром, разве что не о снах? По сути, что есть жизнь, если не длинный, временами интригующий, с частыми выпадами алогизма, но по большей части нудный, сон? Вечный анабиоз, так сказать. «Вечный анабиоз» – хорошо звучит, черт возьми. – задумчиво говорит Рэй, смакуя виски.
– Тебе не кажется интересным, что и ты, и я, увидели сон после разговора с Майклом? Кстати, похоже, я видел его и сегодня ночью, – Чарльз поставил пустую кружку на стол.
– Да… Странновато немножко.
– Ненормально, быть может? – с улыбкой говорит Чарльз, взяв в руку бокал с виски.
– Так же ненормально, как и сам это Майкл, – спокойно отреагировал собеседник.
– Ты тоже видел от лица этого человека?
– От лица этого человека? – повторил Рэй. – Мне казалось, что это был я. Разве нет?
– Ну, во-первых, логично будет предположить, что раз этот сон как минимум видели три человека с одного ракурса, то это вряд ли ты.
– И правда, логично.
– Ну а во-вторых, по габаритам не подходишь.
– Что за габариты? – усмехнулся Рэй. – Ты еще головой вертел?
– Естественно, вертел. А что еще делать?
– На этих ребят смотреть, конечно.
– Они же молчат, – Чарльз залпом осушил бокал.
– Ты разве не чувствовал?
– Что именно?
– Желания услышать ответы на вопросы, – спокойно ответил друг.
– Не-а. Я даже не думал ни о каких вопросах. Что же ты хотел спросить? – поинтересовался Чарльз.
– Извини, приятель, но это личное, – Рэй улыбнулся.
– Ну, ладно, – Чарльз пожал плечами. – У каждого должны быть секреты, иначе будет скучно жить.
– Может, кальян забьешь? – Рэй потянулся, расправляя руки, пока кости не издали тихий хруст. Следом он покрутил головой, услышав тот же звук, герой удовлетворенно посмотрел на друга.
– Я тоже думаю об этом, – Чарльз встал, взял пару углей из пачки и поставил их на плиту. – Помнишь, Майкл был, мягко скажем, другой в тот день. Меня это больше всего смущает.
– Ага, помнишь, как он поправил меня, сказав, что ему удобнее, когда его называют Майклом, а не Микки. Хотя, если меня не подводит память, изначально он представлялся как Микки. А, вообще, какая, к черту, разница?
– Знаешь, нужно с ним обсудить это. Не может один сон сниться трем людям в одно время. Это же просто невозможно!
МАТЬ ТВОЮ! А ОН ПРАВ!
– Кто такой Майкл? – с улыбкой спросила светловолосая девушка, входящая в комнату. Рэй окинул девушку взглядом, и улыбнулся.
– И тебе доброе утро. Присаживайся, – он указал на стул. – Выпьем, и я расскажу, кто такой Майкл, – герой поцеловал вошедшую в щеку.
– Но сейчас же только утро! – сказала она наигранным серьезным тоном, по которому моментально становится ясно, что для нее это не причина для отказа от алкоголя, но так сказать она просто была обязана.
Распитие алкоголя и курение кальяна затянулось до вечера. Не обошлось и без некоторых плотских утех. Однако к вечеру, как это и обычно бывает у молодых людей, может, под действием темноты за окном, может, из-за алкоголя, а, может, просто из-за располагающей атмосферы в целом, но всем захотелось говорить о философии, в которой, если говорить откровенно, никто из них совершенно не разбирался.
– Вечный сон или, как мы обычно это называем, жизнь не может иметь какой-то конкретный смысл, дамы. И это факт. Вот скажите мне, почему вы со мной не согласны, и я вдребезги разобью все ваши наивные и, скорее всего, детские теории об стены вашей безграничной фантазии, – с жаром высказался Рэй.
– Хорошо, – начала свою речь Полина, которая проснулась позже всех, – хорошо. Как насчет учебы, работы, а потом и тихой старости рядом с любовью всей жизни, как тебе такая цель?
– Твои ли это цели, милая женщина? Ты ли сама их для себя поставила? Нет, конечно, ты можешь начать спорить, однако сперва выслушай. Несомненно, что ты будешь яростно твердит всем и каждому, о личности, об индивидуальности, но ни общество ли диктует тебе учиться, потом работать и умереть? Отдать свой долг, так сказать, правительству, которое так о тебе заботиться? Может, твои родители хотят, чтобы ты была примерной девочкой? Учись, работай, а потом умирай – не это ли свод законов для тех, кто не ищет приключений? Свои желания ты показала сегодня ночью, но я не могу сказать, что ты делала это ради любви и прочей ереси, – отвечает Рэй, он, с гримасой высшего превосходства, вальяжно сел, да глотнул виски.
– Это ты так кадришь девушек? – с легкой улыбкой спросила София.
– Милый дамы, кадрил я, как ты выражаешься, вас сегодня ночью, а сейчас мне хочется лишь откровенных разговоров, – парировал кухонный философ.
– Мой друг, – обратился к нему Чарльз, – неужто ты вправе говорить о бессмысленности жизни в свои двадцать лет? Человек, которому родители обеспечили прекрасное будущее, у которого есть все шансы реализовать свои мечты? Может быть, и твои слова вовсе не являются твоими? Может, это слова совсем других людей? Писателей, философов, певцов – да неважно кого еще.
– Может, ты и прав. Тогда кто есть личность? К чему все эти подверженные юношескому максимализму выражения? Если все наши слова и поступки лишь комплекс из слов и поступков других людей, то мы, мой друг, вонючая, никчемная, серая масса потребителей, которые только и могут, как говорить ночами о смысле жизни! Не это ли яркое подтверждение бессмысленности этих разговоров и нашей жизни в целом?
– Может, мы просто выпьем? – спросила Полина, посмотрев милым личиком на друзей.
– Выпьем же, друзья, дабы еще дальше углубиться в фантазии и уйти от серой реальности! – сказал Рэй, одним глотком осушив бокал, а друзья, переглянувшись, последовали его примеру.