Клубная культура
Шрифт:
Еще один важный вид воспоминаний, оставляемых клубами, — это ощущение, что ты живешь полной жизнью. Один из информантов утверждает:
Никто не хочет думать, что его жизнь скучна, так ведь? Особенно если ты молод. Мне кажется, в этом главная прелесть клубов: они дают тебе почувствовать страсть. Когда ты в клубе, жизнь не кажется тебе скучной — этот опыт доступен абсолютно любому, у кого есть немного денег. Ты можешь быть совершенно нормальным во всех остальных отношениях и жить увлекательной жизнью, потому что у тебя есть реальное место, где можно оторваться
Ощущение, что жизнь увлекательна, становится частью эмоциональной памяти человека, а затем и частью его поведения. Они ждут, что будут наслаждаться жизнью, и знают,
Получить доступ к эмоциональной памяти и изменить ее чрезвычайно сложно. Это исключительно сильная и прочная часть вашего чувственного пространства. Чтобы повлиять на нее, психоаналитику может потребоваться двадцать лет, в то время как одна таблетка способна на время переписать ее за двадцать минут и позволить жить и общаться в новом эмоциональном состоянии пять — десять часов. У одной из моих информанток было трудное детство, завершившееся двумя попытками самоубийства. К семнадцати годам она была твердо уверена, что экстази спасло ее, хотя также была уверена, что зашла слишком далеко с его употреблением, едва не навредив себе. Она сделала пару интересных наблюдений. Во-первых, она предположила, что экстази позволило ей преодолеть страх и недоверие к окружающим и выстроить свою социальную жизнь посредством клаббинга. Во-вторых, она сказала:
Когда я в экстази, я замечаю, что могу иначе воспринимать свои проблемы. Они не поглощают меня. Я могу быть на танцполе и позволить им проплывать у меня в голове, и я могу смотреть на них, не чувствуя, что жестко обламываюсь. Я отношусь к ним по-другому и могу попытаться разобраться в них, потому что они не владеют мной
Экстази дает ей отдохнуть от эмоциональной позиции, созданной памятью, — она может держать эмоциональную дистанцию между собой и своими проблемами, и это позволяет ей думать о них, не будучи полностью поглощенной ими. Это одна из самых позитивных и потенциально опасных сторон употребления наркотиков. Ты можешь по-новому взглянуть на свою жизнь или кончить тем, что попробуешь найти в наркотиках утешение, потому что они станут единственной вещью, которая позволит тебе подавить свои чувства. Воздействие наркотиков на систему эмоциональной памяти полезно лишь в том случае, если оно встраивается в социальную систему, в которой возможно существование новой эмоцио-нальной структуры, продолжающей приносить свои плоды, даже когда наркотик больше не действует.
До сих пор мы исследовали механизмы, посредством которых клаббинг позволяет людям выйти за рамки габитуса и некоторых аспектов процесса цивилизации. Кроме того, мы увидели, как это влияет на индивидуальное сознание и человеческую систему эмоциональной памяти. Последнее, что я хочу рассмотреть в области теории, — это то, каким образом эти изменения создают альтернативные формы лингвистического и символического знания.
Причиной одной из проблем понимания клаббинга является тот факт, что порождаемый им опыт довольно сложно внятно описать словами. (Если вы мне не верите, попробуйте кому-нибудь объяснить, каково пережить трип.) Ж. Леду говорит следующее: «Мне очень нравится идея, что эмоциональный мозг и „мировой мозг” могут функционировать параллельно, используя различные коды, и потому необязательно должны сообщаться друг с другом» [Ibid. 99].
Язык чувств и эмоций работает иначе, чем язык знаков. Мы понимаем знаки, несмотря на их случайную природу, потому что они ссылаются на определенные вещи. Так мы узнаем, что корова — это корова. Но язык чувств и эмоций можно понять только эмпатически. Грусть — это не вещь, это сложное состояние; если мы были до-статочно странными, чтобы никогда его не испытывать, мы не сможем по-настоящему понять, что это такое. Говоря о грусти, мы говорим об «упадке», «поникании» и «гнете», и эти слова, по сути, описывают состояние грусти.
В книге Metaphors We Live By Дж. Лакофф и М. Джонсон анализируют то, как метафоры ориентируют человеческую речь и мысли, создавая систему связи между несопоставимыми идеями. К примеру, они рассматривали такие ориентирующие метафоры, описывающие счастье, как «я сегодня ощущаю подъем», и пришли к выводу, что эти метафоры имеют вещественный и опытный базис, наделяющий их таким направлением. Итак, «подъ-ем» — это счастье, «упадок» — это грусть. Однако та же самая вертикальная ориентация описывает ряд других опытов. Так, сила считается «возвышением», в то время как слабость — «приземленностью». Нравственность называют «высокой», безнравственность — «низкой». Авторы утверждают:
В действительности нам кажется, что никакая метафора не может быть полностью осмысленной или адекватно представленной и независимой от своего опытного базиса
Давая людям новые ощущения, клаббинг создает новые овеществленные метафоры и изменяет язык. Многие выражения, например «улететь» или «приземлиться», основаны на овеществленных метафорах, описанных Лакоффом и Джонсоном. Большинство метафор, исследованных Лакоффом и Джонсоном, происходят от обычных физических и пространственных опытов (положение стоя, положение лежа, движение и т. д.). Метафоры клаббинга, напротив, подразумевают радикальные перемены в теле. Слово раш 1 не подразумевает, что вы пытаетесь догнать автобус, — оно скорее фиксирует физические ощущения, появляющиеся после приема экс-тази. Волны экстази проносятся по вашему телу, пропитывая его, изменяя сознание, освобождая плоть, меняя восприятие до тех пор, пока раш не прекращается и во-круг вас не устанавливается та нужная атмосфера всеобщей любви, за которой вы гнались. Хотя слово rush нам знакомо, в данном случае оно приняло другое значение, так как его чувственная структура полностью изменилась.
Язык клаббинга обычно связан с уходом от обыденности. Люди говорят о свободе, освобождении, непринужденности, бесшабашности, безумии и развлечениях на всю катушку. Даже выражения вроде «обдолбанный», «убитый» или «торкнутый» не обязательно несут негативную оценку, так как обозначают состояния, не скованные ограничениями повседневности. Критики клаббинга с готовностью называют чувство ухода от обыденности эскапизмом и объявляют альтернативную чувственно-социальную реальность фальшивкой. Однако в этом также легко усмотреть экспансию повседневной реальности, тогда становится ясно, что чувственно-социальные огра-ничения этой реальности так же непоследовательны, как и культура в целом. (Первое, что понимаешь, изучая антропологию, — это то, что существует великое множество культур, ни одна из которых не лучше остальных.)
Другие метафоры, например «триповый», указывают на сложные ощущения, лежащие за пределами обыденного телесного знания. Я слышал, как люди называли триповыми произведения искусства, телепрограммы или эпизоды в общении. Этот ярлык является точкой отсчета, позволяющей людям осмыслить эти разнотипные явления. Однако он не просто служит лингвистической ссылкой, особенно с социальной точки зрения, так как вы можете непреднамеренно выбрать социальные и эмоцио-нальные линии поведения, приобретенные во время трипа, чтобы действовать в текущей ситуации. Если вы пережили много трипов, то привыкли к тому, что мир вы- глядит, ощущается и ведет себя странно и причудливо, и умеете обращаться с этим опытом, контролировать свою реакцию и преобразовывать его в позитивное состояние. (В противном случае вы, по крайней мере, умеете убегать и прятаться под кроватью, что может оказаться на удивление действенной стратегией выживания.) Вы научились контролировать крайние эмоциональные состояния, которые может вызвать трип; вы умеете видеть вещи забавными, а не угрожающими; вы знаете, как плыть по течению, ведь если трип начался, вы не можете прервать его следующие шесть — двенадцать часов. Кроме того, в этом состоянии вы учитесь общаться с людьми.
То же самое можно сказать об атмосфере всеобщей любви, создаваемой экстази. Это необычный опыт. Он не связан напрямую с традиционным использованием слова «любовь» — скорее с определенным социальным состоянием, не имеющим прямых аналогов в по-вседневном мире. Выражение «атмосфера всеобщей любви» охватывает всю гамму соответствующих опытов, связанных с самоощущением и отношениями с другими людьми. Эти сложные овеществленные модели играют роль альтернативных ссылок или, используя термин, употребленный Дж. Лакоффом в работе Women, Fire and Dangerous Things (1987), ИКМ (Идеальной Когнитивной Модели).