Клубничное искушение для майора Зубова
Шрифт:
Беру ее за руку и дергаю на себя.
Клубничка только успевает тихо ахнуть от неожиданности, как оказывается на моих коленях. Лицом к лицу.
— Зубов! — негодующе шипит сквозь зубы, а я хочу-не могу вдохнуть поглубже этот привычно сносящий крышу клубничный запах. Наклоняюсь к пульсирующей венке на шее и прикусываю. Нежно и аккуратно.
Клубничка тут же замолкает и вздрагивает в моих руках. Черт, почему у нас на этом уровне все настолько же охерительно, насколько все херово на всех остальных?
Как это распространить? Как перевести из одного на все?
— Клубничка… — шепчу
— Точно, дурак, — тоже шепчет она, — и что я, по-твоему, должна была понять? Когда ты только хватаешь и трахаешь? На всех подходящих и неподходящих поверхностях? И все? Больше ничего?
— Я и сейчас хочу, — делюсь с ней своим желанием. Намерением.
— С ума сошел? — пугается она, — Сонька…
И упирается в мои плечи ладошками.
— Она спит… — я настолько захвачен неожиданно открывшейся шикарной перспективой заняться сексом с Клубничкой, что даже слова правильные генерирую. Хотя, клянусь, мозг в этом вообще не участвует! Совершенно! — Мы тихонько. Я очень тихонько… А потом спать… А утром — собираться ко мне переезжать…
— Зубов! Нет! — я опять утыкаюсь в шею, с удовольствием вылизываю нежную кожу возле ушка, сопя, как медведь, и Клубничку помимо воли бьет дрожь. Ох, да… Я знаю, как она моментально заводится. Знаю, куда надо поцеловать, как надо тронуть… И хорошо, что она в юбке. Так хорошо… — Зубов… Я еще не согласилась! Я вообще… Ай!
— Тихо-тихо-тихо… Соня спит…
— Зубов! О, боже…
— Он тут вообще не при чем…
Переезд
— Зубов, я не спрашиваю у тебя про твою работу, но скажи мне пожалуйста, что мне делать, если тебя ушлют на Северный полюс?
Я рассматриваю наше с Сонькой новое жилище, впервые критично, при свете дня. Прикидывая, насколько нам здесь будет удобно.
Типичная мужская берлога, однокомнатная, со здоровенной кроватью — полем битвы, да уж, по центру и такой же здоровенной плазмой напротив.
Наши с Сонькой два чемодана, стоящие посреди этого пространства, смотрятся сиротливо. Чужеродно.
— Ждать, Клубничка, — Зубов обнимает меня со спины, целует, отчего хочется плюнуть на все и просто прижаться к нему, потереться бедрами… В голове сразу воспоминания о прошлом вечере, когда нахальный захватчик все-таки добился своего, в этот раз не силой, а упорством и настойчивостью. Заласкал, затискал, зацеловал до такой степени, что я сама не поняла, как оказалась спиной к нему, без колготок и белья… Мгновенное помешательство, безумие какое-то… Только он ведь во мне это вызывает. И только он имеет надо мной такую власть.
Я же даже сказать ничего против не смогла, зато он говорил и говорил, много чего. И все такое, что не повторишь, и вспоминать стыдно. Но безумно приятно.
Ночь, прохладный воздух, овевающий мое красное от стыда и возбуждения лицо, развратный шепот:
— Да, вот так, Клубничка моя… Сладкая такая… Попробуй, какая ты сладкая…
И я послушно размыкаю губы, впуская его пальцы, облизывая, сходя с ума от своего вкуса, глаза закатываются, руки дрожат, ноги дрожат, а он все шепчет, шепчет что-то пошлое до невозможности и такое же горячее… Шепчет и двигается во мне, как-то так приспособившись, что мне самой не приходится ничего делать. Он сам все делает. И так хорошо, Господи, так хорошо… Хотя, да, он — точно ни при чем… А затем пальцы, мокрые от моей слюны, плотно запечатывают рот, распахнутый в крике, и меня бьет дрожь такой силы, что все мышцы напрягаются, становясь каменными. А затем расслабляются, превращаясь в желе. И сквозь накативший дурман безумия ощущаю, как он хрипло матерится, кончая, и сжимает меня, жарко, жадно, не давая пошевелиться… И небо над нами. Мартовское хмурое небо. А за стеклом, в темной комнате, спокойно спит наша дочь.
И стыд, такой стыд… И такой кайф… Как это может быть одновременно?
— Ждать? И сколько ждать? — я, вообще-то, согласна ждать. Если надо. Но надо ли?
— Недолго. Я буду стараться быстрее все завершать. — Лапа ползет по животу, мягко направляясь за пояс предусмотрительно натянутых плотных строгих брюк. Мне еще на работу сегодня!
— А есть вариант поменять работу?
Лапа застывает.
— Да. Я думаю над этим.
Голос Зубова серьезен настолько, что я разворачиваюсь, чтоб увидеть это небывалое зрелище. Что, реально?
Зубов, не парься, я пошутила же! Понятно, что у каждого из нас работа и карьера. И, если он поставит мне условие все бросить, то я… Я, пожалуй, пошлю его нахер.
Почему-то я была уверена, что он сделает точно так же.
Но нет, Зубов серьезен до крайности. Даже лапать меня перестает, а это признак-признак.
— Серьезно? Зубов, я…
Но договорить мне не удается. Зубов кладет палец мне на губы, призывая к молчанию, и говорит, все так же серьезно и спокойно:
— Да, и у меня есть варианты, Клубничка. Но для начала все равно надо доделать тут. Если все пройдет хорошо, то… То я смогу рассчитывать на повышение и кабинетную работу. В другом ведомстве.
— А тебе это надо, Зубов? — шепчу я все-таки, наплевав на бессловесную коммуникацию, — ты пойми, я же вообще не настаиваю… Мы можем просто… Ну… Встречаться. Не надо жениться. И жить вместе.
— Надо. — Он говорит это с такой убежденностью, что я даже не знаю, что возразить. И имеет ли смысл возражать. — Мне нужна ты полностью. Ты и Соня. По всем законам.
— Черт, Зубов… — облизываю губы, ощущая, как все внутри гореть начинает, — это заводит…
— Да? — его взгляд тоже меняется. Становится более глубоким и горячим, — тогда давай по-быстрому…
— Эй, на работу мне надо…
— Мы успеем…
— Господи, Зубов, ты — маньяк…
— От маньячки слышу.
После, уже в машине, поправляя напрочь смазанную помаду, уточняю:
— После работы со мной за Соней поедешь?
— Конечно. И всем на работе скажи, что ты — замужем.
— Ты торопишь события.
— Нихрена.
Рабочий день пролетает мгновенно, я честно признаюсь Васильеву, что выхожу замуж, не скрываю, за кого, и мой начальник пару мгновений выглядит очень сильно ошарашенным.