Клубника со сливками
Шрифт:
Игорь слегка отстранился от Полины, приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал в губы. И, черт возьми, этот поцелуй был неплох…
Полина жадно прижалась к Маретину, и ему ничего не оставалось делать, как продолжать ее целовать и врачевать этими поцелуями и ее, и свою изболевшиеся души. В конце концов, лучше уж Полина, чем кто-то другой. Они так хорошо друг друга знают. Игорь теперь постарается вникнуть поглубже в ее жизнь, в сущность Полины и ее помыслы. Он уничтожит «Агенересс», исправит
Юрий Николаевич Егоров перекладывал с места на место коллекционные книги отца и никак не мог сосредоточиться на главном. Это главное почему-то уплывало из сознания, и мысли сползали то на Илюшку, который с трудом получил годовой «трояк» по математике, то на подчиненного Горобца, который после своего юбилея никак не мог просохнуть, что грозило срывом сроков работ по договору. Надо было думать о другом. Например, о том, почему наложила на себя руки Анечка. Не хочется думать об этом именно потому, что тогда первым делом придется признать свою вину перед ней. Юрий не только ни разу не назвал ее матерью, но и вообще старался избегать. А уж когда опять сошелся с Риммой, Анечка вообще перестала для него существовать. А эта ее квартира, о которой никто даже не догадывался… Оказалось, что тишайшая женщина вела двойную жизнь. Но почему? Откуда у нее такая куча денег? Конечно, отцова коллекция здорово поредела, но не хотелось бы думать, что она… Нет! Конечно же, она не могла продавать книги! Она же любила всех их: и маму… то есть Евстолию Васильевну, и его, Юрия… и отца… Особенно отца… Книги, наверно, все-таки потихоньку продавала Евстолия Васильевна… Наверно, ей трудно было жить, а он, погруженный в свои проблемы, даже не догадывался об этом. Черт! Черт! Черт! Почему мы все так сильны задним умом? Почему начинаем соображать только тогда, когда ничем уже не поможешь и никого не вернешь? Какое счастье, что Анечка успела рассказать ему про отвратительное агентство «Агенересс». Если бы она не рассказала и он остался без Риммы, то наверняка в самом скором времени последовал бы за Евстолией Васильевной и за Анечкой. Ничего не удержало бы его на этом свете. Даже Илюшка не смог бы…
Из кухни раздался голос Риммы:
– Юра!
Егоров отложил книгу, которую держал в руках, и пошел на кухню. На столе две тарелки со свежими щами исходили одуряющим запахом. Римма, румяная от жара плиты, с растрепавшимися волосами, была чудо как хороша. Юрий подошел к ней и сказал:
– Если бы не ты, то… – Он не смог продолжить, но ей и не требовалось продолжение. Она все знала.
– Не переживай так, любимый, – сказала Римма и положила голову ему на грудь. – Все постепенно встанет на свои места, а мы с тобой будем жить долго и счастливо.
– Ты в это веришь?
– Я это совершенно точно знаю, – сказала она и улыбнулась.
Он почувствовал, что она улыбается, уткнувшись ему в грудь. И ему вдруг стало так радостно оттого, что у него есть любимая женщина, что на столе дымятся щи, что сын никак не сладит с математикой и надо будет с ним позаниматься. Это все связано с ним, с Юрием, это все такое нужное и значительное. Ушедшее будет помниться, но уже не властно над ними с Риммой. Все действительно вскоре станет на свои места, и они непременно будут жить долго и счастливо.
– Мы обвенчаемся, – сказал он.
– Обвенчаемся, – согласилась она.
– Ты не боишься?
– Чего мне бояться?
– Ну… венчание… это же серьезно… это же на всю жизнь…
– Я и так собираюсь быть с тобой всю жизнь.
– А если вдруг…
– Ничего не может быть вдруг! – крикнула она и счастливо рассмеялась. – Хочешь, я докажу, что удача на нашей стороне?
– Ну… давай… – растерялся Егоров.
Римма порылась в сумке и вытащила смятый лотерейный билет, который купил у них на почте Аркадий.
– Вот смотри! Слово «победа», конечно, уже не получится. Но нам победа уже не нужна.
– Почему?
– Потому что мы уже победили, дурачок! Вот это число пятнадцать не считается… Его открыл Аркадий. Помнишь, я тебе говорила… А сейчас я сотру защитный слой с трех других клеток. Если мне выпадут три одинаковых числа, значит…
– Погоди, Римма… – почему-то вдруг испугался Егоров. – А вдруг не выпадут?
– Выпадут! – уверенно провозгласила она и, разгладив билет на столе, заскребла по нему ножом.
Егоров отвернулся к окну, потому что неожиданно здорово разволновался. Он уставился на окно соседнего дома, в котором гнула спину рыжая кошка, и, похоже, готов был смотреть на нее всю оставшуюся жизнь. Кошка ловко запрыгнула на форточку, а у него за спиной раздался ликующий крик Риммы:
– Ну! Что я говорила!
Юрий медленно повернулся и взял у нее из рук билет. В клетках со стертым слоем ярко блестели три одинаковых числа – три раза по пятьдесят.