Клятва золотого дракона
Шрифт:
– Совсем не обязательно, ведь город утерян, залит лавой, – шепотом затараторила Иган, которая всё это время продолжала копаться в своих пергаментах с копиями карт, – и потомки его прежних жителей с равным успехом могут быть на подступах к городу или рядом с Гимблом, или вовсе в подземьях, которые выводят к поверхности далеко на севере отсюда. А вот по этой дороге мы выйдем на Дарум! То есть, на Масдулаг, Дарум просто по пути!
Все обернулись к векописице: никто из гномов прежде не слышал такого названия, а если и слышал, то позабыл. Она порозовела щеками. Не так просто было продолжать говорить тихо-тихо, чтобы не нарушить танцевального ритма клочков пепла, которые падали с далекого-далекого темного свода, чтобы не привлечь оттуда что-нибудь
– Дарум был перевалочным пунктом для добытчиков в те времена, когда А-Рао и Масдулаг соединял северо-западный Большой Проход, – тихонько объяснила гномка и даже не заметила, как Илидор осторожно вытащил из её руки карту, – вот это поселение – наверное, одно из многих вокруг Дарума. Многих из тех, что были построены ради каких-нибудь промыслов, а то, что добывали на промыслах, нужно было куда-то отвозить, где-то сохранять… вот и появлялись городки вроде Дарума, стоящие на пути к большим городам. Но Большой Проход между ним и Масдулагом завалило еще до войны, задолго до войны, тогда стало удобней ходить через Удальру, а про Дарум постепенно забыли, но…
Иган развернула к гномам другой пергамент, на котором было нарисовано что-то вроде многоногой кляксы, и еще несколько строк текста было начеркано сверху.
– Но Дарум жил! Он хирел, безусловно, многие гномы со своими семьями ушли в Масдулаг или в другие подобные Даруму города, которые продолжали процветать, однако он дожил до самого военного времени, и тогда там был организован пункт лекарской помощи пострадавшим при битвах за Масдулаг, ведь за Масдулаг с драконами бились долго и отчаянно!
Гномы воинственно выпятили челюсти и беззвучно потрясли кулаками, показывая, что помнят сказания про славные битвы за Масдулаг, а дракон многозначительно улыбнулся и прищурил золотые глаза с видом славно отобедавшего кота.
– Пойдём вперед, – решил он. – Опасности могут крыться везде, и нет смысла сворачивать именно с этой дороги.
И они пошли через безымянное поселение, пошли едва не на цыпочках, подспудно в каждый миг ожидая какого-то окрика, движения, а то и нападения, но всё было тихо, так тихо и так кружащеся-серо, что вскоре гномы сами себе стали казаться ненастоящими, потому что пепел, кружась рядом с ними, не падал на них. А может быть падал, но тут же растворялся. Таял. Или впитывался в кожу, в волосы, одежду, в молоты, топоры и крылья драконьего плаща, впитывался, чтобы в нужный миг вспыхнуть, разгореться или рассыпаться бесшумной трухой вместе с лицами, волосами, топорами и драконьими крыльями.
С особенной осторожностью ступили на мостик – заскрипит, загрохочет, а то и вовсе обвалится, но мостик держался, только едва ощутимо покачивался под ногами гномов.
И они почти прошли по нему.
Илидор молча поднял руку, и гномы остановились, дружно потянувшись за оружием, и даже Иган схватилась за рукоять фамильного молота. Миг, другой, ничего не происходит, только падает и падает пепел на мертвый город, и от этого бесконечного мельтешения кажется, будто всё вокруг тоже начинает двигаться, медленно смыкаются вокруг путников мертвые стены, сползает на их головы каменный свод…
Дракон так и не опустил ладонь с растопыренными пальцами, словно забыл про поднятую руку – чуть наклонив голову к плечу, он смотрел, как поднимается покрытый пеплом бугор недалеко от моста, почти у самого берега, и даже спина Илидора выражала крайнюю степень любопытства. Казалось, он с трудом удерживается от эмоционального восклицания: о, как интересно, что-то выползает к берегу из застывшей лавовой реки посреди мертвого города, давайте подойдем посмотрим? Позади дракона гномы пришли в движение: кто сделал шажок назад, кто вперед, кто-то начал тихо перешептываться и делать друг другу страшные знаки лицом, при этом то цокая языком, то поклацывая зубами. Эблон беззвучно повторял свою мантру про частицу отца-солнца в груди, и любой гном или дракон в отряде уже мог бы прочитать эти слова по губам. Бугор под мостом поднялся на пару ладоней, издав при этом глухой хруп, который Йоринг немедленно опознал как сломанную корку застывшей лавы, но вслух что-то говорить побоялся. Бугорок медленно покатился к берегу, словно мячик, здоровенный такой мячик высотой человеку по колено. Илидор подался вперед, вытянул шею и даже рот приоткрыл – едва сдерживался, чтобы немедленно не подбежать и не разглядеть неведомое нечто поближе, совсем позабыв, как только что не желал отходить от своих спутников ни на шаг. А потом бугорок-мячик наконец оказался на берегу, и ладонь дракона сжалась в кулак, а сам он отпрянул.
– Машина! – вслух удивился Йоринг.
Гномы загудели. Илидор сделал еще шаг назад, а потом еще один.
– Ходовайка! – тут же в два голоса опознали машину ученая Иган и молодой Палбр Босоног – бывший подмастерье механистов.
Палбр провел в мастерских меньше года, после чего с позором был изгнан оттуда за косорукость и полную неспособность понять, как можно вдыхать жизнь в машины. Именно потому его теперь и взяли в отряд: хоть кто-то знающий, обычный-то механист и дракон передрались бы еще в Гимбле. Во все глаза пялясь на ходовайку, Палбр загибал пальцы:
– Вид: разведчик; класс: самоходная; расход лавы: постоянный; конструкция: перестройчивая; управление: преднастроенно-звуковое…
«Мячик» был страшно замызганным, потрепанным, частично погнутым, частично заржавевшим, а уж от смазки и краски ни следа не осталось, но все же можно было различить и сложенный вдоль дуги хребет, и коленные щиты пониже его, по двум его сторонам, и швы, и панели и…
– Нахлебалась лавы и очухалась, – Эблон оперся на свой молот. – Вот так ну!
Илидор вовремя понял, что если сейчас сделает еще хотя бы один шаг назад, то не сумеет остановиться до самого Гимбла, и заставил себя стоять смирно. В корпусе машины грюкнуло, лязгнуло, отдавшись дрожью в спине дракона, панели дрогнули, дернулись, с третьего раза сумели разъехаться в стороны. Гномы с озабоченными возгласами поспешили к ходовайке. Илидор был сосредоточен на том, чтобы внезапно для самого себя не начать двигаться, но, как только увидел перед собой спину последнего из гномов – немедленно представил, до чего холоден пепел, летящий сверху, и как будет мерзко, если он начнет ложиться на плечи, и до чего невозможно остаться одному среди этого пепла – словом, дракон вынужден был последовать за отрядом.
Ходовайка уже выбралась на берег и там вела себя совсем не по-машиньему, скорее это походило на поведение собаки – Илидор видел таких в человеческих городах. Они ластились к хозяевам, весело махали хвостами, показывая, как рады быть рядом, и всячески давали понять, что готовы принести любую пользу, какую изволит видеть хозяин. Примерно так вёл себя ржавый «мячик»: с немалым трудом, треском, отлетающими хлопьями ржавчины он разложился, встал на ноги – тонкие трехпалые ноги со щитками на коленях и утолщениями на бедрах, а над ними высилось что-то вроде взорванных обломков металла, получался длинноногий щетинистый еж ростом человеку по пояс, с большим глазом, пластинами-ушами и четырьмя длиннющими вибриссами, натыканными вокруг глаза. Ходовайка пригибала этот взрыв обломков, который, видимо, должен был изображать голову, мотала вибриссами, пританцовывала на тонких ногах и всячески показывала, что ужасно рада видеть гномов. Единственный глаз не горел красным, как обычно бывает у машин, а тускло светился желто-зеленым.
Илидор шел к ней, словно его тянули на аркане, просто потому что машина – знакомое зло – была всё же чуть лучше пепла, который сыпался с потолка вопреки всем возможным рациональным объяснениям. Хотя именно эта машина уж точно была омерзительна и несочетаема с любым драконом: она умела менять ипостась – значит, в ее присутствии драконы этого делать не могли.
Гномы оживленно обсуждали находку, а та ластилась к Иган, уже как кошка, а не собака, гномка умиленно ахала и осторожно гладила куски металла на морде ходовайки, а пепел, привлеченный звуками голосов, падал быстрее и гуще, кое-где начинал вихриться.