Клятва золотого дракона
Шрифт:
– Ты почти сделал шаг назад, – с досадой отмечает Йеруш и качает головой. С правой стороны выступает из тени острое ухо, левая закрыта длинными волосами, очень черными, потому что они нарисованы угольком. – Всегда это «почти».
В отражении появляются две ладони: левая в тени, правая измазана угольком. Найло складывает пальцы шалашиком.
– Отступил, но приблизился, убежал, но не добежал, понял, но недопонял. Как думаешь, до чего доведет тебя это вечное «почти», Илидор? Откуда ты взял это «почти», если должно быть, наоборот – слишком?
Найло с трудом переводит дыхание, словно готовил эту сбивчивую речь целый месяц, и сказать эти слова было очень важно. Почти сказать.
Илидор делает шаг вперед, кладет ладони на прохладное металлическое кружево рамы, крылья плаща плотно прилегают к его телу. Он не может сейчас посмотреть на Йеруша, потому смотрит себе под ноги, туда, где стена должна соединяться с полом, но под его ногами нет пола, только клубящийся серый пепел. Илидор хочет задать Найло вопросы, он хочет задать целую прорву вопросов, но знает, что проснется от звука собственного голоса, если заговорит, а он не хочет просыпаться, не теперь. Дракон стоит, упершись ладонями в холодную раму зеркала, изо всех сил обхватив себя крыльями, не в силах поднять взгляд на эльфа, и ждет, когда тот добавит к сказанному что-нибудь.
Почти что угодно.
– Вот еще, – говорит Найло. – Прежде тебе не нужны были мои советы. Выпутывайся сам, дракон, я не собираюсь тебе помогать!
– Тогда какой кочерги ты всё время приходишь?! – взрывается Илидор, вскидывает голову и перед тем, как проснуться, успевает увидеть близко-близко бешеные сине-зеленые глаза Йеруша Найло – правый, закрытый тенью, и левый, нарисованный угольком.
Илидор лежит на площади полуразрушенного городка Дарум, лежит на спине, раскинув руки и крылья плаща, а Эблон Пылюга и Палбр Босоног трясут его за плечи.
– Дракон, – приговаривает Пылюга встревоженно, – эй, дракон! Да просыпайся ты, наконец! Вот это нас всех срубило, а! Уже утро наступило, дракон!
Перед внутренним взором Илидора всё еще крутятся кованые кружева рамы, а в ней – расчерченное пополам исступленное лицо Йеруша Найло, потому дракон не сразу открывает глаза. Гномы сидят перед ним с лицами встревоженными и отчего-то виноватыми. Услыхав скрип, Илидор медленно поворачивает голову и понимает, отчего у гномов такие лица: в сторонке покачивается на тонких ногах изрядно помятая ходовайка и примирительно шевелит длинными вибриссами.
Они сидели на скамеечке перед фонтаном и любовались струями воды. Фонтан был простым, в форме шара, и вода, весело подпрыгивая над его макушкой, с тихим журчанием стекала вниз по гладкому боку, почти невидимая на камне. А они сидели перед фонтаном, держась за руки – воин и воительница в похожих кожаных жилетках и нарукавниках, под которыми виднелись плотные светло-серые рубашки. Волосы их, пегие у женщины и черные – у мужчины были одинаково стянуты в хвост на затылке, и на фонтан они смотрели одинаково, чуть наклонив голову к правому плечу. Даже оружие у них когда-то было похожее – только теперь возле прадеда стоял целый молот, а около прабабушки на лавке лежал обломок без рукояти.
Иган шла к ним почти на цыпочках и, подойдя, замерла в нерешительности.
– Значит, рукоять сохранилась, – произнесла воительница, не оборачиваясь.
Прадедушка погладил ее по руке.
– Я же говорил: рано или поздно ты её получишь. Вечно ты меня не слушаешь, торопыга.
– Это точно, – с удовольствием подтвердила она.
Оба обернулись и смотрели, как Иган обходит скамеечку, а Иган смотрела на них во все глаза. Оба выглядели моложе её самой лет, пожалуй, на десять.
– Ну наконец-то, – с ворчливой нежностью проговорила прабабка. – Наконец-то Свистящий будет выглядеть как надо.
И выжидающе уставилась на векописицу.
– Свистящий – её молот, – добродушно пояснил прадед. – Отдай скорее рукоять этой старой перечнице, она мне уже плешь проела из-за неё!
Иган глядела на предков и не могла пошевелиться.
– Почему вы разговариваете со мной? – спросила она и, услышав, каким осипшим стал её голос, подумала, что простудилась за время сна в груде серого пепла. – Почему вы меня видите?
– Но ведь ты стоишь прямо перед нами, – сварливо ответила прабабка, – почему мы не должны видеть тебя? Так ты отдашь мне рукоять?
Не спуская с них глаз, Иган потащила рукоять из закрепленных на спине ножен, протянула прабабке, та ловко цапнула её сильной короткопалой ладонью и, счастливо вздохнув, сложила вместе два обломка. Через миг перед ней стоял целый молот.
– Так-то, – с удовольствием сказала воительница и похлопала Свистящего по рукояти, а потом похлопала по лавке рядом с собой, предлагая Иган сесть.
Но та не села – она заметила еще одного гнома, который шел к фонтану. Шел так медленно, словно двигался во сне или под водой, вертел головой, оглядывая этот город, такой красивый… такой целый. Такой молодой.
– Да пусть меня покрасят, – сказал гном, остановился в нескольких шагах от лавочки и сложил руки на груди. – Значит, вот куда ты шла, да?
Иган виновато пожала плечами.
– Сразу нельзя было сказать? – насупился он. – Я же про тебя думал… ну прямо пропасть знает что!
Прадед обернулся и похлопал по лавочке со своей стороны, приглашая Йоринга сесть. Голова у Иган шла кругом.
– Это странно, – жалобно сказала она и прижала пальцы к вискам. – Я не понимаю, где наш остальной отряд, куда все они делись? Почему Дарум такой, такой… не разрушенный? Почему призраки выглядят как живые и почему они слышат живых?
Трое гномов сочувственно смотрели на Иган, а ей казалось, будто где-то вдалеке слышится чей-то голос, очень знакомый… Ох! Ведь это голос того красивого и сильного, кто выбросил прочь смешную маленькую машину. Теперь Иган вспомнила, что это сделал золотой дракон.