Клятва
Шрифт:
– Что ты! Знаю я, как Док тут кодиру… Ик! Щас все отопру…
Ржавые ворота протяжно завыли.
КРАЗ проехал дальше, а Виталич дальше пошел давить пузырь водки, припрятанный под тумбочкой в КПП.
Девятый пункт сам по себе был небольшим, но в меру оснащенным необходимыми модулями, самым большим из которых была столовая. Огромная по размерам и занимающая добрых десять процентов всего городка. Недалеко от столовой располагались шестнадцать бараков, в которых проживали гражданские. Рядом с бараками ютились еще пару блочных зданий для размещения офицерского состава. Позади жилищного сектора расположились деревянные
Егерь жил в небольшом гараже, расположенном как раз невдалеке от жилых бараков.
Гараж был достаточно большим, чтобы в нем мог уместиться внушительных размеров КРАЗ, и достаточно уютным, чтобы в нем мог жить человек и его непоседливый питомец.
– Дом, милый дом, – буркнул перевозчик, гася зажигание. – Приехали.
Зевс послушно дождался пока дверь откроется, затем юрко выпрыгнул из кабины и не спеша направился к миске с едой.
Внутри было в меру по-свойски: на слегка отсыревшем потолке ярко горели лампы, работающие от генератора, что стоял на реке, которая разлилась совсем невдалеке. Удивительную штуку может собрать человек если ему припрет! Вроде и собрано из автомобильных запчастей и хлама, а вроде и достаточно мощная мини-ГЭС, способная давать электричество всему пункту. На многочисленных столах и тумбах лежали разного рода инструменты: отвертки, молоток, ключи, трещотки с головками всех размеров, разобранный на запчасти движок – донор от такого же КРАЗа. Невдалеке от мастерского стола стоял закрытый на ключ ржавый сейф, рядом с ним – старый советский холодильник небезызвестной компании «ЗИЛ», переживший уже несколько войн, но до сих пор работающий исправно. Егерь хранил там все, что имел: картошку, мясо, сало, консервы, овощи, кое-где даже завалялась шоколадка, которая в древности могла посоревноваться с самим холодильником.
Пока перевозчик закрывал ворота, Зевс вдруг оторвался от миски, навострил уши и метнулся к проему дверей. В темноте Егерь различил силуэт. Быстро выхватил ПМ, прицелился.
– Ну-ну! Ты еще пришей меня тутова, вот так история выйдет!
Голос у незнакомца был хриплым и сиплым.
Перевозчик опустил пистолет. Выдохнул.
– Чтоб тебя, Тема, – буркнул перевозчик, – я уж думал…
Послышался хриплый, но добрый смех.
– Курица – не мясо, слышал? – хохотал Артём. – Другое дело – свинина или говядина. С картошечкой, м-м-м!
Егерь ножом из автомобильной рессоры резанул еще один кусок копченого сала, не церемонясь, тут же проглотил.
– Оно и верно. Но если подумать, курица – мясо птицы, да? Но с тобой согласен.
– За это надо выпить!
– Это точно.
Они ударили здоровенными жестяными стаканами с крепким пивом, проглотили больше половины и даже не поморщились.
Напротив Егеря сидел суховатый мужик, лицо которого посекли десятки морщин. Его густые брови блестели сединой, своей мощью давя на горящие медным блеском глаза.
– О-ох, – протянул Артем, – охрененно!
Он
Егерь в ответ только кротко хмыкнул и подцепил еще сала.
– Как у тебя Данька-то? – прервал повисшее молчание кавказец.
Артем проткнул вилкой кусок говяжей тушенки, затем взял кусок черствого черного хлеба и, соорудив этакий бутерброд, отправил себе в рот.
Тщательно прожевав, ответил:
– Да как? Нормально все, только вот всё огрызается со мной. Дескать, то дядька не так делает, это. Возраст, что с него взять?
Егерь отпил пива.
– Тём, так ему уже восемнадцать. Какой возраст? Че ж ты его раньше не прищучил?
Товарищ махнул рукой.
– Знаешь, Дамир, стар я уже щучить его. Может он и прав. Говорит, понимаешь ли, что мы тут все гнием, в «жопе мира».
Егерь фыркнул:
– Весь мир – одна большая задница, в этом я тебя уверяю.
– Молодость на то и молодость, – вздохнул Артем. – У него ж сердце горит, рвется за оковы. Я это еще с детства у него заметил: всё не сидится ему на месте. А глаза, глаза горят! В лучшее место рваться надо, говорит, а не здесь отсиживаться!
Егерь немного нахмурился, еле заметно вздохнул.
– Но мне-то куда, старику? – продолжал Артем. – Я уже свое отъездил. Хватит.
Перевозчик налил еще. Теперь водки.
– За молодые, горящие сердца! – догадался Артем. – Опа!
Спирт неприятно обжег глотки.
Повисла тишина. Изредка мигала лампочка, как пчела жужжал холодильник, мерно били небольшие часы, расположившиеся у жесткой жестяной кровати.
– Ты с Витькой-то мириться будешь? – серьезно спросил Артем, выдержав паузу.
Егерь вынул из кармана пачку помятых сигарет. Достал зажигалку. Закурил.
– Все собираюсь, – ответил перевозчик, – на самом деле уже и не упомню, почему рассорились… Слишком много воды с тех пор утекло. Так что да, поеду. Навещу пьяницу.
Артем хохотнул, затем опрокинул стакан водки. Слегка поморщился.
– Этыть, тоже давно его не видел. Лет уже как десять… Да, брат, время будто сквозь пальцы проходит. А казалось, мы еще вчера!
Перевозчик заметно помрачнел.
– Коришь себя за те деньки, – снова угадал Артем. – До сих пор.
– Не дает мне жизнь покоя, – вздохнул Егерь, – всё что-то душу ломит. Десять, мать его, лет ломит.
Артем откинулся на спинке скрипящего стула. Улыбаясь, взглянул на товарища.
– Знаю, рану тебе это не излечит, – сказал он, – но есть у меня к тебе предложеньице.
– Это какое?
Кабинет начальника девятого пункта Рубахина Виктора Антоновича. Рассвет. Старый, пропахший Советским союзом кабинет со скрипящими от любого шагу полами, треснувшими вдоль и поперек окнами, покосившимся хлипким шкафом и совершенно древним чайным сервизом на потерявшем приличный вид, офисном столе.
– Ты предлагаешь пойти и вычистить всю деревню с этими псинами?
За столом, прямо напротив Егеря, положив руки на стол, сидел Рубахин. Он был плечист и широк, на источенном временем лице зияли несколько шрамов.
– Да, – ответил Рубахин, отпив немного чая из сервизной кружки, – Волки не перестают таскать дозорных. Последнее время они совсем охренели. На той недели сожрали троих. За одну, сука, ночь, Егерь. Троих.
Перевозчик закурил. Не торопясь вдохнул никотина, слегка расслабился.