Клыкастые страсти
Шрифт:
— Оборотни вполне могут заниматься сексом с людьми. И иногда у женщин даже появляются дети. Но это происходит намного реже, чем обычно. Допустим, если двое здоровых людей окажутся в одной постели, женщина может забеременеть за месяц — два. А с оборотнем ей на это действие потребуется не меньше пяти лет.
— И так всегда?
— Это средний срок. Кому-то везет в первый год, кто-то и в двадцать лет ничего не получает.
— Паршиво.
— Это — мелочи. Понимаешь, у мужчин-оборотней есть хотя бы призрачный шанс оста-вить после себя потомство. Хотя
— Ага. А потом проявиться они могут? Например, прадед был оборотнем, детям — внукам повезло, а правнучка мехом обросла?
— Могут. Такое случается. И плохо если оборотнем оказывается женщина.
— Это еще почему?
— А вот потому. Женщины-оборотни не фригидны и не стерильны. Но об абортах им беспокоиться, увы, не надо. Ты же биолог, знаешь, как проходит беременность.
— Знаю. И?
— Мы не можем не перекидываться в полнолуние. Мы же оборотни. Мы сдерживаемся, сколько можем, но три ночи подряд луна берет вверх — и мы становимся зверями и по облику и по содержанию.
Положим, это я и так знала.
— И что?
— А когда женщина перекидывается, она теряет ребенка, — спокойно закончила Таня. — Не сразу, первые месяцы проходят нормально, но как раз с пятого месяца и происходят выкидыши.
— Твою мать! — а ты не знала? — откуда бы, — огрызнулась я на Лешку. — Знала бы — не спрашивала бы, ясно?
— Понятно.
— И сегодня одна из ваших девочек…
— Да. Настя — одна из старейших лисиц стаи. Ей уже за сорок лет. — а сегодня полнолуние, — вставил Леша.
— И она беременна, — добавил Валентин.
— М-да.
Больше я ничего не сказала. И надо бы оборотням проблем, да больше некуда. Бедная Настя.
Почему-то я очень живо представила себе этот кошмар. Каково? Беременеть, носить ребенка — и знать, что ты его все равно потеряешь! Все равно. Но зачем тогда себя так мучить? Не проще ли было бы сделать аборт или поставить спираль? Этот вопрос я и задала. Вслух.
— Потому что я хочу ребенка. Больше всего на свете.
Голос, произнесший эти слова, был мне незнаком. Я оторвала глаза от земли (а вы как хотите? Вечером, в лесу — хочешь, не хочешь, а под ноги гляди. Или носом пропашешь за милую душу. Сила — силой, а коряги еще никто не отменял.) и огляделась.
Ой, мамочки! Ну не дура ли я?!
За размышлениями я и не заметила, как мы вышли на большую поляну. На поляне стоя-ли люди. Рядами, кругами, кучками… Казалось, что их много, но я знала, что в нашем городе всего сорок пять лис. Отдельно стояли Славка с Кларой. Рядом с ними находился только один здоровущий лис. По моим скромным прикидкам, он мог сделать пельмени даже из Шварценеггера. А уж медведя завалить — так и вовсе одной левой.
Со мной заговорила высокая симпатичная женщина в старых синих джинсах и футболке.
Темные волосы, растрепанные по плечам, острые, какие-то птичьи черты лица, яркие голубые глаза, худощавая фигура, на которой отчетливо выделяется живот…
— Анастасия?
— Да. А ты — Юля?
— Да. Прости мне жаль, что ты услышала. Я не хотела тебя обидеть, я просто не представляла, что мы уже пришли.
— А если бы я не слышала — можно было бы говорить?
— Да, — я спокойно выдержала возмущенный взгляд оборотнихи. Виноватой я себя не чувствовала. — Я не знала, поэтому считаю любые вопросы с моей стороны вполне нормальными.
— Ах, нормальными!? — завелась Анастасия. — Нормальными? Нормально, когда теряешь ребенка? Когда осознаешь, что в тебе зреет новая жизнь, чувствуешь ее, радуешься каждому моменту — и понимаешь, что ты не сможешь доносить ребенка. Никогда не сможешь! Потому что ты — пустоцвет! И все — напрасно. И раз за разом, надежда за надеждой… и каждый раз рвет тебя на части! Это — нормально?!
Оборотниха шагнула ко мне еще ближе.
— Прекрати истерику! — рыкнул Валентин, но он опоздал.
Настя резко схватила меня за руку — и дернула на себя. Что она хотела сделать, что бы сделала я в ответ, как бы поступил Валентин — все осталось неизвестным.
Потому что стоило ей коснуться моей кожи — и между нами волной поднялась сила.
Это было почти как с Кларой, только ярче, резче, острее… Меня подхватило волной и понесло. Сила выплеснулась наружу — и оборотниха захлебнулась ей, как неопытный купальщик морской водой.
А я держалась на гребне волны. Сила подхватила меня и понесла.
Сейчас я видела. Не просто смотрела на окружающих меня оборотней, но и видела, что они из себя представляют, видела связывающие стаю прочные нити, видела разноцветное сияние аур и контуры их зверей, готовых проявиться.
И было так интересно…
Ближе всего ко мне стояла Анастасия.
И она же была интереснее всех.
Беременность, которая вовсе не красила ее в человеческом облике, обернулась внезапно яркой вспышкой в ее ауре. Голубой, белый, золотой тона. Яркое сияние вокруг живо-та. И — любовь, смешанная с отчаянием так, что неизвестно, чего там было больше. Она не просто хотела ребенка. Она мечтала, любила, жила этим ребенком.
Ребенком?
Я пригляделась внимательнее.
Ой ли…
В районе живота Насти виднелись два световых пятна. Я ничего не понимала в аурах, но отличить одну от двух все-таки сумела. Детей было двое. И они были вполне разумны.
Именно в эту минуту я стала яростной противницей абортов.
Какой дурак сказал, что это просто сгустки клеток?! Сгустки клеток — это тромбы, это опухоли, узелки, но не дети. Даже сейчас это были две личности. Они думали, чувство-вали, они… боялись…
Я видела и понимала это абсолютно отчетливо. Как таблицу умножения. Им было… было двойственное ощущение. Им было тепло и уютно, они знали, что любят и уже сейчас любимы и желанны, что дороже, чем они для их матери никого нет. И в то же время они чувствовали ее страх — и боялись. И чувствовали, что что-то идет не так. Неправильно. И от этого им тоже было больно и страшно.