Клыкастые страсти
Шрифт:
Ревел, полосуя когтями раму, зверь-из-зеркала. Ему нравился Рамирес. Он чувствовал родственную душу. Такую же жестокую и мрачную. И я поняла — Рамирес почувствовал его тоже.
И открыл ту дверцу в своей душе, где пряталась жестокость. И я закричала.
Холодная сила Рамиреса вливалась в меня. Я отдавала свой огонь — и в ответ получала лед. Но лед таял — и оказывался нефтью. Я горела внутри — и не знала, как это прекратить. Злость и ненависть Рамиреса стали топливом для нас обоих. И я серьезно боялась сжечь и себя и его.
— Юля!!!
Чей-то голос пытался пробиться
Рамирес даже не пытался. Впервые он нашел человека, на которого можно было вы-плеснуть все самое темное, что только было в его душе — и в ответ получить силу. Конечно, он не хотел остановиться. А я? Я ведь не только зверь. Я еще и человек.
Женщина со звериными глазами стояла передо мной, как живая. Рядом, в огненном кольце силы метался мой зверь.
— Ярость рвет цепи разума. Но любовь гасит ярость, — произнесла она. Или — я?
Даниэль…
Пусть говорят кто что пожелает. Для меня это была любовь. Для меня это и есть любовь.
Я дышу, и значит — я люблю, я люблю, и значит — я живу…*
В.Высоцкий, Баллада о любви. Прим. авт.
Я люблю…
Что-то изменилось внутри меня.
Даниэль… Пусть ты умер. Я тебя все равно люблю.
И искра его огня во мне полыхнула ярче силы.
Рамирес вдруг дернулся назад, словно я была отравленной кровью.
— Даниэль?
Пожар внутри меня чуть успокоился. И я все увереннее брала его под контроль. Вот так. Теперь отдать остатки вампиру, чтобы не сохранять его ярость внутри себя — и можно попробовать разобраться в происходящем. Последний вихрь рванул вену, перемещаясь от меня в ауру вампира. И все затихло. Только горел белый огонек внутри, изгоняя остатки силы Рамиреса.
Мы с трудом отдышались.
— Юля, такого я от вас не ожидал, — наконец выдохнул Рамирес. Боря вернулся за руль — и машина помчалась в сторону города. Костик с Надей следовали за нами, как пришитые.
— Я сама не ожидала.
— С вашим господином такого не было?
— Моя сила по-разному реагирует на разных вампиров, — вывернулась я.
— Так — только на меня?
— Да. С Мечиславом каждый раз более сексуально. — а с Даниэлем?
Удар был неприятным. Но я спокойно улыбнулась в ответ.
— Даниэль мертв. Стоит ли тревожить его память?
— Вы так быстро его забыли?
Прощупывает, гад. Но послать его к чертовой матери я не могу. И так Борис смотрит больше в зеркало заднего вида, чем на дорогу. Ладно. Справимся. Слишком много от меня зависит.
— Женщины никогда не забывают своего первого мужчину. И любимого мужчину к тому же. Даниэль — моя первая песня любви.
— Как романтично…
Издевательские нотки в голосе вампира уловила бы даже второклассница. Что ж, сам нарвался.
— Да. Любовь всегда прекрасна. И самопожертвование ради любимого — тоже.
Тонкий намек на Марию. Пока — тонкий. Пока…
— Когда вы ожидаете делегацию из Тулы? — сегодня же, может чуть позже. Поэтому Мечислав и не смог поехать встретить вас. Он остался ждать. Но я его фамилиар, поэтому не считайте себя оскорбленным.
Я мило улыбнулась. Вампир переключился на насущные проблемы. Тем лучше.
— Фамилиар? Я думал, смерть Даниэля сняла печати?
— Одну печать. Мечислав был моим господином по печати тела и разума, Даниэль — только по печати тела. Когда он умер, одна из печатей Мечислава исчезла.
— И вы до сих пор не восстановили ее?
— Мечислав опасался за мое здоровье.
И опять ни слова лжи. Опасался. Кто бы спорил. Только за психическое. И правда, крыша у меня ехала по максимуму. Хорошо хоть сейчас я прихожу в форму.
Ехидно улыбалась женщина со звериными глазами. А за рамкой зеркала крутился зверь.
Хозяйка, давай порвем его, как Бобик — тапки!
Я бы не возражала, но кто тогда будет разгребать ситуацию со Славкой и его пади?
— Мечислав сказал, что ситуация очень деликатная и это связано с вашим братом?
— Я бы предпочла, чтобы он сам все рассказал.
— Вы ведь фамилиар, часть своего господина… может даже лучшая его часть…
Ага, так я и поддалась на лесть. Пусть Мечислав сам рассказывает, сколько надо!
— Безусловно. Но вы же не доверите вашей руке говорить за вас? — я понимаю, — усмешка вампира была достаточно тонкой. — Я подожду.
Ждать пришлось недолго. Через пять минут машина затормозила у «Трех шестерок».
Рамирес, как истинный джентльмен, выпрыгнул сам — и аккуратно извлек меня из машины. Пальцы у него до сих пор были теплыми.
Мечислав встречал нас у дверей. Скромно так, без хлеба и соли. И даже без бутылочки крови. Выглядел он как и всегда — сногсшибательно. На этот раз немного в другом стиле. Строгий вечерний костюм-тройка и кипенно белая рубашка, завязанные в хвост волосы и громадный изумруд на пальце левой руки превратили вампира в помесь гангстера и светского льва. Сверху все было просто прекрасно, стильно и даже сдержано, но чувствовалось, что под костюмом прячется дикий и неукрощенный хищник. Просто вызов женской сексуальности. Рядом двое оборотней отшивали крутящихся рядом посетительниц. Три девчушки лет пятнадцати-шестнадцати яростно шли на приступ. Я их понимала. Да-же местами сочувствовала. Мечислав — красивый. Сама бы влюбилась, да вот беда — мне даже Ленька ди Каприо не нравился. Не люблю гиперсмазливых. Увы.
— Рамирес! Как я рад вас видеть!
Приветственная улыбка оказалась подпорчена. Одна из девчонок все-таки вывернулась у оборотня и повисла на шее Князя города. — привет, меня Люда зовут! Может, встретимся? Или хотя бы я могу телефончик оста-вить? Ты здесь часто бываешь? Как тебя зовут?
Я вздохнула. Вот блин. А ведь как не хотелось…
Два шага по асфальту. Одно движение руки. И кисть «меня Люда зовут» оказывается в жестком захвате. Еще одно движение — и девчонка уже не может вырваться. Ну, то есть может — но оставив мне пару пальцев на память. Да и не до изворотов ей. Когда руку выкручивают за спину — больно. По себе знаю. Сколько раз мне Валентин руки крутил, по-ка я не научилась хоть чему-то — вспомнить страшно.