Ключ от миража
Шрифт:
Дверь в одиннадцатую квартиру была новой, крепкой, стальной, обшитой красно-коричневым дорогим дерматином из тех, что рекламирует товарищ Сухов по телевизору. «Если театр начинается с вешалки, то квартира, наверное, с входной двери», — философски подумал Никита. «Кто там?» — спросил мужской голос. И Евгений Сажин открыл дверь.
— Добрый вечер, — сказал Колосов. — Я из уголовного розыска, вот мое удостоверение, пожалуйста. Хотел бы поговорить с вами, Евгений Павлович, позволите войти?
Представляясь, пришлось задрать голову — Сажин был очень высокий. Колосов сто раз видел его оперативное
— Из уголовного розыска? Ко мне? — спросил Сажин растерянно. — Вы все по этому делу, да? Ну хорошо, проходите, только… Только я в тот раз уже все рассказал вашим сотрудникам, они записали. Вряд ли еще чем смогу помочь. Раздевайтесь, в комнату проходите, прошу.
Колосов разделся, огляделся: вот что значит качественный евроремонт. Этот Сажин, как значится в установке на него, вроде фирмач, коммерческий директор строительной фирмы. Да, вот что может сделать человек с деньгами, вкусом и строительными навыками из обычной старой двухкомнатной квартиры. Потолок, пол, стены, окна, светильники, двери с матовыми изящными витражами, дубовый узорный паркет.
— Здорово у вас, — восхитился Никита. — Сами все делали или дизайнера приглашали?
Сажин усмехнулся. Он, видно, только-только вернулся с работы — в прихожей на кожаном пуфе была небрежно брошена черная кожаная куртка-"пилот" и портфель. Теплый узорный скандинавский свитер, вывернутый наизнанку, валяется на белом угловом диване в комнате — таком роскошном диване, на который нормальному человеку и сесть боязно. Сажин был в старых джинсах и футболке, дверь он открыл, держа в руке кухонную лопаточку-мешалку. С кухни пахло чем-то удивительно вкусным.
— Секунду подождите, а то у меня пригорит, — сказал он, оставив Колосова в комнате. Комната была светлая, стильная и пустая — мебели, кроме дивана, кресел, «домашнего кинотеатра» — телевизора, какого-то черного низкого ларя-комода и такого же черного придиванного стола, не было никакой. Зато всюду, как в оранжерее, были расставлены комнатные растения. На белой стене напротив окна над диваном было укреплено огромное зеркало в простой черной раме. Все вещи были новехонькие, с иголочки, складывалось впечатление, что это не жилая комната, не берлога холостяка, а демонстрационный зал в дорогом мебельном салоне.
Это впечатление нарушали только фотографии в рамках, рядком стоявшие на ларе. Их было три. Никита мельком просмотрел их: хозяин квартиры Сажин — снимок, наверное, был сделан лет пять-шесть назад — в рокерской куртке у мотоцикла. Какой-то бравый молодой офицер с погонами капитана в лихо сдвинутой фуражке еще старого советского образца. И на третьей фотографии — молодая женщина в цветастом платьице-мини, с темными волосами, взбитыми в высокую «бабетту», с двумя пареньками — одним постарше, одетым в старую серую школьную форму, и вторым — поменьше, вихрастым, белобрысым, в курточке и шортах, прижимающим к себе огромного плюшевого зайца.
Сажин вернулся.
— Ужинать давайте, а заодно и поговорим, — сказал он. — Водки выпьете?
— Нет, спасибо. И от ужина тоже должен отказаться, я к вам ненадолго, Евгений Павлович. — Колосов даже засмущался от такой простоты и гостеприимства.
— Да я не алкаш, не бойтесь, — усмехнулся Сажин. — Замерз как собака на объекте. У нас ветром кран повело. Мы там с шести утра сегодня. Если бы, не дай бог, рухнул, раздавил бы все, как песочный кулич.
— Что, стройка большая? — поинтересовался Никита.
— Да ну, — Сажин махнул рукой, усаживаясь в кресло напротив. — Огрехи свои же подчищаем, недоделки. А так зимой обычно все ведь консервируется. Работа-то у нас в основном сезонная. Ну, раз от ужина наотрез отказываетесь… Так чем же помочь могу, слушаю?
Колосов чуть помедлил. Поначалу он сразу хотел спросить Сажина, не он ли и есть тот самый водитель-свидетель, видевший драку во дворе. Но после столь демократичного предложения выпить вместе ему захотелось познакомиться с этим Сажиным поближе. Мужик он, судя по всему, был толковый, деловой. К строителям Никита относился с великим уважением, потому что умение и талант создавать из груды кирпича, плит, стекла, бетона и арматуры дома и небоскребы восхищали его с детства.
— Евгений Павлович, я читал ваше объяснение. История, конечно, тут у вас страшная приключилась. И вам, очевидцам всего этого, не позавидуешь. Так, значит, вы одним из первых обнаружили на лестничной площадке следы крови? Вы и милицию тогда, в первый раз, вызвали, а? — спросил он Сажина.
— Нет, милицию вызвала моя соседка Надежда Иосифовна или дочка ее — не помню уже точно. Представляете — темно, ночь-полночь, и вдруг кто-то ко мне в дверь звонит, кричит…
— Так вас, значит, разбудили, с постели в то утро подняли?
— Нет, я уже встал, я вообще рано встаю, уже привык. Ничего не поделаешь, приходится, к сожалению, даже в выходные. У меня ведь стройка, сразу несколько объектов в действии, основные объемы — за городом. Туда еще надо доехать на машине. Вот и приходится в шесть, а иногда и в пять часов вскакивать, а то позже на выезде из Москвы — пробки дикие, часа два как миленький простоишь.
— А в ту субботу вы тоже собирались ехать на работу?
— Да нет, — Сажин покачал головой. — Прямо с утра я в офис ехать не планировал, потом, правда, собирался, к полудню. У нас коттеджный поселок в Одинцове, мы там дома под ключ сдаем, так с фирмы-смежника сантехнику должны были привезти. Но в это утро по привычке я очень рано проснулся, немного размялся на тренажере, — Сажин кивнул куда-то в сторону коридора. — И в душ пошел, а тут звонок в дверь. Открываю — мать моя родная, соседка…
— Храбрая старушка, — заметил Никита. — И надо же, понесла ее нелегкая в такую рань мусор выносить. Но там ведь, кажется, еще один ваш сосед был?
— Олег? Он на шестом живет, — Сажин кивнул. — Да, он был, я его еще за фонарем послал — на лестнице темень была, свет не горел почему-то.
— Вы к нему в квартиру звонили, тоже с постели его подняли?
— Нет, он как раз из лифта вышел на шестом, видно, шум услышал и спустился к нам.
— Он куда-то ехать собирался так рано? — спросил Колосов, в душе проклиная бестолкового участкового, бравшего объяснение у Олега Алмазова, — этот важный момент в его показаниях совершенно не был отражен!