Ключ от Венеции
Шрифт:
— О, дорогой мой, это довольно необычно, не правда ли? Я хочу сказать… Ну, наверно, ничего плохого тут нет, но все-таки я не очень понимаю, зачем вам…
— Просто меня не удовлетворяет заключение властей, миссис Кэртис. Я наотрез отказываюсь верить, что мой брат покончил жизнь самоубийством! Я намерен копнуть глубже, ведь полиция спит на ходу.
— О, мне показалось, что инспектор Гайд такой очаровательный человек, настоящий джентльмен…
— В том-то и дело: он слишком джентльмен. Лучше бы он действовал решительнее! Сколько драгоценного времени он упустил, занимаясь в основном
— Стрелял в Энди Вильсона? — миссис Кэртис перепуганно заморгала. — Боюсь, я вас не совсем понимаю.
— Разве вы не читали об этом в газетах, миссис Кэртис?
Покачав головой, она одарила его улыбкой, которая в её юные годы бесспорно была обольстительной, но теперь выглядела куда скромнее. Пришлось Филиппу пересказывать ей историю с покушением на Энди Вильсона, и закончил он словами:
— Я считаю, покушение на Вильсона как-то связано со смертью моего брата.
— О, Боже, какой ужас! И полиция тоже так считает?
— Понятия не имею, что считает полиция. Я устал от бесполезного ожидания, когда они начнут шевелиться. Вот почему я хочу сам провести небольшое расследование, — и он улыбнулся в надежде получить одобрение.
Видимо, ему это удалось. Во всяком случае, она согласилась разрешить просмотреть книгу регистрации.
— Ладно, мистер Хольт, но я должна сказать вам, что все гости, находившиеся здесь во время… в то время, мне лично хорошо знакомы. Кроме доктора Линдерхофа, конечно.
— О да, доктор из Гамбурга… Интересно, есть ли у меня шанс поговорить с ним?
Миссис Кэртис издала огорченный смешок.
— Только представьте себе! Доктор Линдерхоф выехал сегодня утром, после завтрака.
— Проклятие! — Чувствовалось, что Филипп хотел выразиться покрепче, но не был уверен, что хрупкие нервы миссис Кэртис выдержат. Он поспешно восстановил на своем лице любезнейшее выражение, а она, взмахнув ресницами, отправилась за книгой регистрации.
Затем она провела его в служебное помещение, где, по её словам, никто не будет ему мешать. Но, к досаде Филиппа, сама оставалась в комнате все время, пока он выписывал имена и адреса. Он задал множество вопросов о гостях отеля и уже приближался к концу списка, когда Альберт — тот самый мрачный официант, который давал показания, вошел с запиской для миссис Кэртис, и она покинула комнату.
Филипп воспользовался благоприятной ситуацией и, достав из портфеля миниатюрный японский фотоаппарат, торопливо сфотографировал страницы, которые могли, по его мнению, представлять интерес. Собираясь с этого начать, он боялся, что миссис Кэртис отнесется к этому неодобрительно и вообще откажет в его просьбе. А к тому времени, когда она вернулась, книга была снята на микропленку, а крохотный фотоаппарат спрятан.
Он собирал свои записи и благодарил миссис Кэртис за помощь, когда дверь в комнату без стука приоткрылась, и в щель наполовину просунулась высокая худая фигура.
— О, извини, Ванесса, я не знал, что у тебя гость, — медленная речь человека была невнятной и гнусавой.
— Заходи, Томас, — миссис Кэртис казалась взволнованной. — Войди
Фигура отделилась от двери и предстала взгляду Филиппа целиком.
— Мистер Хольт, — с каким-то нервным смешком сказала миссис Кэртис, — разрешите представить вам моего брата Томаса Квейла.
Посмотреть на Томаса стоило. Он был на несколько дюймов выше сестры, а от чрезвычайной худобы казался ещё выше. У темно-синего костюма были излишне высокие лацканы и чрезвычайно узкие брюки. Всю эту поразительную картину венчали белая гвоздика в петлице и незажженная сигарета в белом мундштуке. В руках он держал маленькую белую собачку.
Филипп протянул руку и пожал мягкую, безвольную кисть, казалось, едва державшуюся на запястье.
— Очень рад. Ты сказала — Филипп Хольт? Тот самый? Не вашу ли великолепную выставку на Флит-стрит я имел удовольствие недавно видеть?
— О, она прошла довольно давно, — радостно откликнулся Филипп, понимая, что ему льстят.
— Но мне она очень запомнилась. Особенно клошары на фоне туманной Сены. И ещё ваши шекспировские снимки. Такие фотографии не скоро забудешь.
— Благодарю вас.
— Ужасная вещь произошла с вашим братом. Примите мои глубочайшие соболезнования. Представляю, как вы огорчены. Такой ужасный удар…
— Да, вы правы.
— Как я понял, вы считали, что он в это время был в Ирландии?
— Да, он сказал мне, что едет в Дублин.
Квейл погладил мягкую белой шкурку крохотной собачки, которую держал на руках, и задумчиво добавил:
— Какой странный случай…
Миссис Кэртис выглядела встревоженной.
— Томас, если ты не возражаешь…
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — быстро отреагировал Филипп. — Я, почти закончил и уже убегаю.
Квейл широким жестом распахнул дверь, ожидая, когда Филипп соберет свои заметки и засунет их в портфель.
— Надеюсь, вскоре мы увидим вашу новую выставку, мистер Хольт? — спросил Квейл.
— Боюсь, что не скоро. Мне все время подбрасывают работу рекламные агентства. А её не назовешь искусством с большой буквы. Увы, я нуждаюсь в деньгах.
— О, да, проклятая жизнь заставляет думать о деньгах. Как хорошо я вас понимаю!
— А вы тоже заняты в гостиничном бизнесе, — заинтересовался вдруг Филипп.
Квейл в притворном ужасе взмахнул безвольной рукой.
— Упаси Боже! Убирать за старыми чудаками грязную посуду и разносить грелки — это не для меня. Пусть уж Ванесса занимается такими делами. А я занят антиквариатом. У меня небольшое дельце в Брайтоне. Ничего особенного, однако помогает мне не умереть с голоду, не так ли, сестренка?
— Томас, ради всех святых, — запротестовала Ванесса Кэртис, а Филипп поспешно распрощался и вышел из комнаты. Он уже собирался покинуть отель, когда из-за стойки его окликнул Альберт, намекнув, что хотел бы сказать ему пару слов по секрету. Филипп кивнул и остановился у парадного входа, поджидая. Его взгляд упал на сиреневый «остин», стоявший у подъезда. «Машина Томаса Квейла?» — подумал он. Она выглядела подходящей для такой персоны. Филипп вышел, чтобы поближе рассмотреть машину. Тут его догнал запыхавшийся Альберт и протянул ключ от английского замка.