Ключъ
Шрифт:
Донъ-Педро бывалъ въ Таврическомъ Дворцe и раньше, зналъ многихъ депутатовъ, однако онъ не былъ своимъ человeкомъ въ Думe. Все очень ему нравилось. Прiятенъ былъ самый переходъ съ полутемной, сырой и грязной улицы въ ярко освeщенное, хорошо натопленное зданiе. Прiятны были и будки по сторонамъ палисадника, и монументальный швейцаръ у входа, и думская стража въ черныхъ мундирахъ съ тесаками, и замысловатый потолокъ аванзала, казавшiйся куполомъ, а на самомъ дeлe плоскiй. Теперь все это, и швейцаръ, и стража, и куполъ, составляло какъ бы собственность донъ-Педро. Сторожъ провeрялъ температуру у термометра. Альфредъ Исаевичъ тономъ завсегдатая спросилъ у сторожа, собрался ли уже н?а?р?о?д?ъ. Тотъ же вопросъ онъ предложилъ проходившему по аванзалу приставу въ сюртукe съ серебряной цeпью и получилъ тотъ же отвeтъ, что еще нeтъ почти никого. И сторожъ, и приставъ отвeчали чрезвычайно почтительно.
"Зарe" полагалось мeсто въ нижней ложe, предназначенной для газетной аристократiи. Какъ разъ въ ту минуту, когда донъ-Педро вошелъ въ ложу, въ залe засeданiй зажглись люстры и {239} освeтили пюпитры свeтло-желтаго дерева, трибуну, золотой орелъ, огромный портретъ императора, ходившихъ по залу людей съ серебряными цeпями. Ложа журналистовъ, какъ и зала, еще была почти пуста. Въ углу, въ первомъ ряду, сидeлъ Браунъ. "Вeрно по иностранному билету",-- подумалъ удивленно донъ-Педро. Онъ поклонился довольно холодно. Альфредъ Исаевичъ выбралъ мeсто во второмъ ряду, прислонилъ къ спинкe стула портфель и вынулъ газету, чтобъ можно было безъ неловкости воздержаться отъ всякаго разговора съ мрачнымъ профессоромъ. "Непрiятная фигура",-- подумалъ донъ-Педро, поглядывая изъ-за газеты на Брауна, который съ очень утомленнымъ видомъ неподвижно сидeлъ въ своемъ креслe, опустивъ руки на барьеръ. Читать Альфреду Исаевичу не хотeлось. Онъ посидeлъ немного, затeмъ поднялся, положилъ для вeрности на свой стулъ еще футляръ отъ очковъ, пожалeвъ, что клеенка на футлярe отклеилась, и вышелъ изъ ложи въ свое будущее царство, въ к?у?л?у?а?р?ы.
Въ кулуарахъ уже были люди; донъ-Педро безпрестанно раскланивался со знакомыми. Нeкоторые депутаты, притомъ не только близкаго, но и враждебнаго лагеря, имeвшiе основанiе быть недовольными "Зарей", очень любезно здоровались съ нимъ, называя его по имени-отчеству. Они подтвердили Альфреду Исаевичу то, что онъ еще раньше слышалъ въ редакцiи: со стороны крайней лeвой ожидается обструкцiя противъ новаго правительства. Донъ-Педро качалъ головой съ нейтральнымъ, неопредeленнымъ видомъ. Въ душe онъ нисколько не сочувствовалъ обструкцiи. Какъ человeкъ пожилой и солидный, Альфредъ Исаевичъ уважалъ принципъ власти; а въ этомъ пышномъ великолeпномъ дворцe, гдe всe были такъ {240} любезны и учтивы, обструкцiя казалась ему ни съ чeмъ несообразнымъ, неподобающимъ дeломъ.
Желая хорошо ознакомиться со своимъ дворцомъ, донъ-Педро заглянулъ въ залъ комиссiй, посмотрeлъ почтовое и врачебное отдeленiя, затeмъ зашелъ въ буфетъ, гдe, весело разговаривая, завтракали и пили чай депутаты. Въ пожиломъ человeкe, закусывавшемъ у стойки, донъ-Педро съ удовлетворенiемъ узналъ одного изъ второстепенныхъ министровъ, въ свое время давшаго ему интервью. Альфредъ Исаевичъ поклонился съ достоинствомъ: министръ былъ министръ, однако донъ-Педро чувствовалъ себя представителемъ "Зари": такъ молодой совeтникъ посольства, замeняя посла, съ особымъ достоинствомъ бесeдуетъ съ иностраннымъ премьеромъ, зная, что и на второстепенной должности представляетъ великую державу. Тeмъ не менeе отвeтный поклонъ министра былъ прiятенъ Альфреду Исаевичу. Онъ все яснeе чувствовалъ, что становится частью огромнаго, могущественнаго организма: благодаря кусочку картона съ пропечатанной фотографической карточкой, хранившемуся у него въ боковомъ карманe, и министръ какъ бы ему принадлежалъ. Водку въ думскомъ буфетe подавали безъ обычной маскировки. Донъ-Педро спросилъ рюмку зубровки, энергичнымъ движенiемъ опрокинулъ ее въ ротъ,-- онъ всегда пилъ водку съ такимъ видомъ, точно бралъ штурмомъ крeпость,-- закусилъ зубровку семгой, хоть не былъ голоденъ, и въ самомъ лучшемъ настроенiи, еще повеселeвъ отъ водки, вернулся въ Екатерининскiй залъ. Объ его комфортe здeсь очень заботились. "Только родильнаго отдeленiя не хватаетъ",-- подумалъ онъ.-- "И совершенная ерунда эта обструкцiя"...
У стола съ журналами толпились депутаты. {241} Донъ-Педро посидeлъ въ удобномъ кожаномъ креслe, прислушиваясь къ разговорамъ. Говорили почти исключительно о предстоящей обструкцiи. Одни говорили о ней сочувственно, другiе возмущенно, но и у тeхъ, и у другихъ чувствовалось оживленiе и даже радость, точно всe съ удовольствiемъ ждали новаго зрeлища. Донъ-Педро вынулъ записную книжку, поставилъ на первой страницe число и набросалъ нeсколько строкъ, хотя отдeлъ "кулуары" еще не былъ ему порученъ. Отъ противоположнаго стола, гдe расписывались въ книгe члены Думы, своей быстрой энергичной походкой подошелъ князь Горенскiй. "Ужъ не взять ли у него интервью?" -подумалъ Альфредъ Исаевичъ. Однако онъ тотчасъ призналъ князя слишкомъ молодымъ для анкеты.
– - Вы какъ здeсь?
– - спросилъ Горенскiй, быстро и крeпко пожимая ему руку.-- Вeдь отъ "Зари" у насъ Кашперовъ?
– - Кашперовъ самъ по себe, а я тоже самъ по себe,-- отвeтилъ Альфредъ Исаевичъ.-- Нашей газетe необходимо отображенiе внутренняго мiра Думы и я, вeроятно, возьму на себя этотъ отдeлъ. Что, князь, будетъ обструкцiя?.. Я не отрицаю, конечно, цeлесообразности этого метода борьбы при извeстной конъюнктурe, но вопросъ въ томъ, поскольку это отвeчаетъ задачамъ текущаго момента?
– - Да, наши лeвые твердо рeшили,-- сказалъ князь.-- По моему...
Мимо нихъ неувeренной походкой, робко и нервно оглядываясь по сторонамъ, прошелъ тотъ министръ, который только что закусывалъ въ буфетe. Князь сухо съ нимъ раскланялся.
– - Вотъ она, звeздная палата,-- насмeшливо сказалъ онъ.-- Кстати, Столыпинъ послeднiй изъ нихъ умeлъ носить сюртукъ. {242}
– - Вeдь этотъ изъ простыхъ, отецъ его былъ простой мeщанинъ... Странно все-таки, что интересы помeстнаго класса представляютъ выходцы изъ мeщанъ, а интересы надцензовой демократiи кровный рюриковичъ князь Горенскiй,-сказалъ, улыбаясь, донъ-Педро.
– - А мнe совершенно все равно, изъ простыхъ онъ или не изъ простыхъ,-съ равнодушнымъ видомъ отвeтилъ князь (хотя ему было прiятно замeчанiе журналиста).-- Важно то, что и онъ, и они всe никуда не годятся.
"Нeтъ, я все-таки возьму у него интервью",-- рeшилъ донъ-Педро. Онъ изложилъ князю свою просьбу. Лицо Горенскаго тотчасъ приняло серьезное, сосредоточенное выраженiе.
– - Важная проблема, которую какъ нельзя болeе своевременно ставитъ газета "Заря"...-- началъ онъ. Но въ эту минуту въ залe зазвонилъ электрическiй звонокъ.
– - Я буду къ вашимъ услугамъ послe засeданiя,-- сказалъ Горенскiй, пожимая руку Альфреду Исаевичу. По Екатерининскому залу, въ предшествiи человeка съ золотой цeпью, шелъ предсeдатель Государственной Думы, за нимъ еще нeсколько человeкъ въ сюртукахъ. Звонокъ продолжалъ звонить. Депутаты, оживленно разговаривая, устремились въ залу засeданiй. Донъ-Педро поспeшно вернулся въ ложу, теперь переполненную до отказа, отыскалъ глазами Кашперова, очень корректно съ нимъ раскланялся и, устроивъ себe пюпитръ изъ портфеля, положилъ на него книжку. Предсeдатель Думы уже сидeлъ на трибунe. Его голова приходилась въ уровень съ концомъ шпаги Императора. Нeсколько ниже приставъ, оглядывая быстро наполнявшiйся залъ, придерживалъ рукой прессъ-папье, положенное на кнопку электрическаго звонка,-- видимо, {243} этотъ прiемъ доставлялъ ему удовольствiе. Когда залъ заполнился, приставъ снялъ съ кнопки прессъ-папье. Электрическiй звонокъ оборвался, тотчасъ раздался другой. Предсeдатель рeзкимъ властнымъ движенiемъ встряхнулъ въ рукe мeдный колокольчикъ.
– - Засeданiе Государственной Думы открывается.
XXXIV.
"Да, это и есть наше главное окно въ Европу, и только отсюда могло бы прiйти спасенiе",-- думалъ Браунъ, вглядываясь въ новую для него картину русскаго парламента. Зрeлище это доставляло ему почти такое же удовлетворенiе, какъ Альфреду Исаевичу. Онъ вдобавокъ находилъ, что Таврическiй дворецъ превосходилъ великолeпiемъ и размахомъ западные парламенты. "Да, эти люди продолжаютъ дeло Петра, хотятъ ли они того или нeтъ... Я родился европейцемъ, европейцемъ умру, въ Азiи мнe дeлать нечего и любоваться Азiей я не стану",-- думалъ онъ, невольно удивляясь собственному умeренному настроенiю. "Внeшнiй видъ Государственной Думы, блескъ Таврическаго дворца, очевидно, ничего не доказываютъ... Но я живой человeкъ, а не машина для выработки "стройнаго образа мыслей" и, какъ живой человeкъ, поддаюсь впечатлeнiямъ... Вeками лилась въ мiрe кровь для того, чтобы это создать. Что толку въ шуточкахъ Федосьева? Что можетъ онъ предложить взамeнъ этого? Что толку и въ моихъ мысляхъ, разрушительностью которыхъ я забавлялся, какъ юноша? Я пробовалъ устроиться съ комфортомъ въ пороховомъ погребe и еще другихъ приглашалъ въ гости. Но на всякiй случай {244} устроилъ себe и болeе удобную идейную квартиру, раздeливъ стeной философiю и практику. Я могу думать и проповeдывать что мнe угодно,-- эти учрежденiя, надоeвшiя пресыщеннымъ людямъ, эти идеи, ставшая общедоступными благодаря пролитой за нихъ крови, очень надолго переживутъ и мою философскую схему, и принципъ одновременнаго жительства въ нeсколькихъ идейныхъ квартирахъ...