Ключевая улика
Шрифт:
— Ты, наверно, уже знаешь, что натворила Люси.
— Ты же сказал, что при тебе она Люси не упоминала. — Я разворачиваю свой бисквит с яйцом. Обычно я не ем фастфуд и уж точно не разделяю пристрастия Марино ко всему жареному, но сейчас ловлю себя на том, что здорово проголодалась.
— Вообще-то нет, — говорит он. Мы едем по шоссе Ветеранов. По обе стороны тянутся долгие полоски леса, небо огромное и беловато-голубое, значит, день будет жаркий. — Джейми только упомянула про Ситуационный центр, про то, что его база была взломана, а вину свалили на нее. Официально ее никто не обвинял, но намекали, что
— Люси рассказывает другую историю, — парирую я. — Никакого проникновения в базу данных Ситуационного центра не было. Речь шла об одном полицейском участке, где якобы тяжкие уголовные преступления, например крупные кражи, переводились в разряд мелких, а кражи со взломом — в категорию преступно причиненного вреда.
— Серьезно.
— Я не знаю, что именно она узнала и как, но согласна — да, серьезно. И мне жаль, если о Люси отзываются так, как ты сказал. Жаль, что у нее репутация хакера. Если, конечно, люди действительно так говорят.
— Черт, док, она же всегда этим занимается. Если может влезть куда-то, обязательно влезет, а возможности у нее почти неограниченные. Ты и сама это знаешь, так что давай не будем делать вид, что она когда-нибудь изменится, ладно? Я бы, может, и сам так делал, если бы был таким, как она. Хочешь чего-то — делай что надо, бери, потому что можешь. Законы для Люси — всего лишь кочки на крутом горном склоне. Препятствия, которые надо обойти, и чем их больше, чем они труднее, тем больше это Люси по кайфу.
Я смотрю в открытое окно на бурые марши и вьющиеся змейкой протоки и бухточки. Горячий ветерок приносит запах тухлого яйца.
— Вообще-то Люси наплевать, кто что о ней думает. — Марино сминает бумажный пакет.
— Люси понравилось бы, что ты так считаешь. Но только на самом деле есть многое, на что ей не наплевать. Включая Джейми. — Я пробую бисквит. — Знаю, что потом пожалею, но уж больно вкусно.
— Пожалуй, съем еще один — вдруг с ланчем не получится.
— Ты похудел, уж не знаю, как тебе это удалось.
— Ем только тогда, когда организм этого требует, а не когда проголодаюсь я, — объясняет Марино. — Полжизни прожил и только теперь сообразил. Типа, жду, пока не проголодаюсь на клеточном уровне. Ну, ты понимаешь.
— Представления не имею. — Я протягиваю ему еще один бисквит.
— И знаешь, это работает. Кроме шуток. Цель такая — не думать. Когда потребуется пища, твой организм сам даст тебе об этом знать, и тогда уж принимай меры. Так что я лично о еде больше не думаю. — Марино треплется с набитым ртом. — Я не планирую, что съем то-то и то-то или чего-то не съем. Я не думаю, что должен поесть в определенное время. Этот вопрос теперь регулирует мой организм, и меня это вполне устраивает. Сбросил пятнадцать фунтов за пять недель и даже подумываю, не написать ли книгу. Не думай, что ты толстый, — просто ешь. Игра слов. На самом деле я не говорю людям не думать, что они толстые. Я говорю им не думать об этом вообще. Уверен, народу это понравится. Может, надиктую, а потом кто-нибудь напечатает.
— Меня беспокоит, что ты снова куришь.
— Какого черта ты постоянно
— В фургоне кто-то курил.
— А по-моему, здесь хорошо пахнет.
— Вчера пахло не очень хорошо.
— Это приятели, пара рыбачков. Когда жарко и едешь с открытыми окнами, парням хочется затянуться.
— Может, тебе стоит быть немного хитрее.
— Да чего ты привязалась с этими сигаретами? Как будто в курительную полицию записалась.
— Ты же помнишь, каково пришлось Розе. — Я напоминаю ему о моей секретарше, умершей от рака легких.
— Роза не курила, за всю жизнь ни разу не затянулась. У нее вообще никаких вредных привычек не было, а рак все равно прицепился. Может, как раз поэтому. Я для себя уже решил, что если слишком сильно себя зажимать, то только хуже будет. Так какой смысл лишать себя чего-то? Чтобы помереть раньше срока в добром здравии? Жаль, ее здесь нет. Без нее все не так. Черт, не люблю, когда люди вот так вот уходят. Знаешь, до сих пор вхожу в твой кабинет и думаю, что вот сейчас увижу ее за столом с той старенькой печатной машинкой «Ай-би-эм» и этим ее выражением лица. Есть люди, которые не должны умирать, а получается, что те, кто должны, так целую вечность и ошиваются на белом свете.
— У тебя недавно диагностировали базально-клеточную эпителиому, тебе удалили пораженные ткани. Ради бога, не начинай курить.
— Рак кожи появляется не из-за курения.
— Курение втрое повышает шансы заболеть.
— Ладно. Если я побалуюсь с сигареткой, когда рядом кто-то смолит, большого вреда не будет.
— Не курите больше сигареты — просто балуйтесь с ними. Может, тебе лучше такую книжку написать. Народу понравится.
— То дерьмо, из-за которого Люси беспокоится… никто ничего не докажет. — Марино возвращается к прежней теме, потому что не хочет, чтобы ему читали нотации. — Обвинений никому не предъявили и не предъявят. Джейми из офиса окружного прокурора ушла навсегда, чего люди вроде Фарбмана только и хотели. Все просто и ясно. Он, должно быть, так рад, будто в лотерею выиграл.
— Только вот Джейми не рада, хотя вида и не показывает.
— По-моему, она вполне довольна тем, чем сейчас занимается.
— Не верю.
— Ей, конечно, не нравится, как все случилось, потому что ее заставили уйти. Ты бы как себя чувствовала, если бы тебя выгнали, невзирая на все твои заслуги?
— Хочу верить, что не стала бы подстрекать человека, которого вроде бы люблю, сделать что-то противозаконное, потому что мне захотелось поставить на наших отношениях крест.
— Да, но только их разрыв с Люси никакого отношения к тому, что Джейми выставили из офиса окружного прокурора, не имеет.
— Имеет, причем самое непосредственное. Джейми сама себя уничтожила, — возражаю я. — Сначала создала, а потом, увидев, что получилось, разбила вдребезги, чтобы начать все сначала. Но так не бывает. Никогда. Нельзя перестроить себя на фундаменте лжи. Ты помогал ей устанавливать сигнализацию и камеры слежения. Она и оружие носит?
— Я дал ей пару уроков стрельбы в местном тире.
— Чья идея?
— Ее.
— Большинство ньюйоркцев оружие не носят. У них другая культура, им это не присуще. Почему она вдруг решила, что ей нужно оружие?