Ключи и калитки
Шрифт:
— Умышляете ли вы зло против острога нашего, земли словенской, её люда и бояр, князей и государя? — потяжелевший голос характерника вкручивался в череп и растекался по закоулкам мозга, разбегался щупальцами, ищущими, щекочущими: «скажи-скажи-скажи», «не ври-не ври-не ври». И вновь. И вновь. И так по кругу. И отвечаем же, что я, что Света. Вслух, громко, ясно и отчётливо, мол, не хотим ничего подобного. Никакого зла не задумывали, и вообще, мы здесь проездом. Каждый своими словами, понятное дело, но ведь смысл одинаков! А чёртов характерник всё не успокаивается, и крутит-крутит-крутит ту же самую шарманку.
На восьмой итерации я не выдержал, коснулся инфополя и, выделив волей несколько связок знаков
Открыв глаза, оценил результат своей диверсии и… невольно хмыкнул. А вот Света не удержалась от более явного выражения эмоций. Покачала головой, да и отвесила мне подзатыльник.
— А если бы убил? — укоряюще указала она мне на кряхтя поднимающихся на ноги характерника и десятников, не удержавшихся на ногах после применённого мною воздействия, чем-то схожего с манипуляциями, удерживающими в воздухе столь распространённые в Хольмграде летающие машины. Только те действуют постоянно, а мой финт — одномоментно.
А вот полусотник, кстати, на ногах удержался. Думается мне, потому что успел за каменюку ухватиться. Та в качестве гасящего контура выступила, потому и на нас с подругой мгновенная смена вектора гравитации никак не повлияла.
— Это надо быть феерическим неудачником, чтоб от такой шутки сдохнуть, — отмахнулся я.
— Ну что, проверили? — обратился к поднимающимся на ноги подчинённым полусотник. — Убедились?
— Так и есть, господин полусотник, — отряхнувший полы своего укороченного кафтана, характерник с достоинством поклонился начальству острога. — Проверили и убедились. Нет в сих гостях тёмной тени. И в силах светлых они сведущи. Не только чуять её могут, но и управляться с ней способны. О том свидетельствую!
На окончании фразы характерник шлёпнул ладонь на камень, и тот загудел в ментале, словно кто-то в «благовест» ударил. Получилось беззвучно, но… внушительно.
Тут уж и десятники головы склонили. Младшие с облегчением, Рудый уважительно, а Усатый… Усатый спрятал за наклоном головы недобро блеснувший взгляд. Недоволен остался Любим результатом испытания. Совсем недоволен. И чем мы ему не угодили, спрашивается? Или ему только Стоян Смеянович не по душе, а мы так, за компанию попали?
Впрочем, к дьяволу эти местечковые интриги и тайны недомадридского двора! У нас нынче образовалось слишком много дел! И первое из них — просмотр и доскональное изучение видеозаписи с изображением памятного камня… ну и отсылка полученной информации Грацу. Думаю, ему будет так же интересно познакомиться со здешней традицией естествознания, воспитанной в атмосфере повышенной активности инфополя.
— Интересно, — задумчиво потерев идеально выбритый подбородок, Грац прошёлся вдоль огромного экрана, остановился у противоположного его края, вытащил из жилетного кармашка золотое пенсне на цепочке и, протерев его белоснежным носовым платком, водрузил на нос, после чего вновь уставился на экран. Секунда, другая… Профессор потёр подбородок. — Очень интересно.
Пенсне отправилось в отведённый для него кармашек, платок вернулся на своё место, вновь отстучали свои четыре шага надраенные до блеска лаковые штиблеты… и резкий разворот на пятках. Тишина. Пенсне, платок, взгляд на экран…
— Интересно.
— Давно он так? — войдя в лабораторию, поинтересовался Свен у сидящих за столом практикантов, молча с синхронным поворотом головы следивших за передвижениями профессора вдоль экрана, на котором замерло изображение какой-то каменюки, испещрённой дичайшим количеством символов и знаков. Не дождавшись ответа, помощник профессора тронул одного из студентов-лаборантов за плечо и… наткнулся на совершенно
Толчок в плечо второго, и ещё один взгляд без единого проблеска мысли обращается на гостя.
— Очень интересно, — у экрана продолжается всё та же сцена и… Пенсне, платок, взгляд на экран, четыре шага, разворот. С ужасом глядя на происходящее, Свен вдруг почувствовал, как шевелятся его волосы на… да везде они шевелятся!
— А-а!!! — крик помощника профессора Граца разнёсся по лаборатории, ударился эхом о стены и покатился по коридору.
— Свен, горе вы луковое, подите к Забаве Ольгердовне, пусть она вас пустырником напоит, — неожиданно обернувшись лицом к своему старшему лаборанту, заявил профессор. — Нервы, батенька, беречь надо. Заботиться о них всячески. Верно я говорю, господа студиозусы?
Сидящие за столом лаборанты дружно закивали, не сводя со Свена по-прежнему мертвецки пустых глаз, отчего бедолагу аж перекосило.
— Ик!
— Вот-вот, а я о чём! — назидательно заметил профессор. — К Забаве, немедленно. И пока не приведёте себя в рабочее состояние, чтоб я вас даже на пороге лабораторного корпуса не видел. Марш-марш!
Запинаясь, Свен вывалился из кабинета, обвёл шалым взглядом пустой тёмный коридор, где, по вечернему времени, едва-едва горела каждая третья лампа, и, мелко перекрестившись, шарахаясь от каждой тени, поплёлся в круглосуточно работающий университетский лазарет. Может быть, его шеф слетел с катушек и даже умудрился утянуть следом своих младших помощников, но от этого он не перестал быть шефом, верно? А приказы начальства не обсуждаются, а исполняются. Быстро и без рассуждений. Тем более, когда приказывает адъюнкт-профессор Хольмского университета, Всеслав Мекленович Грац. Внештатный консультант Особой Государевой Канцелярии и «наследный» волкодав Железной Своры светлейшего князя Старицкого!
Вот! Вот! Точно! Нужно сообщить князю, что сын его старого друга сошёл с ума и сводит с него окружающих. И побыстрее, пока профессор со свойственной ему прусской педантичностью не довёл до ручки весь университет. А он может! Гений же… Кстати, любопытно, а что он там на экране такого интерес… Нет-нет-нет! Неужто началось?! К чёрту лазарет! На доклад к князю! Немедля!
[1] Ряд — здесь, договор, контракт, обязательство.
[2] До сотворения Мира — в Хольмграде летоисчисление ведётся не от Р.Х., а «от сотворения Мира» (по которому ныне в мире Ерофея и Светы идёт год 7526-ой). И слова Хабарова здесь, хольмградская идиома, нечто вроде привычного нам: «это было давно и неправда».
Глава 8
Всякому плоду свое время
Отправив запись Грацу, я решил не терять время в ожидании, пока профессор наморщит лоб и выдаст какие-то идеи по полученной информации, и сам насел на характерника, проживающего при «медовом зале». Было, конечно, опасение, что Мирослав не захочет общаться с непонятными пришлыми на профессиональные темы, а то и вовсе отморозится сакральностью знаний и тайн, трепать о которых кому попало ему вера не дозволяет. Но нет, хранитель памятного камня оказался вполне вменяемым дядькой, и скрытничать особо не стал. Понятное дело, что углубляться в частности по поводу того же хранимого им объекта и его рунного «покрытия» он не стремился, но, если судить по узнанным мною руноставам, это и логично. За час всего не расскажешь, да и за месяц, пожалуй, тоже. А учить своему искусству посторонних характерник точно не собирался. Ни бесплатно, ни за деньги. Но в общих чертах, информацией о своей работе и обязанностях поделился без проблем, ещё и пару легенд рассказал, вроде как должных объяснить, откуда есть пошло искусство характерное.