Ключи к полуночи
Шрифт:
Игнасио Каррерасу нравилось убивать. Мужчин. Женщин. Детей. Все равно кого. Конечно, ему не так уж часто предоставлялся подобный случай. Не так часто, как он выжимал штангу, и не так часто, как ему хотелось бы.
Паз поднял сырое полотенце, лежавшее на краю возвышения. Он подал его Каррерасу и произнес:
— Звонит Марлоу из Лондона.
— Что ему надо?
— Он не скажет без крайней необходимости.
Оба мужчины говорили по-английски так, как будто учились языку в одном из престижных британских университетов, но ни один из них никогда не учился в Англии.
Каррерас
Телефон стоял на столике близ одного из больших окон.
Бархатные шторы были раздвинуты, но основной свет в комнате давала огромная люстра, висящая как раз над возвышением. Сейчас, на склоне дня зимнее солнце светило тускло, едва пробиваясь сквозь плотные массы снеговых туч. За окном простирался один из самых интересных городов Европы — Цюрих, Швейцария: прозрачное голубое озеро, кристальная река, массивные церкви, банки, добротно построенные дома, стеклянные здания офисов, древняя ратуша, Гроссмюстерский собор XII века, бездымные фабрики — все вместе любопытная и чарующая смесь из подавляющей готической угрюмости и альпийской веселости, современного и средневекового. Город покрывал склоны холмов и берега озера. Из дома Каррераса открывался эффектный вид на большую часть города. Телефонный столик, казалось, был расположен на вершине мира.
Каррерас сел и взял трубку. Он все еще не мог отдышаться после последней серии упражнений.
— Марлоу?
— Да.
— Что случилось?
С Марлоу он был откровенен, потому что оба телефона — и его, и лондонский — были снабжены самыми хитрыми устройствами, которые делали почти невозможным прослушать линию и записать их разговор.
— Уже более двух часов я пытаюсь дозвониться до вас, — сказал Марлоу.
— Я был здесь весь день.
— Не ваша вина. Этот чертов телефон. Один сбой за другим. Эти телефонисты...
— Теперь вы до меня дозвонились, — нетерпеливо сказал Каррерас.
— Джоанна Ранд звонила в Британско-Континентальную. Интересовалась выплатой страховки ее отца.
— Вы говорили с ней?
— Я сказал, что у нас ничего нет такой давности. Я, конечно, назвался Филлипсом. Что теперь будем делать?
— Пока ничего, — сказал Каррерас.
— Думаю, время сейчас — существенный фактор.
— Думайте, что хотите.
— Очевидно, что все дело рушится.
— Может быть.
— Что-то вас это не особо беспокоит.
— Вам тоже стоило бы поостыть.
— И что я должен делать, если она опять позвонит?
— Не позвонит.
— В конце концов, если она начнет интересоваться своим прошлым в целом, что ее удержит, чтобы не примчаться сюда, в Лондон?
— Ничего, кроме одного, — сказал Каррерас, — у нее постгипнотическое внушение, которое сделает трудным, если не невозможным для нее, покинуть Японию. В тот момент, когда она попытается взойти на борт самолета или корабля, — неважно, — ее захлестнет страх. У нее начнется такое головокружение и она почувствует себя настолько больной, что ей понадобится доктор, и она пропустит свой рейс.
— М-да, —
— Пусть, — сказал Каррерас, — я контролирую ситуацию. Из Киото я получаю ежедневные отчеты. И если она выберется из Японии, я узнаю об этом в течение часа. Вас предупредят.
— Как бы то ни было, я просто не могу позволить ей совать повсюду свой нос. На кои поставлено слишком многое.
— Если она попадет в Англию, — сказал Каррерас, — она не останется так надолго.
— Как вы можете быть так уверены? Кроме того, за день или два она может причинить непоправимый ущерб.
— Когда и если она достигнет Лондона, она будет искать улики. Мы оставили несколько, которые она не сможет проглядеть, и все они приведут в Цюрих. Она быстренько решит, что это то место, где ее таинственная загадка может быть решена наилучшим образом, и сразу же приедет сюда. А здесь я сам смогу разобраться с ней.
— Каким образом, например? — спросил Марлоу.
— Мы разработаем план на тот случай, если это понадобится.
— Смотрите, — сказал Марлоу, — если она все-таки проскользнет мимо ваших людей в Киото и выберется из страны, если все-таки внезапно нагрянет в Лондон, я буду вынужден принять собственное решение насчет нее. И буду вынужден действовать быстро.
— Это не будет мудро с вашей стороны, — зловеще произнес Каррерас.
— Я не пешка в этой игре, вы знаете об этом. Мягко говоря, это для меня несколько больше, чем постороннее дело. Чтобы достичь цели, я пустил в ход многие средства. Я не позволю испортить все блюдо из-за одного ингредиента. Если эта женщина постучится в мою дверь без предупреждения и если я почувствую, что она угрожает всей моей операции, тогда я прикончу ее: обвесив цепями, сброшу за борт посреди Английского канала. У меня нет выбора. Ясно?
— Она не постучится без предупреждения, — сказал Каррерас.
— Будем надеяться, что нет, — произнес раздраженно Марлоу.
— Но вы должны помнить, что если вы причините ей вред без моего разрешения, то другие увидят вашу собственную подобную морскую прогулку.
Марлоу равнодушно произнес:
— Вы мне угрожаете?
— Я просто объясняю возможные последствия.
— Мне не нравится, когда мне угрожают.
— Вы так чувствительны, Марлоу? Не в моих силах вынести подобную угрозу. Вы это знаете. И вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я не бросаю слов на ветер. И я просто говорю вам, что другие решат сделать с вами.
— Да? И кто же спустит курок? — скептически спросил Марлоу.
Каррерас вздохнул и выдал имя однозначно могущественного и безжалостного человека.
Это произвело желаемый эффект. Марлоу поколебался, а затем сказал:
— Он? Вы серьезно?
— Совершенно.
— Нет. Вы, должно быть, блефуете.
— Чтобы доказать вам, что не блефую, — сказал Каррерас, — я устроил так, что вы получите от него известие.
— Когда?
— В течение двадцати четырех часов.
Марлоу не оставалось ничего как поверить.