Ключи от ящика Пандоры
Шрифт:
– Но мы же не решили ничего.
– Завтра, Громов, все завтра. Будет новый день, будут и решения. Не входи сегодня в спальню, будь другом. Вообще не входи. Девчонкам скажи, что я заболела, ладно?
– Не пугай меня!
– Не бойся, таблетками травиться и вены резать не стану. Вот если бы десять лет назад… А сейчас – нет. Не тот возраст, прости. Смешно как-то получится. И впрямь дико спать хочу.
И в самом деле уснула, добравшись до кровати. Организм сработал мгновенно, будто чья-то заботливая рука дернула за стоп-кран. Наверное, ему
Ирина открыла глаза и удивилась поначалу. Казалось, проспала не больше часа, а в комнате уже сумерки. Судя по сгусткам темноты по углам, довольно поздний уже вечер. И в доме тихо очень. Настороженная тишина, неприятная. Как перед грозой…
Она села на постели, чуть поскуливая от боли в затекшей руке. Тело было вялым, безжизненным, в памяти так же вяло ворошился давешний разговор с Игорем. Зевнула. Поежилась. Тоска. Какая тоска, боже мой. Еще и выспалась зачем-то. А что ночью делать? Плавать в этой тоске до рассвета? Идти чемоданы собирать? Ну, с чемоданами – это потом, всегда успеется.
Все-таки пришла о них мысль. Говорят, всегда надо доверять первой мысли, если в чем-то сомневаешься. Но, с другой стороны, сомнения – это ж продукт работы бодрого сознания, а оно сейчас далеко не бодрое, сумеречное скорее. И надо как-то до утра дожить. Снотворное, что ли, принять? Где-то на кухне, в аптечке, были таблетки феназепама… Не бродить же всю ночь бессонной тенью по дому!
Ира осторожно приоткрыла дверь спальни, на цыпочках скользнула к лестнице. Из-за двери кабинета Игоря пробивался свет настольной лампы – не спит. В спальне девчонок было тихо, лишь бормотал что-то телевизор. Опять, наверное, заснули и не выключили.
Хорошо хоть посуду помыли. На кухне чистота, пахнет вкусно. Девчонки, наверное, хозяйничали. Ведь умеют же, если приспичит! Да, все умеют, вполне могут самостоятельно жить, без родительского пригляда. Материнская забота им скоро вообще без надобности будет, да и отцовская, в общем, тоже.
Фу, какие грустные, серые мысли. Давай заплачь еще, поскули жалобно – никому не нужна, мол. Нет уж, дорогая, не прячься за скулеж, детям всегда семья нужна. Рядом ли, на расстоянии ли – без разницы. Главное, чтобы папа с мамой вместе были, чтобы тыл был, оплот, общий дом! Никто не жаждет смотреть в припыленные процессом развода родительские лица, вникать в страстные эмоции, обиды и правоты. Дети – они есть дети, такова правда жизни, и ничего с этим не сделаешь. Если только по крайней необходимости…
Проглоченная таблетка ожиданий не оправдала и принесла в организм тяжкую дрему-забытье. Уснула по-настоящему только под утро, под аккомпанемент радостного чириканья птиц за окном. Все-таки – жизнь…
Разбудила мелодия мобильника. Она нашарила его на тумбочке, не глядя на дисплей, нажала кнопку включения:
– Да…
– Доброе утро, Ирочка. Не разбудил?
От удивления женщина села на постели, распахнула глаза. Какая неожиданность –
– Доброе, – прохрипела в трубку, отводя волосы от лица. – А… что случилось, Петр Яковлевич? С Игорем что-то?
– Да нет, не волнуйся! Все с ним в порядке, планерку с сотрудниками проводит. Правда, он сегодня помятый какой-то. Ты что, пилила его всю ночь?
Голос натужный, несмотря на старательный юморок. Наверное, надо что-то в пику ответить, да в голову ничего не приходит. Врасплох застал…
– Ир… А ты не могла бы со мной встретиться, а?
– Не поняла, в каком это смысле? Вы что, свидание мне пытаетесь назначить?
Вот и юморок в пику сам собой выскочил, и напрягаться не надо. Ишь, как хохотнул, словно брошенный мячик принял.
– Нет, Ирочка, что ты! Где уж мне, старому, по свиданиям таскаться. Просто поговорить с тобой надо. Обсудить кое-что. Так как насчет совместного завтрака?
– Ну что ж, если надо…
– Можешь через часок к «Тройке» подъехать? Это на Луначарского, возле сквера.
– Могу. Только не через часок, а через два.
– Идет… Я там буду ждать.
– Хорошо, Петр Яковлевич.
Ирина нажала на кнопку отбоя, потрясла головой. Что это было? Зачем она вдруг Горскому понадобилась, какие могут быть разговоры, о чем? И вдруг догадалась!
Что ж, смешно теперь звонить и отказываться – надо ехать. Тем более сама судьба послала отсрочку-передышку. Пока в чужих проблемах разбираешься, может, и о своих ненадолго забудешь. Ну, хоть на чуть-чуть…
Дом в это утро встретил ее настороженно, будто нахохлившись. Захотелось попить воды – и упала, разбилась под неловкой рукой любимая Машкина чашка, красная, с желтой смешной рожицей. Потом вдруг ветер завыл в каминной трубе, как пес по покойнику. Наверху, на чердаке, хлопнула ставня. Ирина вздрогнула от этого звука, втянула голову в плечи: явно сердился дом, выражал звуками свое неодобрение. Как живой…
Она кое-как собралась, оделась, вышла на крыльцо. День занялся сереньким, облачным. Сосны стояли угрюмые, не обласканные солнечными лучами. Даже машина завелась не сразу, решила немного покапризничать. Что ж, какое утро, такой и день…
Горский сидел за столиком на двоих в дальнем углу кафе, призывно махал ей рукой. Когда подошла, он вскочил с места, галантно подвинул ей стул.
– Чем будем завтракать, Ирочка? Тут неплохие бифштексы подают.
– Я не хочу есть, только кофе буду.
– Ну, хотя бы пирожное…
– Нет, я на диете.
– Хорошо. На диете так на диете, – улыбнулся он подошедшей официантке: – Нам два кофе, пожалуйста. И коньяку сто граммов. Нет, лучше двести.
– Вы не за рулем?
– Нет. Я пешочком. Тут от офиса недалеко. Так что могу себе позволить расслабиться, а то нервишки шалят. Всю ночь не спал, представляешь?
И глянул на нее в ожидании, будто ждал ответного вопроса – а что так, отчего не спали-то? Но она лишь пожала плечами, сочувственно улыбнувшись. Не спал и не спал, мол, мне какое дело.