Ключи от ящика Пандоры

Колочкова Вера Александровна

– В мифе сказано – обманчивая надежда, теть Саш. Замешкавшаяся. То есть имеется в виду, что она была тоже одним из несчастий, предназначенных богами для людей. Ну, как тормоз, что ли. Просто это несчастье по имени «надежда» из-за своей нерасторопности не успело из ящика вылететь. Вот и получается, что люди в трудную минуту цепляются за нее, ищут защиту, верят ей, обманчиво топчутся на месте. А это тоже своего рода зло. Не честнее ли принять ситуацию такой, какая она есть? Человек – существо инертное и не любит менять привычный образ жизни, это понятно. А когда мы не тормозим и

адекватно воспринимаем ситуацию, даже если она горестна и неприятна, то начинаем искать пути выхода. И ведь находим!

– Да. Если адекватно, то да. А ты уверена, что вполне адекватно ее воспринимаешь? Ведь были же у тебя сомнения? По-моему, не стоит надеждой пренебрегать, хоть и обманчивой. Оставь себе хоть капельку!

– Нет. Это очень тяжело, теть Саш. В самом деле. Раздвоенность какая-то получается. Надо одно выбирать – или надеяться, или укрепиться в своем решении. Иначе с ума сойдешь, утонешь в собственных рефлексиях. Я за эти дни чуть не утонула, хватит!

– Ну что ж, тебе виднее. Ишь, как у тебя глаза решительностью блестят. Если на первое время нужна будет помощь – обращайся. У меня есть кое-какие сбережения.

– Спасибо, теть Саш. Я как-нибудь сама. Голова на плечах есть, руки-ноги целы. Ничего, проживу. Сегодня буду школы обзванивать, работу искать.

– Ну, бог в помощь. Ладно, пойду, не буду тебе мешать.

– Посидите еще, теть Саш…

– Нет, Ирочка, не могу. Хочу до обеда на могилку к Машеньке съездить. Я ведь каждый день езжу. Тянет меня, и все. Ничего не могу с собой поделать. А вчера, знаешь, такой забавный случай был. Сижу на скамье около могилки, а сзади кладбищенский сторож подошел, хотел, видно, спросить что-то. Глянул сначала на меня, потом на фотографию на памятнике – и позеленел весь, начал молитву бормотать да креститься. И пятится от меня, пятится, чуть не упал. Мы ж с Машей-то до старости были – одно лицо.

– Да, я понимаю. У вас такое горе, а тут еще я…

– Да что ты? Главное, живи да здравствуй, в любых ипостасях. Все можно в этой жизни пережить, кроме смерти близких. Смерть – настоящее горе. А все остальное – суета.

Вздохнули в унисон, помолчали. Тихий ангел пролетел по кухне, колыхнул край занавески. А может, это был ветер с улицы, тоже вздохнувший горестно.

Проводив тетку, Ирина в раздумьях перемыла посуду и застыла у кухонного окна. Как же непривычен глазу городской индустриальный пейзаж: улица, дома, чахлые клены на тротуаре в квадратах земли, вдали труба завода плюет в небо сизо-оранжевым дымом.

Телефон. Кажется, звонит ее телефон. Разбавляет знакомой мелодией тишину квартиры. Она глянула на дисплей, сердце обмерло от радости – Сашка!

– Привет, мам. Как ты?

– Да ничего, доченька. А вы как? Где сейчас, на занятиях?

– Не-а. Мы с Машкой сегодня в прогуле.

– А что так?

– Как – что? Тяжкую стрессовую ситуацию переживаем. От нас мама ушла.

– Не надо, Саш, прошу тебя. Лучше собирайтесь и приезжайте обедать. А заодно захватите мой диплом, поищите его там, где у нас фотографии. Он должен в каком-то из пакетов лежать.

– Ладно, найдем.

– Давайте, жду.

Она нажала на кнопку отбоя,

похвалила себя за спокойный голос. Не расплакалась – уже хлеб. Так, а что с обедом? Тетка привезла какие-то продукты: курица есть, овощи, бутылка кефира. Будет обед. А на сладкое можно оладушки сделать, мука в тети-Машиных запасах наверняка найдется.

К приезду девчонок стол был накрыт, запеченная в духовке курица красовалась в центре на блюде. Салат пришлось подсолнечным маслом заправить, оливкового не нашлось. Ничего, может, не унюхают, привереды.

Зашли в дверь – обе с каменными настороженными лицами, сунулись к щеке с поцелуями. Вежливо, как чужие. Сели за стол, она суетилась вокруг, как радостная клуша, подкладывая к тарелкам забытые ножи и вилки, трещала без умолку.

– Чуть курицу не сожгла, представляете? Духовка-то незнакомая. Но вроде ничего получилась, поджаристая, как вы любите. Ешьте, от белого мяса не толстеют.

– А нам нынче лишние килограммы не грозят. Нас теперь вкусным ужином никто не соблазнит. Приезжаем домой поздно, когда готовить-то? И нервное переживание не способствует.

– Перестань, Саш, – одернула сестру Машка. – Хватит, маме и без твоих намеков плохо. Да, мам?

– Ну, почему же плохо, привыкаю помаленьку.

– Да к чему тут привыкать, – недоверчиво оглядела Сашка скромную кухоньку. – И все равно не понимаю тебя. Ну что за восстание Спартака ты нам устроила? Поедем домой, а? На нашей кухне так хорошо, а здесь дышать нечем, из окна асфальтом и бензином воняет.

– Ты ешь, Сашенька. Вы про мой диплом, кстати, не забыли? Привезли?

– Да, учительница истории ты наша. Что, и впрямь в школу работать пойдешь?

– Пойду. Это ж моя специальность как-никак. Другой не имеется.

– Вот именно – как-никак. Помнишь, по телевизору сериал «Школа» показывали? Его еще прикрыли потом, правды испугались. А там действительно про школу все показали.

– Да ты-то откуда знаешь? Вы же в хорошей элитной гимназии учились!

– Рассказывали.

– Ну, мало ли что рассказывают.

– Мам, да ты хоть представляешь себя учительницей? У тебя ж никакой хамской закалки нет! И вообще несерьезно все это. Не тот случай, по большому счету. Я понимаю, еще бизнес свой открыть – как в сериалах про женское возрождение. А что, сейчас народ любит по субботам такое «мыло» смотреть. Там сначала женщина все теряет, а потом на протяжении четырех серий возрождается. Долго возрождается – через тернии и препоны. Тут уж насколько у сценариста фантазии хватит, а иногда ее просто зашкаливает – на одну женскую жизнь столько и препонов с терниями не найдешь!

Сашка усмехнулась, отправила в рот сочный кусок белого куриного мяса, с удовольствием прожевала, прикрыв глаза. Проглотив, продолжила:

– Так вот, о чем бишь я… Да, о сериале про женское возрождение. А в конце тот, кто у бедной женщины все отобрал и выгнал на улицу, волосенки на голове рвет и на коленях приползает. Это уж как правило! Ну и все прочее люблю – не могу. Ты так же, что ли, хочешь?

– Нет. Ничего я такого не хочу, все гораздо проще. Я не могу жить с мужчиной, который меня предал, только и всего.