Ключи от ящика Пандоры

Колочкова Вера Александровна

– Ну, где ты там окопалась?

– А ты что, хочешь сюда приехать?

– А что, нельзя?

– Ну почему же? Пожалуйста: улица Папанина, восемь…

– Это на Маяке, что ли?

– Ну да.

– У-у-у, в какую тмутаракань забралась. А что там девчонки делают? Неужели, как декабристки, за матерью в сибирские рудники последовали?

– Нет. Они просто…

Хотела сказать – в гости, да язык не повернулся. Слишком уж звучит для слуха убийственно – дочки к маме в гости приехали. И вообще – страшно действовал на нервы насмешливый

голос подруги…

– Ладно, жди. А какой номер квартиры?

– Пятьдесят шесть…

– Все, через полчаса буду. Девчонок домой отправь. Дело у меня к тебе, срочное.

Все, отключилась. А обидный осадок остался. Чего они насмешничают над ней кто во что горазд? Неужели все случившееся действительно так смешно? А может, и впрямь смешно? Если, допустим, отключиться и посмотреть на собственную ситуацию со стороны, как давеча, словно из зала кинотеатра. Да, смешное кино. Муж десять лет жене изменял, а она, дура, спохватилась. Молодец, как ловко ее за нос водил! Так тебе и надо, не зевай, значит! Нет, посмотрите на эту глупую гусыню, она еще и гордостью вся изошла, из дома ушла с чемоданами – после драки кулаками размахалась! Нет чтоб поплакать тихонько да простить великодушно от безысходности. А эта – нет, еще и детей мучит. Неинтересное кино, совсем глупое, аж зевать хочется…

– Это тетя Оля звонила? – вывел ее из короткой задумчивости Сашкин голос.

– Да. Чайник вскипел, сейчас чашки поставлю…

– Она что, сюда приедет?

– Да, через полчаса.

– Ну, тогда мы чаю быстро попьем да отвалим. Чего мы вам мешать будем, да, Маш?

– Вы нам совсем не помешаете, с чего ты взяла?

– Нет, мы поедем, пожалуй. Слышь, Машка…

Сашка повернулась к сестре, и глаза вдруг округлились, голос взвился возмущенной нотой:

– Ты что, полтарелки оладий сожрать успела?! Нет, ну ты посмотри на нее, мам. Ну бессовестная какая, глаз да глаз нужен! Скоро ни в одну дверь не войдет, проталкивать придется!

– Отстань от нее, Саш, не дави. Вот же взяла привычку – все время ее оговаривать! Пусть ест сколько хочет!

– А вдруг у нее булимия?

– Да ладно, не сочиняй.

Вдруг что-то щелкнуло в голове – ох, как же хорошо ей сейчас живется в этой короткой, но привычно ласковой перепалке. И ей, и девчонкам. И сердитое Сашкино лицо к месту, и Машкины растянутые в довольной улыбке, блестящие маслом губы. Только голоса Игоря не хватает – ах вы, мои мышата…

Сглотнула, с трудом сдержав слезы. Дорогая голова, сделай, пожалуйста, еще один щелчок. Сотри из моей памяти новое ужасное знание, напрочь и навсегда, чтобы я могла жить хоть как-то. А что, бывает же в кино – раз, и нападет спасительная амнезия…

– Мам, ты чего опять? Будто плачешь!

– Да нет, не плачу. Просто голова разболелась. Наверное, к дождю.

Выпив чаю, девчонки переглянулись – пора ехать. Они долго толкались в прихожей, отпихивая друг друга от зеркала и натягивая легкие курточки. Машка пыхтела, пытаясь застегнуть

«молнию», Сашка нетерпеливо цокала каблучком по паркету. Чмокнули ее с двух сторон в щеки, открыли дверь и обе оглянулись в надежде. А у нее опять слезный спазм подкатил к горлу, будто надежда ударила в грудь острием ножа. Улыбнулась, махнула рукой – пока…

Через пять минут Ольга уже звонила в дверь. Даже слезы не успели высохнуть.

– О-па! Ну, я примерно это и предполагала, – глянула на нее подруга. – Чего ревешь-то?

– Девчонок жалко.

– Лучше себя пожалей, несчастная. Видела сейчас твоих красавиц. Вполне бодренько со мной поздоровались. Классные девки выросли! И машинка у них так, ничего себе. С мужиками-то спят уже или в гордой инфантильности пребывают?

– Не знаю, может, и спят. Это их личная жизнь, я не вмешиваюсь.

– Хорошая мамка, да? Все на доверии?

– Да, я им верю. Если захотят, сами расскажут. Вообще-то Сашка однажды вполне по этому поводу определенно выразилась. Говорит, за кого замуж пойдем, с тем вас с папой и познакомим. А пока – не приставайте. Интересная позиция, да?

– Что ж, нормальная позиция, вполне в духе времени. Главное, чтобы вы с Игорем с этой позицией были согласны. Но ведь вы же всегда и во всем друг с другом согласны? В хорошей семье главное – это согласие между родителями и детьми.

Ольга быстро повернулась к зеркалу, преувеличенно внимательно оглядела себя всю, с головы до ног, тем самым как бы обесценивая произнесенные общие фразы. Потом поймала в зеркале ее взгляд, усмехнулась. Очень грустно усмехнулась.

– Да ты заходи, Оль! – спохватилась Ирина запоздало с гостеприимством. – Чего мы в коридоре-то? Заходи, располагайся, будь как дома.

Ольга ступила в комнату, огляделась, осторожно присела на край диванчика. Произнесла тихо, грустно:

– Да уж, не Версаль…

– Согласна. Но жить можно.

– А кто спорит? Жить везде можно, смотря как. А курить в твоем Версале можно?

– Кури, сейчас блюдце принесу. Тетя Маша в своем доме пепельниц не держала. Может, кофе хочешь? Я сварю. Я вообще сегодня с утра на кухне толкусь, у меня день визитов.

– Ну и радуйся, что все вокруг тебя пляшут, глупенькая. Пока – пляшут. А через какое-то время привыкнут к твоему отсутствию и плясать перестанут.

– Хм… Ты сейчас говоришь, как мои девчонки. Почти слово в слово. Так будешь кофе или нет?

– Нет. А относительно того, что слово в слово, – ты как хотела? Что еще тут можно сказать? Такова жизнь, моя милая. Кто сознательно выбирает одиночество, тот должен понимать, что эту косточку ему придется до конца жизни догрызать. Ты как, готова к такому сценарию? Или думаешь, именно для тебя другой напишут?

– Ладно, Оль, не добивай, и без того плохо. Ты говорила, у тебя ко мне какое-то срочное дело есть?

– Ну, не совсем дело. Скорее предложение. Только дай слово, что не будешь сразу руками и ногами отбрыкиваться!