Ключи от ящика Пандоры
Шрифт:
– С вокзала позвонила знакомой девчонке – она в городе квартиру снимала. Попросилась переночевать, говорит – приезжай. Просидели всю ночь, бутылку вина выпили. Ну, она тогда мне немножко мозги вправила, конечно. В институт, говорит, поступать хочешь? Ага, давай, а жить на что будешь? На стипендию? А за учебу платить? Нет уж, милая, эти прекрасные удовольствия не для нас. Единственное, что могу для тебя сделать, – на пару эту квартиру снимать. Свою половину арендной платы уж как-нибудь заработаешь. Я обрадовалась – конечно, мол, заработаю! Завтра же работу искать пойду! Она усмехнулась – ну-ну… Все работодатели только и ждут, когда
– К какой мамке?
Ольга усмехнулась, посмотрела на нее спокойно, чуть насмешливо:
– А сама не понимаешь? Хотя да, ты у нас девушка из другой оперы, шибко правильная, никакой жизненной грязью и близко не тронутая. В бордель я попала к мамке, вот куда! Привлекательная была особа, с двумя высшими образованиями. По одному – психолог, по другому – юрист. Очень грамотно свой бордель организовала и девочек брала только свеженьких, глупеньких, чтоб на них печать древней профессии и близко не просматривалась. Между прочим, там даже конкурс своеобразный был. И клиенты все исключительно положительные, не шушера какая-нибудь.
– О боже… Как же так, – только и смогла пролепетать Ира, прикрывая рот ладонями.
– Да ладно, смотри, в обморок не упади. А то вообразишь себе. Ничего страшного со мной не случилось, всего пару недель поработать пришлось. Хотя, знаешь, хватило. Так уж получилось, что именно Самсонов меня оттуда и вытащил. Представляешь, всего тридцатым по счету клиентом оказался!
– Тридцатым?!
– Думаешь, это такая большая цифра? Да бог с тобой. Я еще тогда их по головам считала. Мне казалось, это отвлекает как-то. Особого рода драйв, как истязание-самозащита. Пока считаешь, кажется, что выберешься. Глупо, конечно. Ну, вот. Именно тридцатым клиентом он и оказался. Можно сказать, юбилейным. Влюбился, зараза, почти как в фильме про «красотку», помнишь? Хотя какая из меня красотка была? Да и Самсонов еще не был таким, каким ты его сейчас знаешь. Веселый был, жизнерадостный, готовый весь мир спасти. Планов – громадье. Даже не спросил, люблю я его, нет ли. Теперь-то я знаю, что он через это «спасение» по-своему самоутвердился.
– Ну почему же? Сама же говоришь – любил.
– А любовь разной бывает, Ирочка. Твой одной любовью любит, а мой – другой.
– Хм… Я всегда считала, что любовь – это любовь.
– Да, конечно. В общепринятом смысле так и есть. А только, знаешь, не все справляются с маленькой червоточинкой в голове, если она имеет место быть. Вот и мой Самсонов начал сомневаться в своем порыве. Любил – и сомневался, сомневался – и любил. Все приглядывался ко мне, знаешь – обидно так приглядывался.
– А ты?
– А что – я? Готова была ему ноги мыть да воду пить, старалась свою благодарность всячески продемонстрировать, чтобы он ее за ответную любовь принял. Уцепилась за него, как клещ за конскую гриву. Он ведь и в самом деле, получается, спас меня. Вот и старалась. Но полюбить его по-настоящему, чтоб от сердца шло, так и не сумела. И он это всю жизнь чувствовал, зараза.
– Да, помню. И еще помню, какой тебя первый раз увидела. Ты мне очень самоуверенной показалась, даже позавидовала немножко. Если б ты мне тогда рассказала, ни за что бы не поверила!
– Это так, показательные выступления. Самоуверенностью всегда легче внутренние проблемы прикрыть. На том и стою! А на самом деле трудно мы с Самсоновым живем, очень трудно. На одной благодарности далеко не уедешь, через годы совместного бытия на крыльях не перелетишь. Он это чувствует, потому и живем как кошка с собакой. Мне – плохо, ему – плохо. В общем, сплошная карамазовщина. Наверное, потому у нас и ребеночка не получилось. А я так хотела, если б ты знала! Я бы так его любила…
Красивое Ольгино лицо вновь задрожало слезами, губы поехали скобкой вниз. Провела по-детски ладонью под носом, втянула воздух, запричитала отчаянно, сквозь рыдание:
– А ты дура, Ирка! Не умеешь своего счастья ценить! Да если б я умела любить, как ты. Мне бы сто раз по фигу было на всяких там Юль! Разве можно так свою любовь истязать, дура? Самой себе в душу плевать? Услышишь ты меня или нет, в конце концов, Ирка?
– Я слышу тебя.
– Может, и слышишь, но не понимаешь ничего!
– Понимаю… Понимаю, Оль…
– Ты сто раз, нет, тысячу раз должна спасибо судьбе сказать, что твои дети в любви родились! Что они вообще у тебя есть! Ничего не имеет смысла, когда у женщины нет детей. Вообще жизнь не имеет смысла!
– Зря ты так! Не надо отчаиваться. Может, родишь еще…
– Нет. Теперь уж точно нет, – вдруг успокоившись, грустно проговорила Ольга. И вздохнула протяжно, с коротким запоздалым всхлипом. Подняв глаза, усмехнулась. – В жизни с этим всегда как-то подло получается: кому очень надо – тому не дается, а кому не надо – наоборот.
– Прости за откровенный вопрос, а вы с Самсоновым к врачам обращались с этим вопросом? Всякие же ситуации бывают…
– Хм… Умная ты какая, прям удивительно даже, – сквозь слезы саркастически улыбнулась Ольга. – Конечно, обращались, даже в швейцарскую клинику пять лет назад ездили. Врачи говорят – нет у вас никаких отклонений, все в норме. Ждите, мол, все будет, старайтесь. А чего стараться-то – мы уж двадцать лет как стараемся. Мне скоро сороковник стукнет, чего ждать. Надо было мне, дуре, раньше сообразить, чтобы не только Самсонова подключить к этому процессу. А я закопалась в комплексах – это ж неблагодарность по отношению к нему, как же. Помнишь, я тебе рассказывала, как мальчика в Испании на неделю купила?
– Помню.
– Еще хвасталась – классно, мол, оторвалась, до сих пор воспоминаниями живу… Ты, наверное, подумала тогда про меня – вот сука?
– Да нет, что ты…
– Да ладно, знаю, что подумала. А только я тебе сейчас другое расскажу. Приехала оттуда, две недели прошло – хоп! – задержка. Я замерла вся, даже с кровати вставать перестала, притворилась больной-простуженной. Неделю из дома не выходила, даже тест на беременность не хотела делать. Боялась надежду разрушить. Знаешь, я за всю жизнь так счастлива не была, как в эту неделю – в ожидании. А потом закончилось все. Утром встала, и… Было счастье и кончилось.