Книга Асты
Шрифт:
Он не воспринял мои слова всерьез. Решил, что я таким способом благодарю его. Я уловила его лукавый взгляд.
— Я и не пытаюсь понять женщин. Они загадка. Любой мужчина скажет тебе то же самое.
— Нет, ты скажи. Я тебя замучила? Ты бы избавился от меня, если бы мог?
На что я надеялась? На что вообще могла надеяться? И каких слов от него ждала?
— Не понимаю, о чем это ты?
— А я думаю, нам надо поговорить.
— А мы что делаем? И это очень хорошо. Послушай, если весь разговор из-за того, что тебе не понравилась шуба, я могу и поменять ее.
— Нет, — сказала я. — Не беспокойся. Все в порядке.
Странно:
Моя малышка Свонни внимательно посмотрела мне в лицо и сказала:
— Эта леди похожа на тебя, lille Mor.
Конечно же, мальчики не преминули испортить все своим заявлением, что это я похожа на леди, поскольку она родилась раньше, а Мария добавила, что у Mor нет сережек как «розовые слезки» — ее слова. Но мне кажется, я действительно немного похожа на мадемуазель Виге.
Потом днем я сходила в библиотеку — я задалась целью читать английские книги, как и свои любимые датские, — и что я там увидела? Книгу о Виге-Лебран в серии «Шедевры в цвете», написанную человеком с очень затейливым именем — Хэлдейн МакФолл. Я ее, конечно, взяла, стала читать и рассматривать изображения Марии Антуанетты, очень печальные картины, потому что бедную королеву казнили. Я была рада узнать, что мадемуазель Виге избежала гильотины, потому что покинула Францию прежде, чем начался этот ужас.
После этого мои мысли побежали в другом направлении. Считается, что Франция — единственная страна, где была гильотина, но это не так. К примеру, в Швеции она тоже была. Есть она там и сейчас, но пользовались ею только однажды. Моя кузина Сигрид рассказывала, что в Стокгольме на соседней улице жил человек, которого приговорили к смерти за убийство женщины. Странная история. Он был женат, но детей у них не было, а они отчаянно хотели ребенка. В этом, скорее всего, была виновата жена, так как у него родился ребенок от любовницы, которая жила в Соллентуна. Любовница отказывалась отдать ему ребенка, она хотела, чтобы он развелся и женился на ней. Но он очень любил жену, поэтому убил любовницу и забрал ребенка, чтобы усыновить.
Его-то и собирались казнить на гильотине. Он стал бы первым в Швеции человеком, казненным на гильотине. Прежде голову отрубали топором. Но смертный приговор почему-то заменили пожизненным заключением в тюрьме. Лично я предпочла бы гильотину!
В конечном счете, гильотиной воспользовались один, и только один, раз, через три года. Но кто знает? Может, еще кому-нибудь отсекут голову. Если человек совершает убийство, он заслуживает смерти, вот что я скажу.
Наше первое Рождество в новом доме. У нас елка шести футов высотой, и я украсила ее белым и серебряным, никаких других цветов, только чистое сияние снега и инея. Расмус заявил, что поскольку мы живем в собственном доме — мы, его хозяева и «настоящие британцы», — то должны праздновать Рождество по-английски. То есть отмечать, по сути, два праздника: обед в Сочельник, а на другой день — само Рождество с подарками утром.
Он терпеть не может наряжаться Санта-Клаусом, и в этом году впервые им нарядился Моэнс. Сказал, что теперь всегда так будет, но я возразила: «Ты не всегда будешь здесь. У тебя будет свой дом и свои дети». Я верю в это, когда вижу, какой он уже большой, ведь в следующем месяце ему исполнится шестнадцать.
Девочки, конечно, спать не ложились, они все съели и стали ждать Санта-Клауса. У Расмуса никогда не хватало терпения дождаться, когда они заснут, чтобы сунуть в их чулки подарки, но Моэнс не такой. В красном пальто и колпаке, с приклеенной ватной бородой, он устроился наверху лестницы и приготовился ждать хоть до утра. Потом рассказал, что ему пришлось ждать два часа, прежде чем девочки заснули и он прокрался к ним со своим мешком.
Я думаю, что для своей сестренки Свонни он сделал бы все — он любит ее, и всегда любил. Мария еще малышка, она ему скорее докучает, но Свонни он обожает. Так же, как и я.
Рождественским утром она спустилась по лестнице и невозмутимо спросила: «Почему в этом году не ты был Санта-Клаусом, Far?» И мы поняли, что Свонни больше в него не верит. Я забыла, сколько ей лет, что ей уже восемь, она растет и отдаляется от меня. Свонни обняла Моэнса, поцеловала его и сказала, что он — ее Брат Санта.
Еще один подарок от Расмуса. На сей раз — деньги, чтобы купить одежду. Следуя примеру Свонни, я подошла и поцеловала его. Трудно сказать, кто удивился больше. Я, когда получила деньги, или он, когда я поцеловала его. Я становлюсь просто святой. Наверное, потому, что в последнее время получаю все — или почти все — что хочу: новый дом, мебель, а теперь деньги. Что бы там ни говорили, но счастье делает тебя лучше, а страдания — хуже.
Я собираюсь купить французский трикотажный кардиган, который уже присмотрела, и автомобильную куртку с рукавом реглан. Может, еще костюм в форме пагоды. Его продают вместе с треугольной шляпкой. Мне нравится необычная одежда, она заставляет людей смотреть на меня.
Все дети написали новогодние обещания, а Свонни — еще и за Марию. Пусть сосет палец, а не одеяло, которое повсюду носит с собой. Бедная маленькая Мария! Она держала слово почти два часа! Свонни обещала больше не плакать, Моэнс — усерднее заниматься по математике, а Кнуд — не курить. Я заметила, что он и так не курит, поскольку слишком молод, он ответил, что не известно, когда возникнет такое желание, и надо подготовиться.
Расмус, полушутя — чтобы порадовать детей, сказал он мне — пообещал стать миллионером. Но, думаю, он не шутил.
Два дня назад австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд и его жена были предательски убиты в городе Сараево боснийским сербом. Почему о важных персонах, членах королевской семьи или о ком-то подобном, всегда говорят «предательски убиты», а о простых людях — просто «убиты»?
Очевидно, беднягу, сделавшего это, довел до безумия захват его страны Австро-Венгрией. Мой отец испытывал то же самое по поводу Шлезвига и Гольштейна, но, слава богу, никого «предательски» не убил. Как глупы люди, которые утверждают, что это был заговор сербских политиков. Зачем им эти неприятности?