Книга для родителей
Шрифт:
— Мама, ты получила деньги?
— Какие деньги? — спросила она.
— От отца. Папины деньги получила?
Евгения Алексеевна бросила удивленный взгляд на сына. У него вздрагивала губа. Но Евгения Алексеевна думала все-таки о Горохове.
— Получила, а тебе что нужно?
— Мне нужно купить «конструктор». Это игра. Мне нужно. Стоит тридцать рублей.
— Хорошо… А при чем папины деньги? Деньги все одинаковы.
— Нет, не одинаковы. То твои деньги, а то мои!
Мать пораженная смотрела на сына. Все слова куда-то провалились.
— Ты
Лицо у Игоря было ужасно: это было соединение наглости, глупости и бесстыдства. Евгения Алексеевна побледнела, отвалилась на спинку стула, но увидела приготовленный листик бумаги и… все поняла. В самой глубине души стало тихо. Не делая ни одного лишнего движения, ничего не выражая на белом лице, она из стола достала пачку десяток и положила на стекло. Потом сказала Игорю, вкладывая в каждое слово тот грохот, который только что прокатился в душе:
— щенок! Вот деньги, видишь? Говори, видишь?
— Вижу, — сказал тихо испуганный Игорь, не трогаясь с места, как будто его ноги приклеились к полу.
— Смотри!
Евгения Алексеевна на том же заготовленном листке бумаги написала несколько строк.
— Слушай, что я написала:
«Гражданину Жукову.
Возвращаю поступившие от вас деньги. Больше посылать не трудитесь. Лучше голодать, чем принимать помощь от такого, как вы. Е».
Не отрываясь взглядом от лица сына, она запечатал деньги и записку в конверт. У Игоря было прежнее испуганное выражение, но в глазах уже заиграли искорки вдохновенного интереса.
— Этот пакет ты отнесешь этому гражданину, который бросил тебя, а теперь подкупил тебя старым ножиком. Отнесешь к нему на службу. Понял?
Игорь кивнул головой.
— Отнесешь и отдашь швейцару. Никаких разговоров с от… с Жуковым.
Игорь снова кивнул головой. Он уже разрумянивался на глазах и следил за матерью, как за творящимся чудом.
Евгения Алексеевна вспомнила, что-то еще нужно сделать…
— Ага! Там рядом редакция газеты… Впрочем, это я отправлю по почте.
— А зачем газета? Тоже о… этом… Жу…
— О Горохове. Напишу о горохове!
— Ой, мамочка! И ногами бил, и линейкой! Ты напишешь?
Она с недоверием присматривалась к Игорю. Мать не хотела верить его сочувствию. Но Игорь серьезно и горячо смотрел ей в глаза.
— Ну, иди, — сказала она сдержанно.
Он выбежал из комнаты, не надевая кепки. Евгения Алексеевна подошла к окну и видела, как он быстро перебегал улицу, в его руке белел конверт, в котором она возвращала жизни свое унижение. Она открыла окно. На небе происходило оживленное движение: от горизонта шли грозовые тучи. Главные их силы мрачно чернели, а впереди клубились веселые белые разведчики; далеко еще ворчал гром, от него в комнату входила прохлада. Евгения Алексеевна глубоко вздохнула и села писать письмо в газету. Гнева в ней уже не было, но была холодная, уверенная жесткость.
Игорь возвратился через полчаса. Он вошел подтянутый и бодрый, стал в дверях и сказал звонко:
— Все сделал, мама!
Мать с непривычной, новой радостью взяла его за плечи. Он отвел было глаза, но сейчас же глянул ей в лицо чистым карим лучом и сказал:
— Знаешь что? Я и ножик отдал.
Письмо Евгении Алексеевны в газету имело большой резонанс, ее личность вдруг стала в центре общественного внимания. К ней приезжали познакомиться и поговорить. Целый день звонил телефон. Она не вполне ясно ощущала все происходящее, было только понятно, что случилось что-то важное и определяющее. Она в особенности убедилась в этом, когда поговорила с Жуковым.
— Слушайте, как я должен принять вашу записку?
Евгения Алексеевна улыбнулась в трубку:
— Примите это как пощечину.
Жуков крякнул в телефон, но она прекратила разговор.
Ей захотелось жить и быть среди людей. И люди теперь окружили ее вниманием. Игорь ходил за матерью, как паж, и осматривался вокруг с гордостью. Никто с ним не говорил об отце, все интересовались Евгенией Алексеевной, как автором письма о Горохове. Игорь сказал ей:
— Они все про Горохова, а про нас с тобой ничего и не знают. Правда?
Мать ответила:
— Правда, Игорь. Только ты еще помоги мне. Займись, пожалуйста, Ольгой, она совсем распустилась.
Игорь немедленно занялся. Он через окно вызвал Ольгу со двора и сказал ей:
— Слушайте, уважаемый товарищ Ольга! Довольно вам дурака валять!
Ольга направилась к двери. Игорь стал в дверях. Она глянула на Игоря:
— А как?
— Надо слушаться маму.
— А если я не хочу?
— Ну… видишь… теперь я над тобой начальник. Ты понимаешь?
Ольга кивнула головой и спросила:
— Ты начальник?
— Пойдем к маме…
— А если я не хочу?
— Это не пройдет, — улыбнулся Игорь.
— Не пройдет? — посмотрела на него лукаво.
— Нет.
С тем же безразличным выражением, с каким раньше Оля выходила от матери, сейчас она двинулась в обратном направлении. Игорь чувствовал, что над ней еще много работы.
У матери произошел разговор, имеющий директивный характер. Оля слушала невнимательно, но рядом с матерью стоял гордый Игорь, молчаливая фигура которого изображала законность.
дела вообще пошли интересно. Неожиданно вечером в их квартиру ввалился белокурый полный человек.
— Евгения Алексеевна! Вы такой шум подняли с этим Гороховым… Все только и говорят о вас. Я вот не утерпел, приехал.
— Ах, милый Дмитрий Дмитриевич, как это вы хорошо сделали, обрадовалась и похорошела Евгения Алексеевна. — Знакомьтесь, мои дети.
— Угу, — серьезно осклабился Дмитрий Дмитриевич. — Это, значит, Игорь? Симпатичное лицо. А это Оля. У нее тоже лицо симпатичное. А я к вам с серьезным разговором: дело, видите ли, в том, что я хочу жениться на Евгении Алексеевне.