Книга и братство
Шрифт:
— Непременно. Как бы хладнокровен я ни был, он будет еще хладнокровней! Что с тобой, Роуз, ты плачешь!
Джерард приподнялся, придвинул стул к ней и обнял за плечи. Ее лицо пылало, мокрая щека, когда он коснулся ее, была горячей. Он привлек ее голову к плечу и, почувствовав подбородком ее прохладные волосы, вспомнил серого попугая, наверно спавшего сейчас в своей клетке.
~~~
— Хорошо спалось?
— Да, а тебе?
— И мне, очень хорошо.
Дункан проворчал:
— И почему только люди вечно спрашивают друг друга, хорошо ли они спали, когда просто подразумевают, выспались ли они? Человек может спать, не просыпаясь, при этом ночь будет ужасной. Ты высыпаешься или нет.
— Ты имеешь в виду сны?
— Я имею в виду сон.
Ни у кого не возникло желания развивать эту тему или уточнять, выспался Дункан или нет.
Первые двое выступающих были Гулливер и Лили, день — суббота, время завтрака, первого завтрака гостей, собравшихся
Роуз, естественно, приехала вчера пораньше, днем, но не для того, чтобы отдать какие-то распоряжения, потому что ее пожилая служанка Аннушка, «юная девушка» с фотографии, которую Дункан показывал Тамар, как обычно, идеально все приготовила. Эту служанку, дочь садовника, чье настоящее имя было Энни, стал уменьшительно-ласкательно звать Аннушкой Синклер, когда, еще ребенком, в подражание прадеду, прошел увлечение Россией. Этот же предок по не вполне ясной причине придумал название имению: Боярс, то есть Бояре. Почему не «Цари», жаловался Синклер. По мнению Роуз, название пошло от Толстого, от его фразы: «O`u sont les Boyars?» [62] Роуз приехала пораньше просто подышать воздухом, оглядеться, войти в роль владелицы Боярса и поудивляться, как всегда, почему не бывает здесь чаще.
62
«Где бояре?» (фр.) У Толстого в «Войне и мире» эта фраза звучит чуть иначе: «Qu’on аmenez les boyards» — «Приведите бояр».
Гулливер и Лили приехали вместе поездом, Тамар — другим, всех их Роуз встретила на станции. Дункан приехал отдельно, на машине, Джерард, как обычно, прихватил с собой Дженкина. Патрисия и Гидеон, которые считали, что вправе явиться без особого приглашения, ко всеобщему облегчению, объявили, что на это время у них запланирована Венеция. На деле по причинам, в которые никому не было интересно вдаваться, они едва ли когда появлялись в доме Роуз.
Гулливер первым спустился к завтраку и съел яйцо в мешочек. Дункан — яичницу с беконом. Теперь Гулливер ругал себя за то, что вынудил Аннушку варить ему яйцо. Лучше бы тоже позавтракал яичницей с беконом. Впрочем, обрядившись в темно-синий финский двубортный пиджак яхт-клуба, он отлично себя чувствовал. Джерард ограничился ломтиком поджаренного хлеба с беконом. Дженкин стоял у буфета, накладывая себе яичницу, бекон, колбасу, поджаренный хлеб и жареные томаты. В прежние времена к этому обычно еще добавлялись почки и кеджери. Лили угостилась парочкой тостов с домашним джемом из крыжовника. Тамар повертела в руке кусочек тоста и быстро исчезла. Все пили кофе, кроме Лили, которая попросила чаю. Роуз, встававшая очень рано и никогда не завтракавшая, выпила с утра чашку чая с Аннушкой и носилась по дому, не присаживаясь с гостями. Она объяснила новичкам планировку дома и разнообразные «маршруты» прогулок по нему. В доме было достаточно мест, где можно было посидеть и (раз уж встреча была литературной) почитать. Гостиная и столовая с удобными диванчиками под окнами, бильярдная (к сожалению, без бильярдных столов, чье сукно проела моль), где можно было послушать пластинки, естественно, библиотека («берите любые книги») и кабинет (Роуз им не пользовалась). Что до прогулок на воздухе, лучше было придерживаться дорожек и тропинок — в кабинете висела их карта в рамке. Был маршрут к реке, к церкви, к лесу, хотя дорожка через него сильно заросла, к Римской дороге [63] и вдоль нее и, конечно, к деревне, называвшейся Фокспад. Да, ответила Роуз на вопрос Гулливера, в деревне есть паб, называется «Пайк», имеется в виду рыба, а не оружие [64] ; хозяина паба, который в годовщину Крестьянского восстания [65] сменил на вывеске щуку на пику, завсегдатаи заведения скоро заставили пожалеть о своем эксцентричном поступке, перестав появляться.
63
Одна из дорог, построенных в период римского завоевания Британии в I–IV вв. н. э.
64
Английское «pike» означает и щуку, и пику.
65
Иначе восстание Уота Тайлера в 1381 г.
Гости, естественно, приехали с книгами, хотя не все были готовы объявить о своем выборе или объяснить его. Дункан приволок два толстенных тома Правительственных изданий, Гулливер — стихи Лоуэлла и Берримена [66] и к тому же поклялся написать стихи, пока находится здесь. Лили привезла путеводитель по Таиланду, Джерард — «Оды» Горация и том Плотина в издании Леба, Роуз — «Дэниела Деронду» [67] , Дженкин — «Оксфордскую антологию испанской поэзии», португальскую грамматику и книгу иезуитского священника, называвшуюся «Социализм и новая теология». (Последние две книги он скрывал от глаз Джерарда.) Тамар явно не привезла с собой ничего, но ускользнула в библиотеку, чтобы выбрать там что-нибудь. Бывавшие на подобных сборищах и прежде чувствовали, хотя не поминали об этом, что недостает Джин, чьи забавные насмешки и постоянное подшучивание оживляли атмосферу, без этого казавшуюся слишком уж спокойной. И Роуз опасалась, что Гулливеру и Лили будет скучно.
66
Лоуэлл, Роберт (1917–1977) и Берримен, Джон (1914–1972) — американские поэты; неоднократно переводились на русский язык, Лоуэллу посвящали свои стихи А. Вознесенский и И. Бродский.
67
Роман Джордж Элиот (1818–1880).
Едва они поднялись, пошел снег, сперва закружились крохотные нерешительные снежинки, потом повалили крупные хлопья. Окружающий пейзаж, местами выбеленный предыдущим снегопадом, окончательно побелел. Роуз предупредила новичков, чтобы те прихватили теплую обувь и свитера для прогулок и на случай, если в доме будет холодно. Тут имелось центральное отопление, днем в «общих комнатах» в каминах пылали дрова, а вечером и в спальнях, но Боярс (предупредила Роуз) нельзя было назвать теплым домом.
— Заливной луг замерз? — поинтересовался Джерард.
— Наверно, — ответила Роуз, — должен был. Чуть позже схожу и проверю.
Джерард и Роуз, хорошо катавшиеся на коньках, держали их в Боярсе. Обоим не нравилась неестественность и ослепительная яркость катков в залах. Дженкин кататься не умел, но любил смотреть, как катаются другие. Дункан и на коньках не стоял, и не любил смотреть на других, которые, в том числе и Джин, отлично владевшая коньками, по его мнению, вечно делали это напоказ, хвастая своим умением. Тамар умела кататься, но забыла захватить коньки. Роуз подумала, что ей подойдут старые Аннушкины коньки. (Аннушка, прекрасно катавшаяся, давно оставила эту забаву.) Лили сказала, что когда-то каталась немножко и готова попробовать снова. Гулливер уверил, что дружен с коньками. Однако не признался, даже Лили, что купил их только что, именно для этого случая, и это были его первые в жизни коньки. Накануне утром он долго тер новенькие ботинки грязью, чтобы они не блестели. Глупая и дорогая покупка. Ему до сих пор не удалось найти работу.
— Слушай, — окликнул Дженкин Роуз, — тут божья коровка ползет по буфету. Что с ней делать, пересадить на те цветы? Поймать ее?
— Я поймаю, — сказала Роуз, — и посажу на место. Они заползают в щели в дереве, а весной вылетают. Удивительно, до чего насекомые живучи.
— Они переживут ядерный взрыв, — согласно кивнул Дженкин. — Это, пожалуй, несколько успокаивает.
Роуз достала винный бокал, поймала в него божью коровку и унесла ее.
В эту минуту на пороге появился, держа хвост трубой, белый с серовато-муаровыми полосами кот, и Лили подхватила его на руки.
— Роуз, как зовут твоего котика?
— Маусбрук.
Вообще кота звали Маусбрук, Сиреневый Кот, но Роуз еще не чувствовала достаточной близости с Лили для таких подробностей.
— Какое забавное имя!
— Коньки сегодня попозже, днем, как считаешь? — предложил Джерард.
— Да, — подтвердила Роуз. — А с утра вы, мальчики, должны поработать. Взгляните, сколько снега! И жуткий холод.
Что, черт возьми, она хочет этим сказать, недоумевала Лили, с трудом удерживая вырывавшегося кота.
После завтрака, пока остальные продолжали спорить о «планах» на день, Дункан поспешил наверх в свою спальню. Аннушка, как всегда напоминала им Роуз, не убирала постели. Вчера вечером в свете камина спальня казалась уютной. Сейчас, когда камин не горел, здесь было холодно и серо от непрестанно движущейся завесы снега за окном. Дункан спал не в той комнате, которую всегда занимал с Джин. Роуз тактично поместила его в спальню поменьше в задней половине дома, где, как она сказала, лучше вид из окна. Вид, по крайней мере, был иным, но Дункан был рассержен тем, что комната оказалась тесная и без смежной ванной. Он глянул в окно, раздражающе маленькое, стрельчатое, разделенное ромбовидными планками окно в стиле замковой «неоготики Строберри-Хилл», характерном для этой части дома. Он одобрял прадеда Роуз, который переделал (или «изуродовал») переднюю часть дома, предпочтя вместо псевдоготического солидный эдвардианский стиль, и добавил не слишком привлекательную, но полезную пристройку. Дункан распахнул окно, чтобы лучше видеть, что находится с этой стороны дома, но тут же захлопнул, когда в комнату ворвался колючий холодный ветер, неся снежинки. Спальня выходила на заднюю лужайку и сад, ели и густые кусты, заросшие вьющейся розой стены, окружающие огород, часть леса, мягкие очертания невысоких холмов чисто английского пейзажа, ферму вдалеке и Римскую дорогу — часть без конца и начала прямой, в несколько миль, знаменитой Римской дороги, которая в этих местах идет по холмам и долам, представляя собой своеобразный ориентир. В наши времена это уже не главная дорога. Главная, не автострада, но тоже важная, проходила на порядочном расстоянии от дома, за рекой.