Книга о хорошей речи
Шрифт:
5. Варианты окончаний творительного падежа единственного числа у существительных женского рода на — а (-я) (водой — водою) часто не имеют стилистического значения, они удобны в поэтической речи лишь для соблюдения стихотворного ритма. Ср.: То было раннею весной (А. К. Толстой); Весною здесь пеночка робко поет, проворная, пестрая птичка (С. Маршак). Однако некоторые варианты архаизировались, и в прозе уже невозможно употребление многих существительных с окончанием — ою, хотя в 20-е годы они еще встречались на страницах газет в обеих формах: демократиею, организациею, выгрузкою, нагрузкою, Россиею, командою, просьбою, цифрою. Вариантные окончания этого типа следует признать грамматическими
Современные писатели не отказываются от употребления устаревших вариантных окончаний, если они могут придать речи желаемую стилистическую окраску. Например, народно-поэтическое звучание придает речи старая форма именительного падежа множественного числа существительного снег в стихотворении Евг. Евтушенко: Идут белые снеги…
А в XIX веке у поэтов еще были возможности подобного варьирования; ср.: Сюда жемчуг привез индеец, поддельны вины европеец; Вот ива. Были здесь вороты (А. Пушкин); Бывало, отрок, звонким кликом лесное эхо я будил, и верный отклик в лесе диком меня смятенно веселил (Евг. Баратынский). Кроме того, стилистическое значение имели и такие падежные окончания, которые сейчас представляются нам весьма устаревшими: Перед ним изба со светелкой… с дубовыми тесовыми вороты (А. Пушкин) — архаизовавшаяся форма творительного падежа; Чего тебе надобно, cmарче? (А. Пушкин) — утраченный звательный падеж. Современные авторы уже не используют подобные формы даже как средство стилизации. У писателей-классиков могут встретиться и такие формы, которые нам кажутся архаическими, но в прошлом веке были вполне допустимы, так что обращение к ним никакой стилистической цели не преследовало, например: Цыганы шумною толпой по Бессарабии кочуют. Пушкин и теоретически старался обосновать свое предпочтение этой формы: «Я пишу цыганы, а не цыгане… Потому что все имена существительные, кончающиеся на — ан и — ян, — ар и — яр, имеют во множественном именительный на — аны, — яны, — ары, — яры…» Такова была литературная норма в пушкинскую эпоху.
У писателей прошлого можно встретить устаревшие теперь падежные окончания: Я должен у вдове, у докторше, крестить (А. Грибоедов), а также такие, по которым можно судить об отсутствии строгой регламентации в употреблении тех или иных существительных (чаще заимствованных): На бюре, выложенном перламутною мозаикой, лежало множество всякой всячины (Н. Гоголь). От подобных случаев непреднамеренного отклонения от нормы следует отличать сознательное употребление писателями нелитературных падежных форм с определенной стилистической целью.
Писатели стремятся воспроизвести неправильности в речи героев, предпочитающих просторечие: [Фамусов]… Да не в мадаме сила (А. Грибоедов); отразить ее профессиональные особенности: Малайцы… предлагали свои услуги как лоцмана (И. Гончаров); Если в лекаря противно, шли бы в министры (А. Чехов). Чем грубее нарушение нормы в таких случаях, тем ярче экспрессивная окраска просторечных окончаний: Кондуктора кричали свежими голосами:. «Местов нет!» (Ильф и Петров); В деревне без рукомесла нельзя, рукам махать и речи говорить — трибунов на всех не наберешься! (В. Астафьев); Никого в деревне не стало, там, в городу, и женюсь (Вас. Белов).
Склонение неизменяемых заимствованных слов придает речи комическое звучание: Поевши, душу веселя, они одной ногой разделывали вензеля, увлечены тангой;… С «фиаской» востро держи ухо; даже Пуанкаре приходится его терпеть (Вл. Маяковский). В сатирических произведениях Маяковского склонение иноязычных имен собственных было испытанным приемом: король Луй XIV, Пуанкарей и др.
Таким образом, отклонения от литературно-языковой нормы могут быть вполне оправданы в художественных произведениях.
Неограниченными возможностями варьирования обладают глагольные формы. Их секрет в том, что в речи очень часто одна глагольная форма может употребляться
1. Например, при описании прошлых событий глаголы настоящего времени заменяют формы прошедшего времени: Вот и мы трое идем на рассвете по зелено-серебряному полю; слева от нас, за Окою…, встает, не торопясь, русское ленивенькое солнце. Тихий ветер сонно веет с тихой мутной Оки (М. Горький). Благодаря использованию такого настоящего времени события, о которых повествует автор, словно приближаются к читателю, предстают крупным планом: картина разворачивается как бы у нас на глазах. Стилисты называют такие глагольные формы настоящим историческим временем (или настоящим повествовательным).
Обращение к настоящему историческому придает живость и газетным репортажам: Атаки наших троек становятся все острее. На 12-й минуте нападающий неожиданным ударом открывает счет.
Писатели находят различные средства, помогающие усилить экспрессию глагольных форм в настоящем историческом. Такое употребление глаголов особенно оправдано при описании неожиданного действия, нарушающего закономерное течение событий: Пришли они, расположились поудобнее, разговорились, познакомились. Вдруг является этот… и говорит…
2. Экспрессивное использование глагольного времени позволяет употреблять настоящее и в значении будущего для указания намеченного действия: У меня уже все готово, я после обеда отправляю вещи. Мы с бароном завтра венчаемся, завтра же уезжаем… начинается новая жизнь (А. Чехов), а также для описания воображаемых картин: Об чем бишь я думал? Ну, знакомлюсь, разумеется, с молодой, хвалю ее, ободряю гостей (Ф. Достоевский).
3. Употребление форм прошедшего времени в таких стилях открывает еще большие возможности для усиления действенности речи. Очень оживляет повествование включение прошедшего времени совершенного вида в контекст будущего, что позволяет представить ожидаемые события как уже совершившиеся: Ну, в головы ты вылезешь, — кричит отец, — мундир на тебя, дубину, наденут. Надел ты, дурак, мундир, нацепил медали… А потом что? (Г. Успенский) или в контекст настоящего, когда действие оценивается как фрагмент повторяющейся ситуации: Хорошо, Никеша, в солдатах! Встал утром… Щи, каша… ходи! вытягивайся! Лошадь вычистил… ранец (М. Салтыков-Щедрин).
Возможно и разговорное употребление прошедшего времени совершенного и несовершенного вида в значении будущего или настоящего с яркой экспрессией презрительного отрицания или отказа: Так я и пошла за него замуж! (т. е. ни за что не пойду за него!); Да ну, боялся я ее! (т. е. не боюсь я ее!). В подобных случаях ироническая констатация действия означает, что на самом деле оно никогда не осуществится. Неадекватность формы и содержания таких конструкций и создает их яркую экспрессию.
Особая изобразительность прошедшего времени объясняется и тем, что в его арсенале, на периферии основной системы глагольных временных форм, есть такие, которые образно рисуют действия в прошлом, передавая их разнообразные оттенки. И хотя эти особые формы прошедшего времени носят нерегулярный характер, стилистическое их применение заслуживает внимания.
Выделяется ряд экспрессивных форм прошедшего времени. Им присуща преимущественно разговорная окраска, но основная их сфера — язык художественной литературы. Формы давнопрошедшего времени с суффиксами — а-, -ва-, -ива (-ыва-) указывают на повторяемость и длительность действий в далеком прошлом; Бывало, писывала кровью она в альбомы нежных дев (А. Пушкин). Писатели прошлого легко могли образовать подобные формы от самых различных глаголов; Ср.: бранивал, дирывались (Н. Тургенев); лакомливались, кармливал (М. Салтыков-Щедрин); мывала, севал, танцовывал, угащивали, смеивались (Л. Толстой). В современном русском языке сохранились немногие из этих форм: знавал, хаживал, едал, говаривал; к ним писатели обращаются прежде всего как к средству речевой характеристики, придающему народно-разговорный оттенок высказыванию: Это от простуды. Ишо с малюшки дюже от простуды хварывал (М. Шолохов).