Книга о Прашкевиче, или от изысканного жирафа до белого мамонта.
Шрифт:
И все-таки нКва попался.
Повязали подлеца на Плутоне.
Не помогли ему ни большие связи, ни известность среди звездных коллекционеров. «Тем более что триба Козловых, помещенная в изолятор вместе с сохатыми и казенной кобыленкой, неистово шумела, требовала свободы и различных гражданских прав. Все до одного Козловы от мала до велика кидались на каждое смутное движение, любую тень за невидимым Y-стеклом принимали за начальство. “Смотрите, — жаловались, — нас до чего довели!” И гадили прямо во дворе, на глазах межзвездных
Сплавили великого контрабандера на богом забытый коричневый звездный карлик отбывать срок. Это, собственно говоря, и есть точка отсчета времени романа «Подкидыш ада», его зачин. Сам роман пересказывать я не буду, космоса и прочих неинтересных мне, как читателю, мнимых фантастических величин, слава богу, в романе минимум, да они, величины эти, так умело и со вкусом окарикатурены, что даже мне, провинциалу в этой литературной области, ясно авторское намерение поглумиться над святыми для фантастики темами. Скажу для краткости: чтобы оправдать нКва, на Землю прибывает некто Аххарги – ю,его приятель и компаньон.
«Спасая друга милого, Аххарги – юупирал на Красоту.
Опытный контрабандер никогда не тронет даже самое ограниченное, самое презренное существо, если точно не определена тупиковость его эволюционного развития.
Эта глупая триба Козловых, эти неопрятные симбионты ничем не отличаются от стаи стервятников или от косяка сельдей. У них нет никакого будущего — ни у них самих, ни у их казенной кобыленки, ни у сохатых. Он, Аххарги – ю, докажет это, если его отправят на Землю».
И ведь доказал, нехристь, пообщавшись с разными представителями местной двуногой фауны (см. роман).
«Аххарги – юликовал: полная неразумность!
Сбыв с Земли трибу Козловых, можно приниматься за Свиньиных.
А там дойдем до Синицыных, до Щегловых, вообще до Птицыных — много дел на планете Земля. Пусть пока пляшут у костров и строят воздушные замки».
Но все-таки Прашкевич не выдержал, бацилла гуманизма плюс проевшая плешь души толстовщина/достоевщина подавили в нем здоровое мизантропическое начало. Дал он человечеству шанс не последовать за трибой Козловых экспонатами вселенской кунсткамеры.
Красота, со скрипом, но спасла мир.
Одноногий немец убрал тесак и не зарезал на последних страницах своих попутчиков. Сам Аххарги- юему в этом и подсуропил. Не хрен было падать в ночи звездой и поводить над землей, как жабрами, всполохами северного сияния. Сам же и усмирил дикость, и выпустил из клетки любовь.
«Копоти и ужаса полны сердца.
Но — звезда в ночи, занавеси
Вон как уставились братья Козловы на трепещущее над ними небо!»
Ну и хэппи-энд, приведу и его, раз начал.
«Теплый дождь упал на пустую деревню, на замшелые крыши. Потом из ничего, как горох, просыпалась в грязные переулки и в запущенные огороды вся наглая триба Козловых. Лупили глаза, икали, думали, что с похмелья, щупали себе бока. Собаки гремели цепями. Выпучив красные глаза, ломились сохатые в деревянный загон, где скромно поводила короткими ушами некая казенная кобыленка. А какой-то один Козлов, спьяну-та, шептал одними губами:
Лицо свое скрывает день;
поля покрыла мрачна ночь;
взошла на горы черна тень;
лучи от нас склонились прочь;
открылась бездна, звезд полна;
звездам числа нет, бездне дна...
Видно, что красотой стеснено сердце...
Короче, за братьев Козловых можно было не волноваться. Они вошли в вечный круг...»
И финальные строки:
«Вот дураки, если не поймут».
Не поймут, наверняка не поймут, продолжу я за благодушного автора.
Потому что, как Козловых ни брей, как ни одеколонь, все равно отдают козлиной.
Сибиряки люди хитрые. В любом раю они отыщут парочку выгребных ям и поляну с ядовитыми мухоморами. Помните, как уважаемый автор в одном из интервью Ларионову высказался насчет будущего России? «Будущее есть, — сказал он. — И непременно светлое. Хотя не обязательно у людей».
Прогресс — штука двояковыгибистая. И Прашкевич это хорошо понимает.
Джозеф Конрад сказал однажды Уэллсу: «Вы ненавидите людей и при этом думаете, что они могут стать лучше. А я люблю людей, но знаю, что лучше они никогда не станут».
Кого играет Прашкевич, когда пишет свои романы, — Конрада или Уэллса?
Себя, конечно, отвечу я на этот хитрый вопрос.
Красота в мире. Тема бесконечная, как бесконечен первый червяк Вселенной звездный змей Уроборос. Если продолжать ее развивать, от леса на планете останутся лишь малые островки и те — на картинах Шишкина («Берегите лес от писателей!», см. выше). Поэтому ограничу себя узким сегментом темы, а именно «Красота и ее творец». В этом мне, надеюсь, поможет другая книга писателя, роман «Царь-Ужас».
Лет пятнадцать тому назад я сочинил стишок:
Не дадим нами править Гитлерам,
и прочим чубатым лидерам,
партократам-мудилам, фюрерам,
а дадим нами править Дюрерам.
Чтобы Дюреры нами правили бы,
похмеляли, жалели, славили бы.
Я тоже наивно полагал в те времена, что красота спасет мир.
Она, быть может, когда-нибудь и спасет мир, но творцы красоты, дай им власть, точно его погубят. Художник — существо энтропийное. Как моллюск из слизи рождает жемчуг, так художник, живя в слизи, питаясь слизью и от нее же в результате и погибая, вынашивает в себе жемчужины.