Книга о Прашкевиче, или от изысканного жирафа до белого мамонта.
Шрифт:
Или человек с соседнего огорода возьмется якобы не за свое дело. См. массовые наезды на Илью Стогова из-за интервью, которое дал писатель корреспонденту РИА Новости в связи с выходом на экраны бондарчукового «Обитаемого острова» (более всего вызвали возмущение у фантастического содружества слова «биограф знаменитых фантастов», сказанные журналистом о Стогове).
Даже человек полусвой, такой, к примеру, как Владимир Березин, воспринимается фантастами как иуда, этакий засланный казачок, которого кормили, поили, даже давали премии («Золотой кадуцей» на фестивале «Звездный мост-2000»), а он вернулся с очередного кона и очернил в глазах мировой общественности самый работящий из всех колхозов,
«Я, как известно, дружу с фантастами, и вот случилась очередная сходка писателей-фантастов с раздачей безденежных премий. Противники этой сходки начали тыкать пальцами в организаторов и их всячески порицать. Отчего-то порицали и выбор жюри (на этой сходке традиционно в жюри зовут общелитературных людей, а не только связанных с фантастикой). Многие другие сходки фантастов предпочитают вечеобразное голосование приехавших. “Ничего себе профессиональное жюри”, — возмущался кто-то. В жюри было мало фантастов, признанных фантастами критиков и людей фэндома <...>
Довольно давно я говорил, что фэндом сгубит любовь к своему гетто. И даже когда свалит по своим делам охрана, то заключенные этого лагеря будут жаться друг к другу между бараков. Кто-то из индологов мне рассказывал, что за кастовую систему яростно стояли не высшие, а как раз средние касты. Отмена каст рушила их картину мира и отнимала место в жизни. А вот высшим классам было все равно, как, впрочем, и всегда бывает с высшими классами».
На самом деле, мнение человека со стороны, даже выраженное язвительными словами, следует воспринимать с благодарностью — как ценную и полезную критику, не будь которой, не видать вам, дорогие мои фантасты, будущего богатого урожая. И пусть она выглядит как издевка, но издевка ведь тоже средство излечить запущенную болезнь.
Цитирую того же Березина: «Армия графоманов-племянников всегда репродуцирует то, что пишет дядя.
Были к примеру братья Стругацкие, читавшие всякие приличные книги (не говоря уж о книгах на иностранных языках) и писавшие свои книги.
Затем пришли племянники, читавшие братьев Стругацких, и написали огромный массив своих книг.
Им так же начали подражать, но в этот момент открылись шлюзы и в страну хлынула литература про космических пауков.
Хрясь! — и племянники наследовали космических пауков, начали писать про их битвы.
“Сталкеры против космических пауков” и все такое.
В общем, что ешь, тем и... В смысле, то и пишешь».
К сожалению, в сегодняшней ситуации взывать ко вкусу братиев во фантастике все равно что спорить с корректорами в моем родном издательстве «Домино».
«Разве может быть веселое ржание лошади?» — недоумевает корректор, увидев в тексте соответствующую фразу. В смысле, ржание не имеет оттенков, это ж лошадь, не человек, животные никаких чувств не испытывают.
«А вы слышали, как плачут коровы, когда их убивают на бойне?» — отвечаю я на это корректору.
Корректор пожимает плечами.
На бойне он, слава богу, не был. И вычеркивает слово «веселое».
В фантастике произошло то же самое, что в 30-е годы прошлого века испанец Ортега-и-Гассет назвал ёмко и тревожно «восстанием масс».
«Масса — всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же, “как и все”, и не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью».
«Итак, новая социальная реальность такова: европейская история впервые оказалась отданной на откуп заурядности. Или в действительном залоге: заурядность, прежде подвластная, решила властвовать. Решение выйти на авансцену возникло само собой, как только созрел новый человеческий тип — воплощенная посредственность. В социальном плане психологический
Нормальный человек из фантастического содружества видит без подсказок со стороны: что-то не ладно в фантастическом королевстве, хорошо бы заняться им. Он даже понимает, как это сделать, даже предпринимает попытки, но куда попрешь супротив победивших масс?
Есть герои-одиночки, вроде Марии Галиной, мало обращающие внимание на понижение средней температуры тела нынешнего хомо фантастикуса.
Есть пятерка ветеранов-восьмидесятников с Успенским и Лукиным во главе, им не нужно прислушиваться к толпе, они ее просто не замечают.
В общем же, скажу я уныло, фантастика в нынешнем ее состоянии — это обычная коммерческая игра, Рулетенбург, мини-Лас-Вегас, где ставки — деньги, и ничего более (примерно то же говорит и Прашкевич: «Человек начинает с мечты о Космосе, а заканчивает личными шестью сотками дачи»). Причем, игра, интересная лишь для самих участников и неширокого круга зрителей, делающих ставки на победителя. Ну и для устроителей, конечно, зарабатывающих на этом деньги.
Мысли на эту тему я высказывал уже не однажды, и, пожалуй, имеет смысл воспроизвести на этих страницах мое предисловие ко 2-му изданию книги Прашкевича «Красный сфинкс» (2009), тем более что тираж ее всего 500 экземпляров, и не каждый имеет возможность заглянуть внутрь.
«Вот сказали мне как-то: запятнался фантастикой, всю жизнь теперь не отмоешься. Кто это сказал, не скажу, важен не источник, а муть, поднятая им. То есть получается что: быть фантастом закамуфлированным, с точки зрения так называемого мэйнстрима, не то что не зазорно, но достойно всевозможных лавров. Однако попробуй только издаться под маркой “Фантастика” на обложке, и тебе тут же выдадут направление в лепрозорий для опасно больных.
Характерный пример — рассуждения критика В.Л. Топорова, вернее, его критические разборы книг современных авторов. Ярко выраженные фантастические приемы (Д. Глуховский, И. Бояшов, И. Сахновский, Д. Быков, С. Носов, М. Елизаров) для Топорова — совсем не повод отфутболить книгу на полку к сочинениям С. Лукьяненко. Но стоит выявить принадлежность автора к какому-нибудь фантастическому содружеству, как он тут же пинками критика загоняется в вышеупомянутый лепрозорий.
Такую ситуацию, между прочим, спровоцировали сами фантасты. Вчерашний дефицит на фантастику, сменившийся потоком макулатуры, породил неразборчивого читателя, которому все едино — глотает ли он братьев Стругацких или впихивает в себя... Кого? Лучше промолчу, чтоб не ссориться.
Сегодня в литературе главная проблема это читатель. Вернее, его отсутствие, вымирание как вида. В петербургском зоопарке недавно (летом 2008 года) даже провели акцию: в клетку посадили человека с книгой в руках, а снаружи вывесили табличку: “Человек читающий. Вымирающий вид”. Сам не видел, но, судя по сообщениям в прессе, выглядело примерно так.