Книга с множеством окон и дверей
Шрифт:
Что мог думать и знать об этом бесконечно далекий от морских путей и стихий — транзита над пучиной — происходящий из безнадежно сухопутной страны Коменский, называвший ванты «канатами» и деливший мачты на «главную, переднюю и заднюю»? Понятно, как позднее Петр мог упиваться сорокапушечной бранью и охотой за ветром — музыкой всех этих кливеров, ютов, деков, а также грот-бом-брам-стакселей! (То были «файлы принтерного драйвера» его века.)
Ныне моря бороздят восьмисоттысячетонные нефтеналивные бочки, отколовшиеся от суши гигантские паромы, плавучие аэродромы и прячущиеся в толще океана, больные атомным флюсом, ракетоносцы.
Однако самым волнующим — самого глубокого залегания— сюжетом, рожденным Новым временем, остается сюжет гибели «Титаника», состоящий и составленный из обломков древних мифов. Мера искусства в нем при этом столь абсолютна, что вряд ли сценаристом и постановщиком его мог быть кто-то из людей или даже человечество в целом. Все волнует в нем. Встреча двух первообразов — ковчегаи вавилонской башни.Гремучая смесь, образованная вступлением в связь технического гения человека с праздной и презрительной гордыней испепеленных небом библейских городов. Наличие беспроволочного телеграфа — и готовность сети масс-медиа к немедленной ретрансляции трагедии одновременно на весь мир. Шедевр организации, гоночный темп, ни малейшей пробуксовки в сюжете, — нечеловеческая власть и воля корпораций, сметающая и исключающая всякое ей сопротивление. Придрейфовавшая в ночном тумане ледяная гора, видимая лишь в 1/9 части. Отнявший считаные минуты переход от суперкомфорта к пребыванию в ледяной воде, к километровой глубине под ногами и водяной пустыне на сотни миль кругом. «Есть еще океан!» — отозвался Блок. Приветствуя гибель той рукотворной, угольно-черной модели планеты, каковой являлся «Титаник».
И самое впечатляющее то, что треть пассажиров по лотерейному небесному принципу была зачем-то сохранена и жила затем долго, обращая внимание на мировые войны не больше, чем на подцепленный насморк. Словно законсерованная агентурная сеть. Или буквы шифрограммы, так и не сложившиеся никогда во внятное донесение о случившемся.
Не говоря о красоте знамения,вскоре подтвержденного — и смытого валом мировой бойни. Окончательно похоронившим, кстати, земледельческий образ войны — шнековая мясорубка вместо косы и серпа, вместо шелеста сечи и звона — воющее «пушечное мясо».
Емкость т. о. — одно из имен пустоты, имеющей тенденцию и аппетит емитьи собственных создателей.
СКАЖИ «СТУЛ»
К такому привычному и неприметному предмету нашего обихода как стул человечество шло очень долго. Четвероногие существа, квадропеды, в стульях не нуждаются и сидят где и на чем попало. Появление стула — один из результатов нашего прямохождения. Но назначение его — не только дать отдых позвоночнику и позволить выполнять какую-то работу сидя. Все куда сложнее и интереснее. История возникновения мебели (как и человеческого жилья) — вообще, захватывающий сюжет. В основе всего ее многообразия лежало использование плоской поверхности: для сидения — скамья; для совместного питания — стол; для спанья — лежанка; выдолбленное бревно — первый ларь; сбитый из досок ларь с крышкой — уже сундук; он же поставленный «на попа» и с полками — шкаф.
Поначалу любое возвышенное место для сидения мыслилось как трон и означало господство. То есть изначально речь шла не об удобстве, а о почете и демонстрации превосходства. Человек — прирожденный «символист», и после сотен тысяч лет эволюции его мышление и сегодня сохраняет эту способность перерабатывать любую реальность в символ — престижа, власти, преуспеяния. И в Древнем мире любое специально предназначенное для сидения место являлось прежде всего атрибутом власти. В нашем слове «председатель» или английском «chairman» навсегда закрепилось это представление.
Создателями стула считают древних египтян, и первым стулом, явившимся прообразом всех последующих, был трон фараона — со спинкой и придуманными египтянами подлокотниками. До того, полагают историки, все искусственные сидения были разновидностью скамьи или табуретки. Иерархия и направление эволюции в «табуреточном мире» выглядят приблизительно так: от общей намертво закрепленной лавки — к скамье на ножках и, далее, к персональному табурету, стулу, креслу, трону (кому что положено). И многие тысячелетия прошли, прежде чем граждане получили каждый хотя бы по одному стулу.
Древние греки предпочитали беседовать, выпивать и есть лежа. Поэтому изящные стулья с неблагозвучным названием «клисмос» или не менее изысканные X-образные табуреты служили исключительно греческим женам, старцам и детям. Римляне также на скамьях сидели только в цирке или сенате. Но у них уже за всяким важным чиновником раб таскал полагающийся тому в силу занимаемого положения складной табурет, отделанный слоновой костью. Сидя на нем, чиновник выслушивал и вершил дела собравшихся граждан (только самым почетным из них позволялось присаживаться на двухместную богато украшенную скамеечку перед ним). Впрочем, дома у каждого патриция имелся для особо торжественных случаев небольшой мраморный трон наподобие императорского.
В Средневековье сидели в основном на лавках, если вообще не на чурбаках или бочках, и очень редко на табуретках. Правда, у знати появились знаменитые готические стулья с высоченными спинками, иногда в виде лестницы, ведущей чуть ли не на небо.
Рассаживаться поудобней и попривольней народ стал где-то со времен Ренессанса. Интеллектуалы для чтения и работы перебрались в кресла. Купцы и менялы разместились на своих сундуках с приделанными спинками. А мебельные мастера вовсю занялись украшением мебели. (Но это в Европе, Азия же — практически вся, за исключением Старого Китая, — и не думала подниматься с уровня пола, продолжая сидеть на корточках, коврах, подушках и циновках. И самым распространенным сиденьем оставалось, конечно же, седло, с недавно изобретенными стременами.)
Резную сидячую мебель и кровати делали столяры, а корпусную — чернодеревцы, фанеровавшие ее эбеновым деревом (несколько веков спустя в России первых называли «стульными мастерами», производство же корпусной мебели звалось, на французский манер, «кабинетным делом»). Но людей, по-прежнему, было больше, чем стульев. Характерна история с Французской Академией сорока «бессмертных», где правом сидеть в кресле обладал один ее глава. Не отличавшийся здоровьем престарелый кардинал д ’Эстри (d ’Estrees) обратился с просьбой к «Королю-Солнце», Людовику XIV, позволить принести ему в зал заседаний собственное кресло. Король принял «соломоново» решение и подарил Академии 40 кресел с королевского склада. Вообще, короли в те отдаленные времена мелочно регламентировали своими указами не только ношение одежды различными сословиями, прически подданных, но не ленились предписывать, сколько полок в креденце должно быть у барона, сколько у графа и сколько у герцога! Во время приемов члены королевской фамилии сидели на мягких стульях, родовитая знать на табуретах, а для менее родовитой расставлялись складные стулья. В качестве особого расположения король мог пожаловать даме или старцу «право табурета» — право сидеть в его присутствии. У упомянутого Людовика XIV в зените его могущества имелась в Версальском дворце даже… серебряная мебель (правда, позднее, в трудную минуту, он приказал из нее начеканить монет для нужд войны — что сразу приводит на ум нашего Петра I, переплавлявшего колокола в пушки). Но даже в середине XVIII века французская королева иногда вынуждена была одалживать мебель у своих придворных, а российская императрица Елизавета Петровна возить за собой всю обстановку, переселяясь из Зимнего дворца в Летний и обратно.
И все же XVIII век, начиная с его второй трети, — несомненно, один из пиков в развитии мебельного искусства. Помимо ошеломительных достижений французских мебельных мастеров периода рококо, возникновения новых видов и форм мебели, в это время открывают свое дело англичане: Чиппендейл, затем Адам с Хэпплуайтом и Шератоном. Именно ими были созданы шедевры и эталонные образцы мебельного искусства. При том что постелено английская школа вытеснила французскую; параллельно этому шло опрощение, приспособление и использование высших достижений для нужд массового производства — от классицизма через ампир к бидермайеру.