Книга судьбы: ежедневные медитации с Конфуцием
Шрифт:
Идеалу благородного мужа чуждо слепое и подчас жестокое реформаторство. Наоборот, он врастает в древность, черпает из нее, а потому терпелив и снисходителен по отношению к другим. Один из ученков Конфуция — Цзы Ся утверждал, что человек должен дружить лишь с равными себе и сторониться людей более низкого происхождения. Казалось бы, в этом нет ничего удивительного, ибо именно так предписывали нравы того времени. Но истинный мудрец не боится оказаться униженным дружбой с «не равным ему». Наоборот, он своим присутствием облагораживает все вокруг. Да и вообще, легко ли совершенномудрому найти человека, подобного себе? И поэтому один из учеников Конфуция Цзы Чжан возражает Цзы Ся, повторяя мысли своего учителя: «А вот мне довелось слышать другое: благородный муж почитает выдающихся, но сходится и с заурядными, поощряет способных,
Да и вмешиваться благородный муж в людские дела не должен — он лишь способствует им, помогает, ибо «благородный муж содействует людям в их добрых делах и не содействует в дурных. А вот мелкий человек — наоборот». Думы благородного мужа всегда о возвышенном, о самом трепетном и недостижимом в культуре.
Но вот еще одна важнейшая черта цзюньцзы — он посвящен в Учение, он знает Дао. «Все мысли цзюньцзы — о Дао, а не о еде. Цзюньцзы заботит обретение Дао и не заботит бедность» (XV, 32). Конфуций уподобляет мысли о Пути стремлению голодного человека добыть пищу. Чтобы размышления действительно обратились к достижению Пути, необходимо желать достичь Пути так же сильно, как голодный страждет пищи, думать о нем так же постоянно, как молодого чиновника ни на мгновение не покидает мысль об удачной карьере и о большом жалованье, ибо в этом — его будущее.
Есть еще одно существенное различие между цзюньцзы и мелким человеком. Цзюньцзы является посвященным в Знание. Он, по сути, и является носителем этого знания. Для Конфуция цзюньцзы это вообще идеал посвященного мудреца, который несет свои знания через вечность от древних мудрецов к современникам. Его отличие от других — не менее умудренных и достойных мужей — именно в том, что он не просто способен честно и искренне служить правителю или способствовать установлению гармонии в народе. Цзюньцзы как раз и осуществляет связь между Небом и миром людей. Он бесстрашен, честен и строг к себе и к людям. Конфуций отмечает лишь три вещи, перед которыми цзюньцзы испытывает благоговейный трепет и даже страх: «перед велением Неба, перед великими людьми и перед словами мудрецов». А вот «мелкий человек не понимает воли Неба, не испытывает перед ним благоговейного трепета, бесцеремонен с великими людьми и презирает слова мудрецов» (XVI, 8). Как видим, все «страхи» цзюньцзы — метафизического характера, связанные либо с отношениями с Небом, либо с духами предков и великих людей, чью волю и Учение цзюньцзы должен осуществлять на земле. И в этом плане цзюньцзы не столько «благородный муж», сколько окультуренный образ древнего мага, мистика и таинственного носителя знаний.
Причудливая трансформация произошла с образом цзюньцзы в западной литературе, в основном под воздействием мнения средневековых китайских комментаторов и современных китайских авторов. Мистик и носитель метафизического знания цзюньцзы превратился в некоего «достойного мужа», классический образ честного служителя, сановника и советника правителей. А вот главная составляющая цзюньцзы — его мистическая посвященность и способность осуществлять функции медиума между миров умерших мудрецов и ныне живущих людей — оказалась просто «вымыта» из его облика.
Цзюньцзы — это образ идеализированного и окультуренного мага, введенный Конфуцием и его последователями. В основном, это было сделано из-за того, что сам Конфуций искал оправдание собственной роли и облику — облику человека, что, обладая магическими познаниями и Учением-Дао, не только служит разным правителям, но и с радостью готов предлагать себя любому, кто призовет его на службу.
Хорошо известно, что конфуцианство как таковое сформировалось значительно позже жизни патриархов этого учения: Конфуция, Мэн-цзы, Сюнь-цзы. И пониманием сути конфуцианства, включая и трактовку смысла цзюньцзы, мы обязаны, скорее, неоконфуцианству X–XIII вв., а затем и конфуцианскому ренессансу эпох Мин и Цин. Естественно, что в тот момент, когда конфуцианство из личного учения Конфуция превратилось в государственную морально-политическую доктрину, многие ранние черты мистического, присутствовавшие в самом духе учения Конфуция, исчезли. Они были заменены на мораль и государственно-политическую софистику. А поэтому, внимательно вглядываясь в слова Конфуция, записанные его учениками, мы с интересом обнаруживаем в облике цзюньцзы такие черты, которые не позволяют понимать этот термин лишь как «благородный муж». Итак, насколько «благороден» традиционный китайский благородный муж?
Прежде всего цзюньцзы обладает абсолютным мастерством, феноменальными способностями «уметь все». Один из лучших учеников Конфуция Цзэн-цзы замечает: «Тот, кому можно поручить воспитание сироты ростом в шесть чи (138 см, т. е. не достигшего 15-летнего возраста — А.?М.), кому можно доверить управление царством размером в сотни ли, и кто при этом не оступится перед лицом трудностей — разе это не цзюньцзы? Конечно же, это цзюньцзы!» (VIII, 6).
Этот цзюньцзы, как ни поразительно, не должен знать ничего особенного, равно как и обладать полнотой знаний. Да и сами эти знания получены не столько от обучения, сколько в виде небесного мистического посыла, и в этом плане лично цзюньцзы не должен много «знать». Сам Конфуций как-то вопрошает: «А многими ли знаниями должен обладать цзюньцзы? Совсем немногими» (X, 6). Таким образом, «знать» должен обычный человек, цзюньцзы же получает свои знания отнюдь не от учения. Именно здесь — корень понимания сути знаний цзюньцзы: они не от мира сего.
Незнание, равное абсолютному знанию, «неумение» цзюньцзы как проявление высшей, запредельной умелости — не перекликается ли все это с образом даосского мага и мудреца? Ведь именно Дао «не знает, но все вершиться само собой», «не действует, но нет ничего того, что оставалось бы несделанным». Цзюньцзы, как следует из слов Конфуция, может ничего не знать, но вершит все лишь своим внутренним состоянием, своей энергетической мощью. Кстати, некоторые комментаторы усматривали в этой фразе Конфуция о цзюньцзы, что «не обладает знаниями», намек на самого себя, но вряд ли это так — Конфуций как раз неоднократно подчеркивает, что сам он цзюньцзы не является.
Так же как и даосский маг, цзюньцзы учит лишь своим присутствием, передавая культуру (вэнь) именно как энергетическую субстанцию. Он может поселиться среди варваров, и там тотчас исчезнут грубые нравы (IX, 14).
Цзюньцзы, по сути — тот же маг и медиум, посредник между миром людей и духов, который благодаря своему знанию ритуала способен вступать в контакт с Небом. Абсолютное воплощение цзюньцзы — это сам правитель, который, как мы видели выше, является самым важным медиумом в общении человека и духов.