Книга судьбы
Шрифт:
— В Колизее его обожателей? В окружении просителей? Мэннинг находился на пике своего влияния!А что, если бы его убийство послужило катализатором пробуждения Зверя? Нет — как и говорила Троица… лучше убрать Бойла, который был… был… был… Неужели ты не понимаешь? — заорал Нико, в исступлении колотя кулаком по рулевому колесу. — Без Бойла остался бы только один Зверь! Один ключ вместо двух! А одним ключом дверь не открыть!
Нико переводил взгляд с Эдмунда на дорогу и обратно. Дыхание его было неровным и прерывистом,
— Великий грешник — как мой отец — всегда был знаком. Знамением. Разве ты… разве ты не слыхал о грехах Бойла? — выкрикнул Нико, хватая воздух широко открытым ртом.
Внезапно дорога перед грузовиком раздвоилась и поплыла — это внезапно хлынувшие слезы затуманили ему взор. Он подался вперед, судорожно вцепившись в руль, желудок скрутила острая боль.
— Что он сделал с собственной?.. А потом с моим…
Тыльной стороной ладони он смахнул с глаз непрошеные слезы. Они ручьем катились по щекам и падали ему на грудь, как капель с крыши. Не сопротивляйся, — сказал он себе. — Будь благодарен за то, что сумел выговориться… Почитай Книгу… Спасибо, мама… Спасибо тебе…
— Т-ты понимаешь? — взмолился он, обращаясь к Эдмунду, и в голосе его явственно зазвучал акцент Висконсина, от которого он, казалось, навсегда избавился много лет назад. — А люди ничего не знают, Эдмунд. Учитель и ученик. Мастер и подмастерье. Мэннинг и Бойл, — говорил он, грудью ложась на руль. — Как отец и сын. Вот почему я был избран. И вот почему у меня забрали мать. Чтобы испытать меня… чтобы остановить моего отца… и закрыть дверь для дьявола. Чтобы она оставалась закрытой и чтобы никогда не наступила Великая Тьма.
Сидящий рядом с ним на месте пассажира Эдмунд не издал ни звука.
— П-пожалуйста, Эдмунд… пожалуйста, скажи мне, что все понимаешь…
Эдмунд снова промолчал. Как, впрочем, молчал последние пять часов, с того момента, как они выехали с заправочной станции в Южной Каролине.
Ремень безопасности наискось перехватывал его грудь, но Эдмунд все равно слегка завалился вправо, упершись плечом в дверь со стороны пассажира. Правая рука бессильно свесилась, левая покоилась на коленях.
Когда грузовик с открытой платформой с грохотом въехал на эстакаду, вознесшуюся над водами реки Святой Марии, и запрыгал на неровностях бетонной дороги, голова Эдмунда склонилась вправо и он начал биться лбом о стекло окна. Грузовик с дребезжанием подпрыгивал на стыках, и всякий раз голова Эдмунда с негромким стуком ударялась о стекло.
— Я знал, что ты поймешь меня, Эдмунд, — восторженно выдохнул Нико. — Спасибо тебе. Спасибо за то, что поверил…
Бум… бум… бум…С равномерностью часового механизма голова Эдмунда ударялась о стекло. И от этого негромкого ритма невозможно было спрятаться или избавиться. Но Нико не обращал на него внимания. Как не обращал внимания на хлюпающий звук, с которым перепачканные в крови пальцы Эдмунда скользили по виниловой обивке сиденья. Или на засохшую кровь, которая фонтаном хлынула Эдмунду на грудь, когда Нико ключами от машины располосовал ему горло.
— Я знаю, но все равно рад, что ты понял, — пробормотал Нико, справившись с волнением и вытирая слезы. Подпрыгнув на ухабе в последний раз, грузовик съехал с эстакады над рекой Святой Марии и официально оставил позади себя границу штата Джорджия. С правой стороны промелькнул выцветший оранжево-зеленый дорожный знак. «Добро пожаловать во Флориду — штат Солнечного Света».
Глава сорок четвертая
Полтора часа спустя я подрулил к тротуару перед Первым американским банком, на втором этаже которого располагается офис Рого. Когда моя машина останавливается, из дверей здания не спеша выходит Рого и направляется к пассажирскому сиденью. Он все еще зол на меня за то, что я встречаюсь с Лизбет. Но его прежняя злость — ничто по сравнению с тем тихим бешенством, в которое он приходит, увидев на своем месте Дрейделя.
— Как поживает мир штрафных талонов за превышение скорости? — жизнерадостно окликает его Дрейдель, опустив стекло со своей стороны.
— Точно так же, как чикагская политика, — отвечает Рого, метнув на меня многозначительный взгляд. Открыв дверцу, он усаживается на заднее сиденье. — Сплошная коррупция.
Первая их встреча, много лет назад, прошла в аналогичном ключе. Оба адвокаты, оба слишком самоуверенные и упрямые для того, чтобы видеть друг в друге что-то, кроме недостатков.
На протяжении всей поездки Рого угрюмо сопит сзади, а мы мчимся по Саут-Дикси-хайвэй, по обеим сторонам которой выстроились невзрачные частные лавочки. Время от времени он оглядывается назад, чтобы убедиться, что нас никто не преследует. Я для той же цели пользуюсь боковым зеркальцем.
— Сюда… — показывает Дрейдель, как будто я не был здесь не меньше десяти раз. Нажав на тормоза, я резко сворачиваю вправо, на парковочную площадку перед местом нашего назначения — широким, грязно-белым офисным зданием, занимающим большую часть квартала. Перед самым зданием раскинулась маленькая площадь со статуей черепашки, одетой в черный костюм и солнцезащитные очки, комично играющей на клавишных. Предполагается, что это должно выглядеть смешно. Почему-то никто из нас не смеется.
— Паркуйся внизу, — говорит Рого, указывая на двухэтажный бетонный гараж, примыкающий к зданию. — Чем меньше людей увидит нас, тем лучше. — Он вызывающе смотрит на меня в зеркало заднего вида. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что он имеет в виду. То, что я приехал сюда, достаточно плохо уже само по себе. А то, что я взял с собой Дрейделя, еще хуже.
Последний делает вид, что не замечает раздраженного состояния, в котором пребывает Рого. Глядя в окно, он, похоже, поглощен созерцанием большой коричневого цвета вывески, которая частично закрывает псевдобетонные колонны здания, — «Палм-Бич Пост».
— Ты уверен, что это разумно? — спрашивает Дрейдель, когда солнце скрывается из глаз, а мы поднимаемся по кольцевой дороге на второй этаж уже темного гаража.
— У тебя есть на примете местечко получше? — вопросом на вопрос отвечаю я.
В этом все и дело. Куда бы мы ни направились и где бы ни спрятались, подслушать нас — плевое дело. Но здесь, в самом сердце… мне все равно, насколько они могущественны — Мэннинг, ФБР, даже Служба… никто из них не может позволить себе открытой конфронтации с прессой.