Книга тайн

Харпер Том

— И значит, Джиллиан пошла к человеку, который мог ей помочь, но ничего не выяснила. И все это настолько тайно, что ему приходится врать?

Головная боль из-за смены часовых поясов не отпускала Ника; вот и теперь в висках застучало.

— Наверное, у него побывал кто-то еще, — спокойно сказала Эмили. — Кто-то после Джиллиан… может быть, они нашли Вандевельда. И поэтому он так испуган.

Они сошли на следующей станции. Ник увидел телефон-автомат на пустой платформе и набрал второй номер из списка Джиллиан. Руки у него дрожали, и он с трудом засунул монетки в щель. Себе он сказал, что дрожит от холода.

На другом конце провода после трех звонков ответили:

— Ательдин.

Что

это такое — человек? Компания? Отель?

— Могу я поговорить с Саймоном?

Настороженная пауза.

— Это Саймон Ательдин.

Иностранец, говорит с британским акцентом, однако голос неожиданно знакомый. Ник совершил прыжок в темноту.

— Вы работаете у Стивенса Матисона? В аукционном доме?

— Да.

— Меня зовут Ник Эш. Я — друг Джиллиан Локхарт. Кажется, я с вами говорил несколько дней назад.

Еще одна пауза.

— Вы здесь — в Париже?

Номер телефона-автомата, видимо, высветился на трубке Ательдина.

— Да.

— Тогда нам нужно встретиться.

Ник и Эмили прибыли в восемь. Нику, не бывавшему в Париже, «Оберж [22] Николя Фламель» показался воплощением французского ресторана. Каменные колонны подпирали толстенные дубовые балки. Каменная кладка была и вокруг освинцованных окон, а высоко над огромным камином со стены на зал взирала бычья голова. Большинство столиков были заняты, и в помещении стоял ровный гул голосов. Ник вдруг почувствовал волчий голод.

22

От фр.auberge — трактир. (Прим. ред.)

Найти Саймона Ательдина не составило труда: он был здесь единственным человеком в двубортном костюме. Он сидел в одиночестве в дальнем углу зала, перед ним стояла открытая бутылка вина. Увидев Ника и Эмили, он поднялся и пожал им руки.

— Милое местечко, — сказал Ник.

Ательдин налил им вина в бокалы.

— Это старейший ресторан в Париже. Построен в тысяча четыреста седьмом году Николя Фламелем, знаменитым алхимиком.

— Я думал, это вымышленное лицо, — выпалил Ник и сразу пожалел, что сказал это.

Ательдин, к его облегчению, рассмеялся.

— Гарри Поттера давно пора призвать к ответу. [23] — Увидев удивленное выражение на лице Ника, он скромно улыбнулся. — У меня две дочери… когда их мать позволяет мне их видеть. Только благодаря им я не полностью завяз в Средневековье.

Эмили расправила салфетку у себя на коленях.

— Фламель — реальное лицо. Его могила сохраняется здесь в Музее средневекового искусства.

Ательдин кивнул.

23

Николя Фламель фигурирует в книгах о Гарри Поттере.

— Он был первым алхимиком, который сумел превратить цветной металл в золото. Научился по семи древним аллегорическим рисункам, которые скопировал на арке кладбища Святого Иннокентия. Предположительно.

— Рисунки были настоящие, — сказала Эмили. — Их подлинность подтверждена.

— И их все еще можно увидеть?

— Кладбище Святого Иннокентия было уничтожено в восемнадцатом веке. От этих картин остались только копии.

— Хотя я никогда и не слышал, чтобы кто-то с успехом воспользовался ими для преобразования свинца в золото, — заметил Ательдин.

Ник оглянулся.

— Он определенно мог себе позволить хороший дом.

Подошел официант и спросил что-то по-французски. Ательдин с извиняющейся улыбкой попросил его подойти попозже.

— Заказывайте что хотите. Я плачу… вернее, Стивенс Матисон.

Они молча изучали меню. Вступительные

слова были произнесены, и даже Ательдин, казалось, не знал, что делать дальше. Они с облегчением восприняли возвращение официанта, который разрушил возникшую неловкость.

Ник сделал заказ, не будучи уверен, какой еде порадуется его организм, страдающий от перемены часовых поясов. Любое блюдо в меню, казалось, включало рыбу, сливки или макароны, а иногда все вместе. Когда официант унес меню, на лице Ательдина появилось серьезное выражение.

— Я полагаю, вы хотите узнать про Джилл.

Ник никогда не слышал, чтобы кто-то так называл ее. Ему это не понравилось.

Ательдин раскрутил вино в бокале и теперь разглядывал его.

— Джилл появилась у нас месяца четыре назад — прилетела из Нью-Йорка. Вы, вероятно, знаете, что она работала в Метрополитен-музее. Очень острый ум и великолепный глаз. Она знала, какие вещи имеют цену, и еще она знала, какие будут продаваться. Вы удивитесь, узнав, сколько людей в нашем бизнесе не могут связать одно с другим. Мы с ней работали вместе на нескольких распродажах. И она произвела на меня сильное впечатление. Месяц назад, недели за две до Рождества, нам поручили новую работу. Большое имение неподалеку от Рамбуйе. — Он произнес это на английский манер — с ударением на предпоследнем слоге. — Необыкновенное место. Великолепный большущий разрушающийся замок в лесу. Возможно, его не ремонтировали со времен Революции. На стенах гобелены, картина, подозрительно похожая на не самую удачную работу Ван Эйка, мебель такая старая, что ее, может, изготовил Иисус. Даже всамделишные рыцарские доспехи в холле. Но ничто из этого к нам не имело отношения — у нас были эксперты, разбирающиеся во всем этом. Нам с Джилл была поручена библиотека.

— И когда это было? — спросила Эмили.

— Двенадцатого декабря. Это день рождения моей младшей дочери, и мне хотелось пораньше добраться до дому, чтобы успеть ей позвонить.

Ательдин замолчал — официант принес закуски, — потом густо намазал тост паштетом из гусиной печенки, а сверху — луковой приправой.

— Мы отправились туда вместе, ни о чем не догадываясь. Мы имели дело с дочерью покойного хозяина, дочь эта живет на Мартинике. Она просто нам сказала, что там есть библиотека и, как ей думается, некоторые книги могут представлять какую-то ценность. И это дело обычное — вы удивитесь, узнав, сколько детей понятия не имеют, чем владеют их родители. По большей части они думают, будто на полках стоит несколько книг в твердых переплетах или будто там есть несколько бесплатных книжиц в красивых обложках, которые их старик получил, когда вступал в книжный клуб. И обычно те, кто думает, что там ничего нет, сидят на мешке с золотом.

Ну, в общем, мы с Джилл пробрались через руины в библиотеку. Распахнули двери — а они, кстати, были бронзовые, высотой в десять футов, возможно снятые с какой-нибудь церкви эпохи Возрождения. Потом открыли несколько шкафов — и глазам своим не поверили. Манускрипты. Фолианты. Инкунабулы.

— Что такое «инкунабула»? — спросил Ник.

Вопрос он обратил к Эмили, но ответил ему Ательдин.

— В буквальном переводе с латыни «инкунабула» означает «колыбель», «начало». Мы этим термином обозначаем первые печатные книги — все, что вышло в свет до тысяча пятисотого года. Сами понимаете, они на деревьях не растут. В тех редких случаях, когда они поступают в продажу, то уходят за сотни тысяч, а то и за миллионы. При первом знакомстве мы обнаружили тридцать таких изданий. А к ним еще и множество иллюстрированных манускриптов. Мы с Джилл чувствовали себя как Картер и Карнарвон [24] в усыпальнице Тутанхамона.

24

Говард Картер и Джордж Карнарвон — английские исследователи, нашедшие гробницу Тутанхамона.