Книга, в которой исчез мир
Шрифт:
Николай раздражено наморщил лоб.
— Что с вами? — спросил ди Тасси.
— Если ваше предположение верно, то завтра мы должны соблюдать большую осторожность.
— Да, и очень большую. Когда мы схватим интересующего нас человека, вы должны будете его немедленно обследовать. Может быть, мы найдем в его организме яд, может быть, нет. Я не верю в чудеса, но возможно, эти люди располагают средством, о котором мы ничего не знаем и которое может причинить нам значительный вред. Лиценциат, вы должны помочь мне раскрыть это дело. Скажите мне, что вам для этого нужно, и я позабочусь, чтобы вы это получили.
Николай на мгновение умолк.
— Можно мне кое о чем спросить вас?
— Пожалуйста,
— Меня интересует последнее нападение на обычную почтовую карету, следовавшую из Вейнгейма в Эрбах… вы искали, что именно везла эта карета?
Ди Тасси с озабоченным видом задумался.
— Очень своеобразное нападение. В карете не было ничего ценного. Сидели три платных пассажира, ни у кого из них не было при себе ничего примечательного.
— Что было в багаже?
— Какой-то груз был. Но ничего такого, о чем стоило бы говорить. В карете везли ось для каретной мастерской в Эрбахе и партию печатной продукции из Штутгарта на ярмарку в Ханау. Для разбойников с большой дороги это не добыча. В любом случае это не причина нападения.
Николай принялся размышлять. Ди Тасси внимательно смотрел на него, но врач молчал.
— О чем вы думаете? — пытливо спросил ди Тасси.
— Ни о чем, — ответил Николай, — во всяком случае, ни о чем конкретном.
Он предпочел держать свои мысли при себе. Книги? — подумалось ему. Не в книгах ли все же дело? Не в напряженных ли отношениях между северонемецкими и южнонемецкими книготорговцами? Может быть все же, неизвестные заговорщики — это всего лишь нанятая северянами шайка разбойников, которой приказали за деньги положить конец книгопечатанию на юге? Максимилиан Альдорф жил в Лейпциге. Может быть, это след? Но какое отношение имела семья Альдорфа к соперничеству между книготорговцами и издателями?
— Вы хотели узнать, что мне понадобится для завтрашнего обследования, не так ли? — спросил Николай, чтобы вернуться к прежнему разговору.
— Именно так.
— Лягушки, — сказал Николай. — Мне понадобятся лягушки.
— Лягушки? — удивленно переспросил ди Тасси и сморщил лоб.
— Это самый чувствительный индикатор ядов из всех мне известных, — сказал Николай.
Ди Тасси вопросительно взглянул на врача.
— Вы не могли бы объяснить это подробнее?
— Мне нужно изолированное, то есть обнаженное сердце лягушки, — ответил врач. — Оно реагирует на самые мизерные дозы яда. В Галле таким образом обнаружили яд, которым одна женщина отравила своего мужа.
По лицу ди Тасси было видно, что он заинтересовался рассказом.
— Вы непременно должны рассказать мне об этом случае!
— Мужчина, — начал Николай, — был найден однажды утром мертвым в своей постели. Его жена утверждала, что ночью ее супруга рвало, но она этого не слышала, и он захлебнулся собственной рвотой. Действительно, мужчину нашли именно в таком виде, как описала жена. Однако один из соседей сообщил полиции, что женщина много раз угрожала убить мужа за то, что тот ее постоянно бил. За несколько дней до смерти мужа она купила у горбатого аптекаря пурпурную наперстянку. Было начато расследование. Пробу рвотных масс растворили в воде и нанесли на препарат сердца лягушки. Так было доказано отравление.
— Очаровательно, — подытожил ди Тасси, — хотя мне неясно, где я найду зимой лягушку.
Внезапно лицо его омрачилось, и он решительным жестом сгреб лежавшие перед ним на столе бумаги.
— Мы вырвем у этих людей их тайны, будут у нас лягушачьи сердца или нет.
Он помолчал и добавил:
— В крайнем случае мы вскроем их собственные сердца и посмотрим, какие секреты они там прячут, не так ли?
Николай неуверенно улыбнулся, приняв эти слова за своеобразную шутку. Он повернулся, чтобы уйти, но задержался, надеясь, что ди Тасси скажет еще что-нибудь. Но тот молчал, не сделав никакой попытки объяснить свою зловещую шутку.
— Вы что-то еще хотите мне сказать? — спросил советник.
Николай отрицательно покачал головой. Нет, у него нет больше вопросов. В этот момент его занимало нечто совсем иное: страшный человек, сидевший в соседней комнате. Этот образ преследовал Николая весь вечер.
15
Они отправились в путь, когда за окном было еще совсем темно. После нескольких дней оттепели снова похолодало. За ночь выпал снег, стало трудно устроить незаметную засаду, не оставив следов. С другой стороны, при таких условиях можно было наблюдать за дорогой с большого расстояния, и каждый, кто появлялся на фоне белого пейзажа, был виден издалека.
Николай весь предыдущий вечер изучал карту. Они находились на полпути между Нюрнбергом и Байрейтом, в захолустном районе в треугольнике между Зульцбахом, Тунбахом и Вейденом. Швабах находился почти на один почтовый перегон дальше, в направлении Байрейта. Ди Тасси выбрал это место наверняка потому, что в случае удачи предприятия эту лесную хижину можно было использовать для ночлега. Зульцбах, Тунбах и Вейден расположены на приблизительно одинаковом расстоянии от этого места. Человек, которого они разыскивали, несомненно, направится к месту встречи из одного из этих населенных пунктов. Незаселенная местность, по которой они ехали, была пересечена множеством долин. В любом случае это было самое подходящее место для тайной встречи, ибо мало кто мог бы забрести сюда случайно, не имея определенной цели. Пока они шагом ехали по заснеженному лесу, Николай часто поглядывал на Боскеннера и раздумывал, есть ли у того перспектива на смягчение наказания, которая сделала этого человека уступчивым, или он не сопротивлялся только потому, что понимал — бегство в этом необжитом месте было совершенно немыслимым и безнадежным.
Всадники разделились на возвышенности между Вейденом и Тунбахом. Отсюда Боскеннеру оставалось не более получаса езды до условленного места встречи в лесной хижине, расположенной внизу, в долине. Хагельганцу, Камецкому и двум солдатам предстояло кружным путем проехать к Зульцбаху, чтобы расположиться на южной дороге. Двое других должны были вместе с ди Тасси наблюдать за дорогой на Вейден. Николай с Фойсткингом и еще двумя солдатами направился по дороге на Тунбах.
Сыщики были весьма неразговорчивыми, и Николай испытывал мало радости от общения с ними. Он был очень доволен, что эти мрачные типы отправились в другую сторону. Фойсткинг, напротив, несколько раз искал случая заговорить с ним. Фойсткинг сказал о Хагельганце, что Николай не должен принимать близко к сердцу холодный и отчужденный тон этого человека, потому что, в сущности, он очень неплохой малый.
— Он недоволен тем, что вам позволено знать то, о чем обычно говорят только узкому избранному кругу людей.
— Я не просил об этом, — сухо ответил Николай.
— Это верно, — сказал Фойсткинг, — но я просто хочу объяснить вам, откуда взялась такая реакция. Большинство тех, кто работает на советника юстиции, происходят из благородных семей. Это в высшей степени странно, что к нашему делу привлекли человека со стороны. Врачи никогда раньше не сотрудничали с нами.
Николай ничего не ответил. Что вообще эти люди о себе воображают? Чем они, собственно говоря, отличаются от него, кроме своих незаслуженных привилегий и дорогих париков? Фойсткинг еще раз взглянул на врача, но прежде чем он успел что-то сказать, утреннюю тишину разорвал выстрел. Николай почувствовал, как под ним вздрогнула лошадь. В воздухе еще продолжало носиться эхо громкого выстрела, когда последовал второй выстрел и сразу за ним — третий.