Книги крови III—IV: Исповедь савана

Баркер Клайв

— Я видел тебя вчера вечером на Эджвер-роуд!

А его там и близко не было.

Или:

— Как ты тогда врезал этому арабу!

Ему это даже начинало нравиться. Судьба подарила ему удовольствие, которого он не знал с двух лет, — беспечность.

Ну и что, если странное существо с его лицом цинично нарушает все законы на ночных улицах? Если эта тварь живет его жизнью? Засыпая, он знал, что его двойник бродит сейчас в поисках очередной жертвы, и это знание доставляло ему удовольствие. Гевин начал относиться к статуе не как к угрожающему его жизни монстру, а как к

своему общественному лицу. Чудовище стало его тенью.

Он проснулся.

На часах — четверть пятого. Уличный шум проникал сквозь плотно закрытые окна. Наступали сумерки. В комнате было душно, воздух многократно прошел через его легкие. После визита к Рейнольдсу прошла неделя. За это время Гевин всего трижды выбирался из своей конуры — крохотная спальня, кухня и ванная. Сон стал важнее, чем еда и прогулки. Гевин глотал снотворное, если сон не приходил (что, впрочем, случалось нечасто); привык к затхлости воздуха, к яркому свету, льющемуся в незанавешенные окна, к ощущению оторванности от мира, где ему нет больше места.

Сегодня он решил, несмотря на отсутствие желания, выбраться подышать свежим воздухом. Позже, когда бары опустеют и никто не сможет рассказать ему, где встречал его на этой неделе. Собраться с силами было трудно.

Вода.

Ему снилась вода. Сидя у пруда с рыбками в Форт-Лодердейле, он наблюдал за тем, как возникают, расходятся и исчезают круги на воде. Журчали струи небольшого водопада Гевин слышал это во сне. Теперь он проснулся, но шум не стих.

Слышалось уже не журчание, а плеск воды. Очевидно, кто-то пришел, пока Гевин спал, и сейчас принимает ванну. Он стал мысленно перебирать своих знакомых, пытаясь понять, кто это. Претендентов было не так много. Во-первых, Пол — он ночевал здесь на полу пару дней назад, мальчишка из начинающих. Потом — Чинк, продавец наркотиков. Еще девчонка с одного из нижних этажей, кажется, ее зовут Мишель. Кто же? Он прекрасно знал, кто это, но продолжал бессмысленную игру с самим собой, пока не отбросил всех троих. Но оставался еще один…

Гевин вылез из-под простыней и одеял. От холода кожа покрылась мелкими пупырышками. По пути за халатом, лежавшим в другом конце комнаты, он взглянул на себя в зеркало. Кадр из фильма ужасов — в тусклом сумеречном свете стоял худой, сжавшийся от холода человечек. Тень.

Надев халат — свое единственное приобретение за последние дни — он пошел в ванную. Тишина. Гевин толкнул дверь.

Линолеум под ногами был влажен. Ему хотелось одного: увидеть гостя и тут же прокрасться обратно в кровать. Но это любопытство было болезненным — слишком много вопросов остаются без ответа.

За окном тем временем окончательно стемнело, и комната погрузилась в холодный мрак. Только стук дождя нарушал тишину. Ванна наполнилась до краев. Вода была совершенно спокойна., и черна Ничто не нарушало ее глади. Он лежал там, на дне.

Сколько дней прошло с тех пор, когда Гевин зашел в ярко освещенную ванную и взглянул на воду? Казалось, это произошло вчера. Его жизнь с тех пор стала похожа на одну бесконечную ночь. Гевин заглянул в ванну: да, он там. Опять спит, свернувшись калачиком;

в одежде, будто не успел раздеться перед тем, как спрятаться в воде. На месте лысины теперь красовалась роскошная копна волос. Черты лица стали почти совершенными. Тонкие неясные руки сложены на груди.

Наступала ночь. Гевину надоело стоять у края ванны и разглядывать спящую тварь. Ну что ж, его нашли, причем явно не собирались больше с ним расставаться.

Ничего не оставалось, как идти досматривать сны. Дождь за окном усиливался. После невыносимо долгого рабочего дня тысячи людей возвращаются домой.

Скользкие дороги. Несчастные случаи. Объятые пламенем машины и тела. Сон то приходил, то пропадал опять.

Посреди ночи он проснулся от скрипа двери. Во сне он снова видел воду и слышал ее плеск. Его двойник вылез из ванны и вошел в комнату.

В тусклом свете из окна ничего нельзя было толком разглядеть.

— Гевин, ты проснулся? — прозвучал вопрос.

— Да, — ответил он.

— Мне нужна твоя помощь.

В голосе не звучало никакой угрозы. Так просят брата.

— Что тебе нужно?

— Немного подлечиться.

— Подлечиться?

— Зажги свет.

Гевин включил светильник и взглянул на стоящую перед ним фигуру. Руки существа уже не были сложены на груди, и глазам предстала огромная рана. Крови, разумеется, не видно — ей неоткуда взяться. На таком расстоянии Гевин не заметил также внутри твари ничего, похожего на человеческие внутренности.

— Господи, что случилось? — спросил он.

— У Преториуса были друзья, — ответил монстр, прикоснувшись пальцами к краям раны.

Этот жест напомнил Гевину о картине, висевшей в его родном доме, — Спаситель на кресте и подпись: «Я умер за вас».

— Почему ты не умер?

— Потому что я еще не живу.

Еще не живет… Значит, он все-таки смертен.

— Тебе больно?

— Нет, — ответ прозвучал грустно, будто чудовищу очень недоставало простых человеческих ощущений. — Я ничего не чувствую. Но я учусь. Я уже умею зевать и пускать газы.

Это было столь же трогательно, сколь и абсурдно. Как он, однако, гордится любым признаком принадлежности к роду человеческому.

— А что будет с твоей раной?

— Заживет со временем.

Гевин не хотел больше разговаривать.

— Я тебе неприятен? — спросила статуя.

— Немножко, — ответил он, пожав плечами.

Существо смотрело его глазами, его собственными прекрасными глазами.

— Что тебе сказал Рейнольдс?

— Почти ничего.

— Говорил, наверное, что я — чудовище, что я питаюсь человеческими душами!

— Ну… не совсем.

— И все-таки я угадал.

— Отчасти.

Существо грустно покачало головой.

— С его точки зрения, он, может быть, и прав. Мне нужна была кровь — это, безусловно, чудовищно, но что поделаешь! В молодости, месяц назад, я в ней купался. Это давало моему деревянному телу ощущение плоти. Сейчас в этом нет необходимости — я почти ожил. Теперь мне нужна только…

Оно смутилось. Не потому, что собиралось солгать, скорее — не могло подобрать подходящих слов.