Книги крови III—IV: Исповедь савана
Шрифт:
Собственные руки Босуэлла пока слушались его, как и руки нескольких его друзей (последних из его друзей) там, в коридоре. Им было хорошо на своем месте. У него оставался благословенный шанс выжить.
Он наступил на приблизившуюся руку. Хрустнули пальцы, и тварь забилась, как раздавленная змея. Теперь он знал, что они уязвимы. Не убирая ноги, он наклонился и подобрал упавший нож, вонзив его в тыльную часть ладони Кристи, что уже карабкалась по его животу. Пальцы Кристи сжали его тело. Рискуя быть распотрошенным, Босуэлл воткнул нож глубже. Рука пыталась двигаться, но
Он не стал ждать, выживет ли тварь. В дверь уже царапались новые пальцы. Они хотели войти, скоро они ворвутся. Босуэлл перешагнул через Макнамару и подошел к окну. Оно было небольшим, но и он не великан. Босуэлл кое-как протиснулся наружу и замешкался — все же второй этаж. Но лучше упасть, чем оставаться здесь. Они уже вышибали дверь. Едва створки треснули, Босуэлл прыгнул вниз, ударившись о бетон. Он быстро проверил конечности — слава богу, цел! Господь любит простодушных, подумал он. Наверху в окне появилось лицо панка.
— Помоги мне! — крикнул он. — Я сам не знаю, что делаю!
Но тут пара рук нашла его горло и мольбы смолкли.
Босуэлл пошел прочь от общежития. Он думал, кому и что он должен рассказать. На нем были надеты лишь спортивные трусы и носки. Никогда еще холод не казался таким приятным. Ноги его ослабели, но этого следовало ожидать.
Чарли проснулся с дурацким ощущением. Ему снилось, будто он убил Эллен, а потом отрезал себе руку. Какой же ерундой набито его подсознание! Он попытался протереть глаза, чтобы отогнать сон, но руки не было. Он сел в постели и закричал.
Яппер приказал молодому Рафферти наблюдать за раненым и известить его, когда Чарли Джордж; придет в себя. Рафферти задремал и проснулся от крика. Чарли смолк при виде испуганного лица.
— Вы проснулись? Не двигайтесь, — предупредил Рафферти. — Я позову сиделку.
Чарли пустыми глазами смотрел на полицейского.
Он откинулся забинтованной головой на подушку и поглядел на свою правую руку, согнул ее, проверил, работают ли мышцы. Что бы ни случилось дома, теперь все прошло. Это его рука; наверное, она все время была его рукой. Джудвин говорил о синдроме бунтующего тела: убийца заявляет, будто конечности ему не повинуются и дело не в больном мозге, а в непослушании рук.
Значит, он психически болен, вот в чем дело. Пусть делают с ним что хотят, пусть применяют таблетки, скальпель или электроды: это лучше, чем повторение кошмарной ночи.
Появилась сиделка. Она глядела на него так, словно удивлялась, почему он выжил. Чарли лишь мельком взглянул в ее встревоженное лицо и почувствовал на лбу приятную прохладную руку.
— Его можно допросить? — спросил Рафферти.
— Нужно проконсультироваться с доктором Мэнсоном и доктором Джудвином, — отозвалась сиделка и попыталась ободряюще улыбнуться Чарли.
Она знала, конечно, что пациент не в
— Эллен?.. — спросил Чарли.
— Это ваша жена?
— Да. Я хочу знать… она?..
Рафферти опустил глаза.
— Она умерла.
Чарли кивнул. Он знал, но нужно было убедиться.
— А что со мной?
— Вы под наблюдением.
— Что это значит?
— Это значит, что я наблюдаю за вами, — сказал Рафферти.
Он явно хотел помочь, но толку от него было мало. Чарли спросил иначе:
— Я имею в виду… что будет после? Будут меня судить?
— А за что вас судить?
— Как? — переспросил Чарли, не уверенный, что верно расслышал.
— Вы ведь жертва, не так ли? Вы не делали этого? Кто-то отрезал вашу руку…
— Да. Это сделал я сам.
Рафферти долго не мог выговорить ни слова и наконец пробормотал:
— П-простите?
— Я это сделал Я убил жену, потом отрезал себе руку.
Для бедного парня такое признание оказалось слишком большим потрясением. Он думал с полминуты, прежде чем сказать:
— Но почему?
Чарли пожал плечами.
— Это ошибка, — сказал Рафферти. — Если вы совершили это… куда же делась ваша рука?
Лилиан остановила машину. Впереди что-то переходило дорогу, но она не могла разглядеть, что там. Будучи строгой вегетарианкой (за исключением масонских трапез с Теодором) и защитницей животных, она подумала, что на дороге лежит какое-то раненое животное. Быть может, лиса; Лилиан читала, что они иногда забегают в пригороды. Но что-то насторожило ее — возможно, по причине тусклого освещения. Она не была уверена, надо ли выходить из машины. Теодор посоветовал бы ехать своей дорогой, но ведь его больше нет, не так ли? Лилиан раздраженно забарабанила по рулю. Что же делать с этой несчастной лисой… или не лисой? Она должна сыграть самаритянку, даже если чувствует себя фарисейкой.
Лилиан осторожно вышла из машины и, конечно же, ничего не увидела. Она прошла вперед, чтобы посмотреть получше. Ладони вспотели, дрожь возбуждения пробегала по телу, как ток.
Потом она услышала звук: шорох сотен маленьких ног. Она слышала истории — абсурдные, как ей казалось, — о стаях крыс, проходящих по городу ночью и обгладывающих до костей все живое, что попадается на пути. Представив это, она почувствовала себя еще большей фарисейкой и отступила к машине. Когда ее тень, закрывавшая фары, отодвинулась, Лилиан увидела стаю. Это были не крысы.
Рука, мертвенно-желтая в бледном свете, указывала пальцем прямо на нее. Следом показались и другие; их были десятки. Они двигались, будто крабы, наползая друг на друга и стуча костяшками. Освещение делало эту сцену похожей на зловещий мультфильм. Тем не менее, верила Лилиан в реальность происходящего или нет, они двигались к ней. Она отступила еще на шаг назад.
Она уперлась в машину, повернулась и нащупала дверцу. Слава богу, та оказалась открыта. Руки Лилиан тряслись, но она еще владела ими. Тут она вскрикнула: здоровенный черный кулак с запекшейся раной на запястье вцепился в руку.