Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов
Шрифт:
Фаулз в своем романе передает это очень точно. «Коллекционер» — первый роман писателя. От него пошли по воде круги, и темы, которые он развивал в последующих своих романах, во многом повторяют тему «Коллекционера». Тему смерти и красоты. Смерти и любви. Смерти в искусстве. Смерти искусства.
Красота на булавке — этот вечный мотив Набокова Фаулз исполняет по-своему. Может быть, современней. Не даром же современнейший из современных писателей (я имею в виду Пелевина) поставил фаулзовского «Коллекционера» на четвертое место в десятке главных романов, перевернувших XX век.
Кольцов А.
— напишет Осип Мандельштам в воронежской ссылке 1934 года.
Образ поэта Алексея Кольцова мелькнет у Мандельштама еще не раз и все время в связи с доводящим до безумия одиночеством, оторванностью от мировой культуры, центрами которой были для Мандельштама тогдашние Ленинград и Москва.
«Милый Виссарион Григорьевич, — цитирую письмо Кольцова Белинскому из Воронежа после возвращения поэта из Москвы. — Весь день пробыл на заводе, любовался на битый скот и на людей, оборванных, опачканных в грязи, облитых кровью с ног до головы. Что делать? Дела житейские такие завсегда… Совсем погряз я в этой матерьяльной жизни, в кипятку страстей, страстишек, дел и делишек…»
В Москве Кольцов был принят у Пушкина и Жуковского, на него смотрели как на залог национального развития всей русской поэзии, как на нового Ломоносова, от него ждали новых поэтических свершений… и вот в результате — «любовался на битый скот».
Родина Кольцова, Воронеж, действительно была мачехой для поэта.
Всякий подлец так на меня и лезет: дескать, писаке-то и крылья ощипать.
Его здесь как поэта не воспринимали и всячески старались принизить, повесив ярлык: «зазнался». Судьба Кольцова печальна, как и судьба большинства поэтов, отторгнутых бесчувствием современников. Он умер от чахотки в 33 года, воронежский его архив был пущен мужем умершей сестры Кольцова на оберточную бумагу, а это были не только стихи поэта, но и письма к нему Белинского, Одоевского, других не менее знаменитых людей. На могиле его написано: «Ноября 1-го погребен воронежский мещанин Алексей Васильев Кольцов».
Вот так — «воронежский мещанин».
Коммунальная квартира
Самое великое, самое поразительное, самое ужасное и самое смешное изобретение всех времен и народов — думаете какое?
Колесо? Да, поразительное. Да, великое. Но что же в нем ужасного и смешного?
Чайник? Тоже не вызывает смеха. Разве что немножечко ужаса, если капнешь кипятком на ногу.
Мясорубка, утюг, ракета? Нет, нет, нет и еще раз нет!
Что, сдаётесь, дорогие читатели? Ладно, больше не буду мучать.
Ну так вот, самое поразительное, самое великое и ужасное — ужаснее не бывает, — самое смешное и странное из всех изобретений на свете — конечно же, коммунальная квартира.
Честь такого изобретения принадлежит нам, петербуржцам, имя изобретателя неизвестно, но плодами этого великого опыта до сих пор пользуются миллионы людей в России В одном только Петербурге на сегодняшний день насчитывается 200 000 коммунальных квартир.
Коммуналка — это маленький космос, населенный удивительными существами. Хомо коммуналис — я бы назвал их так. Они сильно отличаются от обычного хомо сапиенса, живущего на отдельной площади. Это я заявляю наверняка, потому что сам без малого двадцать лет обитал в коммунальных стенах.
И явления, здесь наблюдаемые, имеют нереальный характер, и время бежит иначе, будто жизнь течет под водой или в каком-нибудь параллельном мире.
Где
Только самое смешное не в этом, самое смешное в другом. За эту самую разбитую банку, как за погубленную личную собственность, пожиратель ночной капусты подал на бедного Беневича в суд. И — представляете? — выиграл дело!
А вот еще коммунальный случай.
Однажды ночью сосед Кузьмин — партийный, между прочим, работник, — припер со стройки ведро горячей, не застывшей еще смолы. И, пока нес ее по темному коридору, споткнулся о соседского ежика и растянулся на дощатом полу. Обнаружили его тоже под утро, хотели помочь подняться, а он намертво приклеился к полу. Помню, даже вызывали спасателей, чтобы выковырять его из смолы. Хорошо, хоть ежик не пострадал!
Истории, подобные этим, можно рассказывать бесконечно. Про привидения, живущие в зеркалах, про утренние очереди в туалет, когда на шеях полусонных жильцов, как какие-нибудь рыцарские доспехи, красуются крышки от унитаза, про Шилова Артура Романовича, прорывшего у себя из комнаты подземный ход под Усачевские бани…
Они смешны и в то же время печальны, эти случаи из коммунального быта, — реальны и вместе с тем фантастичны.
Коммуналка ломает судьбы, превращает людей в преступников, но других, наоборот, сплачивает. Лично я благодарен жизни за тот коммунальный опыт, который она мне подарила. Почему-то мне все время везло. Люди, жившие со мной в одних стенах, были хоть и странные, хоть и с придурью, но все добрые, щедрые, все отходчивые. Если кто-то кого-то и обижал, то и каялся потом выше меры, и старался свой грех загладить. Угостить тебя, к примеру, селедкой, которую не доели с праздников.
Ну, конечно, бывали и исключения. Из-за глупости, в основном, и зависти. Приворовывали некоторые, бывало. Не по крупному, так — по мелочи. Там прищепку бельевую сопрут, здесь отсыплют полпачки соли.
Теснота тоже имела место. Тебе хочется, допустим, уединиться, почитать какого-нибудь Тарзана, а у папы в это время хоккей и он ревет как оглашенный у телевизора, а у соседей напротив, Клюевых, дочка треплет тебе нервы на фортепьяно, а нетрезвый сосед Ерёмин учит сына приемам самбо — так, что рушится посуда в буфете.
Только не было бы этого опыта — опыта коммунальной жизни, — не было бы и многих историй, которые, кроме как в коммуналке, нигде больше произойти не могли.
«Кому на Руси жить хорошо» Н. Некрасова
Белинский определил талант Некрасова как топор («Какой талант! И какой топор ваш талант!»).
Осип Мандельштам сравнил талант Некрасова с молотком:
И столько мучительной злости Таит в себе каждый намек, Как будто вколачивал гвозди Некрасова здесь молоток.