Книжка для раков. Книжка для муравьев (сборник)
Шрифт:
Такой своеобразный человек, должно быть, имел и свое-образное воспитание. Хотя и при обычном воспитании формируются многие странные существа, все-таки редко услышишь о таком странном субъекте, как Килиан.
После того как я долгое время тщетно пытался собрать точные сведения о его воспитании, в конце концов я повстречал одного его старого школьного товарища, которого спросил, не знает ли он, как все-таки получилось, что сосед Килиан стал таким ужасным чудовищем.
– Об этом легко догадаться, – ответил он, – разве могло быть иначе? Его отец – упокой, Господи, его душу – тоже был человеком никчемным. Ничего на свете он так не любил,
– Что ж, тогда легко понять, откуда взялась у Килиана жестокость. Но не можете ли вы припомнить, – спрашиваю я, – как с ним занимался отец, когда тот был еще маленьким?
– Думаю, что могу. Ведь я часто бывал у них дома, мы были соседскими детьми. Пожалуй, могу добавить, что маленький Килиан был избалованным ребенком и что отец приносил ему все, чем мог доставить ему радость.
– И что это было?
– Он разорял птичьи гнезда и приносил птенцов Килиану. Тот брал их и ощипывал, отрезал им крылья и лапы и смеялся до упаду, когда они катались в крови и пищали. Он притаскивал ему и отдавал на растерзание всевозможных щенков, мне самому было жалко бедных животных! Он не обезглавливал голубя, а сперва выкручивал ему крылья и давал поиграть с ним Килиану. А если резал курицу, то всякий раз делал так, чтобы она бегала с перерезанным горлом, при этом садился вместе со своим мальчиком и помирал со смеху от кувырков, которые совершало бедное животное.
– Так! Так! Если Килиана так воспитывали, то неудивительно, что он стал таким тираном. Кто выродился настолько, что получает удовольствие от страха и писка птенца и визга щенка, тот, когда вырастает, и сам обычно любит мучить людей и животных.
Как сделать детей мстительными
Если маленький Густав падал или ударялся, то он всегда поднимал такой жуткий крик, что весь дом вставал от него как по тревоге. Прибегали напуганные родители и пытались его успокоить, причем следующим образом: они спрашивали его, как он упал, обо что ударился. Затем они приносили кнут или розгу, били ими по вещи, которая, как он считал, его обидела: «Ты гадкий камень! Надумал свалить маленького Густава! Я тебя научу быть вежливым! Ты подлый стул! Это ты ударил бедного ребенка по голове? Я тебя так поколочу, что навеки запомнишь!» Так говорили они, затем вкладывали кнут Густаву в руку, чтобы он тоже ударил с размаху, и таким образом он успокаивался.
Особенно необузданным он становился в том случае, если мама хотела его умыть. Вместо того чтобы настоять на своем и убедить его, что он сам испачкал лицо из-за своего легкомыслия, она всегда перекладывала вину на бедного Филара. «Это все, – говорила она, – из-за гнусной собаки, которая опять была тут и испачкала твое личико. Но погоди! Уж мы с ней сочтемся». И тогда Густав всякий раз косо смотрел на собаку. И едва отнимали от лица полотенце, тут же принимались колотить бедного пса.
Так Густав постепенно привык, каждый раз сталкиваясь с чем-то ему неприятным, набрасываться на ближайший предмет и вымещать на нем свою злость.
Поскольку теперь чаще всего рядом с ним находилась служанка, то именно ей и приходилось обычно испытывать на себе его гнев. Он бил ее, царапал и кусал. Часто это происходило в присутствии
Когда однажды он расцарапал служанке лицо и та настолько вышла из себя, что ударила его по рукам, из-за этого поднялся сильный шум. Родители бранили и оскорбляли ее. «Что вы себе вообразили, – говорили они, – что поднимаете руку на нашего ребенка? Вы ведь видите, что это маленький ребенок. Толстую крестьянскую шкуру сразу не порвешь».
И служанке тотчас пришлось убраться из дому.
Так воспитывали Густава, который, когда подрос, не раз избивал своих старых родителей и измывался над ними самыми ужасными речами, в ярости набрасывался на каждого, кто его обижал, а если не мог отомстить человеку, то ломал стулья и бросал на пол кружки.
Однажды после школы Мельхиор прибежал на детскую площадку и по-всякому там озорничал. Помимо прочего он забавлялся тем, что бросал в своих товарищей комьями земли и камнями, а они в ответ стали кидаться в него.
Пару минут все было весело и замечательно. Дети друг в друга не попадали, а если иной раз и попадали, то все же обходилось без травм.
Но вот маленький Иоганн бросил так неудачно, что попал Мельхиору в голову и пробил ему лоб. Тут все начали причитать. «Беда! Беда! У Мельхиора в голове дырка!»
Особенно безутешен был Иоганн. Он обнял окровавленного Мельхиора, поцеловал его. «Ах ты бедный шалун! – сказал он, – я не хотел этого сделать. Я не думал, что попаду в тебя. Ты тоже попал мне по коленям. Пошли со мной к воде, я тебя умою. Только не говори своему отцу! Слышишь! Мельхиор! Ради бога, не говори своему отцу, а то он меня побьет. Ладно? Обещай мне».
Мельхиор был растроган. Он понимал, что сам был виноват в своей напасти, потому что именно он затеял безрассудную игру. Кроме того, его пожалел бедный Иоганн, который так явно продемонстрировал свое раскаяние. Поэтому он поклялся, что своему отцу ни о чем не расскажет.
Тем не менее умолчать о случившемся было нельзя. Ведь голова была все же разбита, и Мельхиор не мог этого скрыть. В течение часа он не попадался отцу на глаза; но когда его позвали к столу, ему пришлось появиться, и отец сразу заметил, что голова у Мельхиора разбита.
– Ну! Что такое? Что с глазом? Я полагаю, ты разбил голову? Храни тебя Господь! Что же с тобой случилось?
– Я упал.
– Упал? Чего ж ты упал? Кто знает, чем ты занимался, где ты был?
– На детской площадке за церковью.
– А кто там был из мальчиков?
– Кристиан, Готфрид и Якоб.
– Больше никто?
– И… и Иоганн.
– Ну, я все же спрошу мальчиков, что произошло. И если узнаю, что ты меня обманул, то непременно тебе этого не спущу. Прямо сейчас оденусь и пойду.
– Я хочу только сказать: один из них в меня бросил камнем.
– Кто? Кто в тебя бросил?
– Мне кажется, Иоганн.
– Вот ведь мерзкий негодник! Невежа! Так бросить! Жена, у нас беда! Этот негодник Иоганн бросил камнем в нашего Мельхиора. Смотри, у него в голове дырка! Если бы попало на толщину пальца ниже, он мог бы выбить ему глаз. Тогда это был бы несчастный случай, и нам пришлось бы кормить калеку. Он мог бы его убить. Но погоди! Погоди! Я хочу тебе кое-что сказать», – и тут он взял с собой Мельхиора и направился вместе с ним домой к Иоганну.