Книжник
Шрифт:
Никак!
Мы попросили Павла и Варнаву удалиться, чтобы помолиться и дальше обсудить это
дело. Павел сверкнул глазами, но промолчал. Позже он признавался мне, что ему хотелось
продолжать спор, но он понял, что Господь желает, чтобы он возрастал в терпении. Меня это
сильно насмешило тогда.
Решение далось нам нелегко. Все мы были иудеи, и Закон Моисеев впитали с молоком
матери. И все же Петр высказался за всех нас: «Мы все — без различия — спасаемся
благодатью
дать новообращенным из язычников указания, чтобы они не позволили снова увлечь себя ко
всякого рода распутству, присущему их культуре. Мне довелось путешествовать более, чем
многим членам совета, так что я знал, о чем веду речь. Я насмотрелся языческих обрядов не
меньше, чем мой отец, побывавший в Асии, Фракии, Македонии и Ахайе, и рассказывавший
40
мне об увиденном. Нельзя было просто утверждать, что мы спасены благодатью, и на этом
остановиться!
Иаков предложил компромисс.
Пока шло обсуждение, я исполнял роль секретаря и записал самые важные пункты, по
которым было достигнуто соглашение. Необходимо было уверить христиан из язычников, что спасение дается по благодати Господа нашего Иисуса, и предостеречь их от употребления
пиши, посвященной идолам, мяса удавленных животных и крови. А также от блуда. Все это
могло быть их обычаем, когда они поклонялись ложным богам. Все согласились, что
составить письмо надлежит нам с Иаковом.
— Кто-то должен доставить его на север, в Антиохию. чтобы никто не смел сказать, что
его написали сами Павел пли Варнава.
Паков нужен был в Иерусалиме. Вызвался Иуда (также прозванный Варсавой) и
предложил, чтобы я присоединился к нему.
— Раз письмо будет написано твоей рукой, Сила, тебе и идти — засвидетельствовать
это. Тогда никто не усомнится в его происхождении. — согласился Петр.
О, как возбужденно забилось мое сердце! И в то же время затрепетало. Десять лет уж
минуло с тех пор, как я в последний раз отваживался покинуть пределы Иудеи.
Пришло время сделать это снова.
*
Когда я готовился к путешествию с Иудой, Павлом и Варнавой, ко мне пришел Иоанн
Марк. Он сделал большие успехи в греческом, стал более уверен в себе и твердо веровал, что
Бог снова призывает его в Сирию и Памфилию. Молодой человек просил меня замолвить за
него словечко перед Павлом, и я согласился.
Не ждал я столь резкого отказа от рьяного защитника благодати!
— Пусть остается в Иерусалиме и служит там! Он уже однажды
от Божьего призвания.
— Призван, но не готов.
— Сила, у нас нет времени нянчиться с ним.
— Он и не просит, чтобы с ним нянчились.
— И на сколько его хватит, прежде чем он опять соскучится по матери?
Сарказм его действовал мне на нервы.
— У него были и другие причины, Павел. Не только тоска по родным.
— Ни одна из этих причин не убедит меня, что это надежный человек.
Я оставил его в покое, решив вернуться к этому разговору завтра, чтобы у него было
время поразмыслить. Варнава пытался меня предостеречь.
— Но таить обиду — это же грех, Варнава! — Мы быстро подмечаем чужие
недостатки, не видя их в себе самих.
— Да, но дело в том, что Павел, более чем кто-либо, кого я знаю, руководим
решимостью нести повсюду слово о Христе. Поэтому, он не всегда понимает людей, не столь
к этому устремленных.
Пропустив мимо ушей его мудрый совет, я сделал новую попытку. Я решил не ходить
вокруг да около.
— Ты так красноречиво говорил о благодати, Павел. А для Иоанна Марка у тебя ее нет?
— Я простил его.
Тон его вызвал у меня раздражение.
— Очень мило с твоей стороны!
Как легко забыть, что едкие слова только разжигают пламя гнева.
Павел посмотрел на меня. Взгляд у него был мрачный, щеки пылали.
— Он бросил нас в Пергии! Я могу простить, но не могу позволить себе забыть его
трусость.
— Иоанн Марк — не трус!
41
— Я бы больше уважал его, если бы он сам говорил за себя!
Что бы я ни делал, все становилось только хуже.
*
Сразу же по прибытии в Сирийскую Антиохию я зачитал письмо Церкви. Христиане из
язычников вздохнули свободно, узнав о постановлениях Иерусалимского совета. Некоторые
же христиане из иудеев принялись спорить. Когда семя гордости уже пустило корень, вырвать его непросто. Мы с Иудой остались проповедовать учение о благодати Христовой
всем, уверовавшим в распятие, погребение и воскресение Иисуса. Некоторые иудеи не
желали слушать и ушли. Мы же продолжали наставлять тех, кто не обманывался
человеческой гордыней, внушаемой добрыми делами. Мы надеялись утвердить их в вере, чтобы им устоять перед лицом гонений: мы ведь знали, что они приближаются.
Я часто слышал проповеди Павла. Он был великолепным оратором, подкреплявшим
свою речь доказательствами из Писания. С какой легкостью он переходил с греческого на