Княгиня Ольга. Две зари
Шрифт:
После Горинца еще день ехали на восток по замерзшей Горине. В следующий раз ночевали в Веленеже, у посадника Перемила – Лютова тестя. Дав два дня на отдых людям и лошадям, тронулись дальше. Здесь дорога на восток, к Днепру и Киеву, проходила по сухому, петляя между истоками нескольких рек. Всем троим боярам эти места были памятны по Древлянской войне десятилетней давности. Близ дороги стояло несколько опустевших весей; жителей в них не было, но несколько раз в год проезжавшие купцы использовали их для постоя, не давая избам и клетям совсем пропасть в бурьяне.
Теперь обоз полз через болотистые леса вдоль верховьев Случи. Возглавлял его передовой
16
Оберег (ударение на О) – охрана, конвой.
– Это у тебя среди древлян полно кровных врагов, – сказал он. – Не у меня.
Летом на этом отрезке дорога пролегала почти сплошь по гати. Вот она пошла под уклон, между деревьями показался просвет: это означало, что кончается сухая песчаная грива, поросшая ельником, и впереди болотистая пустошь. Владар велел подать рогом знак остановиться, и передовой дозор поехал по гати, проверяя, нет ли где растаявших ям. Длинный обоз стоял еще по большей части в лесу, среди густого ельника.
Но вот рог пропел снова, и Одульв дал знак своей дружине двигаться вперед.
Из густого ельника за движением обоза наблюдали внимательные глаза. Берест уехал из Плеснеска раньше киян, на другой же день после того разговора с укромичами. С ним отправились двое отроков Плетины, но сам драговижский старейшина остался, чтобы скрыть их замысел от Воюна. При жреце никто больше не упоминал о нападении на посольский обоз, и он мог думать, что дальше застольного разговора дело не пойдет. Но на деле замысел рос и близился к осуществлению. В Драговиже нашлось немало охотников сделать набег на киевский обоз: всем еще памятно было недавнее разорение, души жгло унижение и боль о потерянных родичах. К приезду Плетины уже было собрано три десятка молодцов, мужей и бойких отроков – все родичи тех, кого увели люди Унерада. Поначалу были сомнения, не навлечет ли Драговиж на себя еще худшую беду, но Берест быстро всех успокоил: дело будет сделано не близ Драговижа и не на Горыни, а далеко отсюда – в земле Деревской.
– На вас и не подумает никто. А там, где дело будет, жителей почти нет. Искать виновных русам будет негде, мстить некому. Вы уж только не сплошайте. Глядите, чтобы русы не пленили никого живыми. Мы так устроим, что боя-то прямого и не будет. Стрелами из засады их дозор снимем, они вас и не увидят, а уже все пойдут к Марене в зубы. Но кто будет добычу брать – сохрани чуры, мало ли что, упадете, споткнетесь, ранены будете, да захватят вас русы – лучше сами себя убейте, чем ждите, пока из вас всю правду выпытают. Кто не готов – лучше сейчас откажитесь. А то не только себя, а и ближиков всех погубите, и тогда уж от вашего Драговижа одно горелое место останется.
Кое-кто и правда отказался. Остальные
Вот прибежал на лыжах гонец, и Берест повел своих людей через лес к дороге. Место он выбрал у оконечности песчаной гривы, заросшей густым ельником, у выезда из чащи на гать, пересекавшую болотистую пустошь. Своих людей он разделил на два отряда, оба должны были ждать, укрываясь в подлеске вдоль дороги: один шагов за сто до выезда из леса, другой перед самым выездом.
Сам Берест был с тем отрядом, что дальше от пустоши: здесь предстояло самое кровавое дело. Разведя людей по местам, он затаился за грудой бурелома, шагах в десяти от дороги, и стал ждать. Он сидел тихо, и среди густых лап ни один взор не различил бы бурый кожух Береста, прильнувшего к бурому толстому стволу.
Зато он видел все как на ладони. Вот они, знакомые красные пятна – щиты передового дозора. Дозор проехал, дорога опустела. Когда он шагов на сто углубился на пустошь, на дороге через ельник показался следующий отряд, уже пеший – человек тридцать. По снаряжению видно, что дружина боярская. Самого боярина найти было нетрудно: он ехал верхом, возле него еще трое всадников – телохранители. Вот эти были в полной готовности к бою: шлемы, щиты. Но сам боярин оказался не Свенельдич – выше ростом, полнее и шлем другой. Потом потянулись сани – полтора десятка, при каждой лошади свой возчик.
После первой вереницы саней показалась новая дружина оружников, и вот здесь Берест наконец увидел своего врага. Как девка на гуляньях выискивает тайком милого сердцу отрока и примечает его из любой дали, так Берест выискивал Люта Свенельдича, хотя зоркость его обостряла не любовь, а совершенно противоположное чувство. Не сладкую дрожь, а горячую ярость вызывал у него вид этого стана, этого шлема с бармицей, оставлявшей на виду только глаза. На куполе шлема прибавилось вмятин и отметин, но взгляд между нижней кромкой и бармицей казался прежним – острым и сосредоточенным.
Рядом с Лютом ехал еще один знакомец – плеснецкий боярин Стеги, посланец от Етона к Святославу, – в простом дорожном кожухе, но в куньей шапке, оточенной мехом того же светло-рыжего цвета, что и его борода. При нем тоже было трое телохранителей и десяток оружников.
Сердце замирало – один выстрел, и конец делу. Даже если под кожухом у Свенельдича кольчуга, с такого расстояния стрела пробьет ее и войдет в тело на смертельную глубину. И будет утолена десятилетняя жажда мести. За Малин, за мать и отца, за сестру и брата, за приятеля… Задорка его звали. В последний раз Берест его видел, когда полон уводили за реку – соединенный попарно и привязанный к длинной жерди. Теперь уж никого из них, верно, нет в живых.
Но еще рано начинать: здесь только середина обоза, все киевские оружники ничем не стеснены и готовы дать отпор. Если он выстрелит сейчас, все дело провалится. Позволить себе эту месть Берест смог бы, только если Лют оказался бы в замыкающем дозоре. А свались он сейчас с коня убитый – его люди бросятся в лес, живо найдут врага, осыплют стрелами. Или зарубят – общим числом киевская дружина многократно превосходила его засадный отряд. А драговижичи без вождя отступят в лес, и ничего больше не будет…