Княгиня Ольга

Духопельников В. М.

Уже в 967 г. Святослав пытается найти союзников для предстоящих военных предприятий. Первыми из них стали венгры. В. Н. Татищев писал: «С угры же имел [Святослав] любовь и согласие твердое». Лиутпранд, лангобардский историк и хронист, в свою очередь сообщает, что в июле 968 г., то есть во время его пребывания в Византии, венгры совершили нападение на Фессалонику и увели в плен 500 греков. Таким образом, примерно в то время, когда печенеги шли на Киев, угры напали на византийские владения.

Итак, Святослав перед походом на Болгарию заключил договор о невмешательстве в его действия со стороны Византии, урегулировал свои отношения с крымскими владетелями, вошел в дипломатические контакты с уграми и совместно с ними выступил против болгарского войска и союзных ему отрядов. В. Н. Татищев пишет, что Святослав, двинувшись на Болгарию, не спешил появиться на Дунае. Поначалу он направился вверх по Днестру, «где ему помощь от венгров приспела».

Русский же летописец сообщает следующее: в 967 г. «пошел Святослав по призыву Никифора (императора Византии) на Дунай на болгар. И бились обе стороны, и одолел Святослав болгар, и взял городов их восемьдесят по Дунаю, и сел княжить там, в Переяславце, беря дань с греков». Вероятнее всего, это была не дань, а плата за помощь и содержание дружины Святослава. Дальше Святослав не пошел, несмотря на то, что болгарская армия была разбита. Это говорит о том, что целью похода являлось овладение Переяславцем. Таким

образом, одним из главных условий русско-византийского договора, заключенного Калокиром в Киеве, явилось согласие Византии не препятствовать Руси в ее попытках овладеть ключевыми торговыми позициями на Дунае, которые издавна имели первостепенное значение для русской торговли. Тайный договор русского князя и византийского посла был вполне в духе времени, имел аналогии в прежней истории Византии, когда претенденты на императорский престол вели на Константинополь иностранные войска. Лев Диакон, византийский историк и писатель, рисует Калокира отважным и пылким юношей, который был связан с Херсонесом, где всегда были сильны сепаратистские тенденции в отношении империи (что еще раз показал опыт греческого топарха, который не смог добиться от знати климатов верности Константинополю). К тому же в представлении многих знатных византийцев император Никифор Фока занимал престол незаконно, захватив его в 963 г., отстранив от власти малолетних сыновей умершего Романа П. В те же годы, когда Калокир связал свою судьбу со Святославом, против Никифора Фоки зрели заговоры, жертвой одного из которых он в конце концов и пал. Против следующего императора – Иоанна Цимисхия – поднял мощное восстание Варда Фока. Таким образом, внутриполитическая ситуация в Византии предрасполагала к шагам, подобных тому, какие в благоприятных условиях предпринял Калокир. Но этот же шаг Калокира подталкивает и к другому выводу: в Киеве вовсе не исключали последующего военного столкновения с Византией и заранее готовились к нему, стремясь использовать в дальнейшей борьбе претендента на византийский престол, а в случае победы утвердить на императорском престоле своего ставленника. Это указывает на реалистический характер политики Святослава, понимавшего, что уступка Никифора Фоки в Подунавье – это мера вынужденная и временная, что борьба с империей впереди.

О том, что на данном этапе Святослава интересовал именно этот город, сказал сам князь: «Хочу жить в Переяславце, там середина моей земли, там собираются всякие блага: от греков золото, ткани, вина и плоды, от чехов и угров (венгров) – серебро и кони, из Руси – меха, мед и рабы».

Возможно, мечты Святослава и могли бы осуществиться, если бы не одно «но». Дело в том, что, разгромив хазар, Святослав увел оттуда свои дружины и тем самым открыл путь на Русь новым кочевникам – печенегам. Их появление на Руси не заставило себя долго ждать. Уже под 968 г. летописец записывает: «Пришли впервые печенеги на Русскую землю, а Святослав был тогда в Переяславце». За этим походом до 1036 г. последовали другие. Печенеги появлялись сами, но часто их приглашали и русские князья, используя в братоубийственной войне. На этот же раз, вероятнее всего, печенегов пойти на Русь уговорили византийцы, обеспокоенные успехами Святослава.

Русская летопись эти события описала довольно подробно. «И заперлась Ольга со своими внуками – Ярополком, Олегом и Владимиром в городе Киеве. И осадили печенеги, – продолжает летописец, – город силою великой; было их бесчисленное множество вокруг города, и нельзя было ни выйти из города, ни вести послать, и изнемогали люди от голода и жажды. И собрались люди той стороны Днепра в ладьях и стояли на том берегу, и нельзя им было ни пробраться в Киев, ни этим из города к ним. И стали тужить люди в городе и сказали: "Нет ли кого, кто бы смог перебраться на ту сторону и сказать им: если не подступите утром к городу, сдадимся печенегам". И сказал один отрок: "Я проберусь", ответили ему: "Иди". Он же вышел из города, держа уздечку, и побежал через стоянку печенегов, спрашивая их: "Не видел ли кто-нибудь коня?" Ибо знал он по-печенежски, и его принимали за своего. И когда приблизился он к реке, то, скинув одежду, бросился в Днепр и поплыл. Увидев это, печенеги кинулись за ним, стреляли в него, но не смогли ничего ему сделать. На том берегу заметили это, подъехали к нему в ладье, взяли его в ладью и привезли его к дружине. И сказал им отрок: "Если не пойдете завтра к городу, то люди сдадутся печенегам". Воевода же их, по имени Претич, сказал на это: "Пойдем завтра в ладьях и, захватив княгиню и княжичей, умчим на этот берег. Если же не сделаем этого, то погубит нас Святослав". И на следующее утро, близко к рассвету, сели в ладьи и громко затрубили, а люди в городе закричали. Печенегам же показалось, что пришел сам князь, и побежали от города врассыпную. И вышла Ольга с внуками и с людьми к ладьям. Печенежский же князь, увидев это, возвратился один и обратился к воеводе Претичу: "Кто это пришел?" А тот ответил ему: "Люди той стороны Днепра". Печенежский князь снова спросил: "А ты не князь ли уж?" Претич же ответил: "Я муж его, пришел с передовым отрядом, а за мною идет войско с самим князем; бесчисленное множество". Так сказал он, чтобы их припугнуть. Князь же печенежский сказал Претичу: "Будь мне другом". Тот ответил: "Так и сделаю". И подали они друг другу руки, и дал печенежский князь Претичу коня, саблю и стрелы. Тот же дал ему кольчугу, щит и меч. И отступили печенеги от города, и нельзя было вывести коня напоить; стояли печенеги на Лыбеди. И послали киевляне к Святославу со словами: "Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул, а нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?"». Узнав об опасности, грозившей его столице, Святослав заключил мир с Болгарией, «быстро, сев на коней со своею дружиной, пришел в Киев; приветствовал мать свою и детей и сокрушался о том, что случилось с ними от печенегов. И собрал воинов, и прогнал печенегов в поле, и наступил мир».

Следует думать, что и с печенегами был заключен мир. Причем некоторые соглашения как с болгарами, так и с печенегами, видимо, носили секретный характер, так как были направлены против третьей стороны и должны были сохраняться в тайне, как, например, более ранние соглашения с Византией против Хазарии.

Святослав, поспешив в Киев, увел из Переяславца с собой на родину лишь конную дружину. Пехота – основная часть русского войска, передвигавшаяся на судах, осталась на Дунае. В этом контексте известный интерес представляют сведения В. Н. Татищева, писавшего, что после ухода Святослава из Переяславца город обступили болгары и попытались взять его, воспользовавшись отсутствием русского князя. В Переяславце заперся воевода Святослава Волк и «крепко во граде оборонялся». Затем из-за нехватки продовольствия, а также, узнав, что «некоторые граждане имеют согласие с болгары», он тайно вывел войско из города, сумел обмануть осаждавших и ушел вниз по Дунаю.

ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД СВЯТОСЛАВА

Святославу не сиделось в Киеве. Его постоянно тянуло на Балканы, в Болгарию, ближе к границам Византии. Под 968 г. летописец записывает, что Святослав вновь собирается на Дунай. На это Ольга ему отвечала: «Видишь – я больна; куда хочешь уйти от меня? – И продолжала: – Когда похоронишь меня, отправляйся куда хочешь». Этот разговор

матери с сыном состоялся за три дня до ее смерти. Летописец записал: «Через три дня Ольга умерла, и плакали по ней плачем великим сын ее, и внуки ее, и все люди, и понесли, и похоронили ее на открытом месте. Ольга же завещала не совершать по ней тризны, так как имела при себе священника – тот и похоронил блаженную Ольгу». К сожалению, летописец не сообщает нам, где была похоронена княгиня Ольга, но довольно много говорит о ее христианских благодеяниях. Летописец пишет: «Была она предводительницей христианской земле, как денница перед солнцем, как заря перед светом. Она ведь сияла, как луна в ночи; так и она светилась среди язычников, как жемчуг в грязи; были тогда люди загрязнены грехами, не омыты святым крещением. Эта же омылась в святой купели, и сбросила с себя греховные одежды первого человека Адама, и облеклась в нового Адама, то есть в Христа. Мы же взываем к ней: «Радуйся русское познание Бога, начало нашего с ним примирения». Она первая из русских вошла в Царство Небесное, ее и восхваляют сыны русские – свою начинательницу, ибо и по смерти молится она Богу за Русь. Ведь души праведных не умирают. Как сказал Соломон: «Веселится народ похваляемому праведнику»; память праведника бессмертна, так как признается он и Богом и людьми. Здесь же ее все люди прославляют, видя, что она лежит много лет, не тронутая тлением; ибо сказал пророк: «Прославляющих меня прославляю». О таких ведь Давид сказал: «В вечной памяти будет праведник, не убоится дурной молвы; готово сердце его уповать на Господа; утверждено сердце его и не дрогнет». Соломон же сказал: «Праведники живут вовеки; награда им от Господа и попечение о них у Всевышнего. Посему получат они царство красоты и венец доброты от руки Господа, ибо Он покроет их десницею и защитит их мышцею». Защитил ведь Он и эту блаженную Ольгу от врагов и супостата – дьявола».

Святослав после смерти матери недолго находился в Киеве. Под 970 г. летописец записывает: «Святослав посадил Ярополка в Киеве, а Олега – у древлян, а Владимира – в Новгороде», сам же князь опять пошел в Переяславец.

К этому времени, вероятно, его мирные отношения с болгарами, установившиеся после предыдущего похода, оказались нарушенными. Новое болгарское правительство во главе с царем Борисом сумело заключить союзный договор с греками и приступило к решительным действиям: русские гарнизоны были выбиты из дунайских крепостей, Переяславец осажден и затем захвачен. Болгария вновь оказалась в состоянии войны с Русью. При этом болгарское правительство рассчитывало на поддержку Византии. Но их надежды не оправдались. Лучшие греческие войска в это время находились в Сирии и стояли под Антиохией. Возможно, на это обстоятельство и рассчитывал Святослав. Его дружина в устье Днепра встретилась с возвращавшимися в Киев воинами воеводы Волка. Усиленный отряд Святослава направился к Переяславцу. Русская летопись сообщает: «Пришел Святослав в Переяславец, и затворились болгары в городе. И вышли болгары на битву против Святослава, и была сеча велика, и стали одолевать болгары. И сказал Святослав своим воинам: "Здесь нам и умереть; постоим же мужественно, братья и дружина!" И к вечеру одолел Святослав, и взял город приступом». Более подробно рассказывает об этом событии В. Н. Татищев. Историк пишет, что в это время среди горожан Переяславца не было единства. Часть выступала за союз с греками, другая – с Русью. По крайней мере, Святослав, взяв город, «казнил в нем изменников смертью». Таким образом, на западе Святослав, захватив болгарские земли, вновь оказался на границе с Византийской империей.

Святослав, взяв Переяславец, послал послов к грекам со словами: «Хочу идти на вас и взять столицу вашу, как этот город». На это греки ответили: «Невмоготу нам сопротивляться вам, так возьми с нас дань и на всю свою дружину и скажи, сколько вас, чтобы разочлись мы по числу дружинников твоих». Это означало, что весной 970 г. Византия соглашалась по-прежнему платить Руси ежегодную дань и, кроме того, обычную в таких случаях военную контрибуцию на дружину. Однако греки обманули Святослава. По свидетельству Льва Диакона, греки начали готовиться к войне. Один из лучших полководцев Византии, Иоанн Цимисхий, приступил к реорганизации армии, создал отряд так называемых бессмертных, затем приказал двум своим лучшим полководцам – магистру Варде Склиру и патрикию Петру – отправиться со своими полками в Европу, «в пограничную и близкую область Мисии». Одновременно греки, спрашивая у Святослава, сколько у него дружинников, хотели узнать, каковы его силы. Греки не могли равнодушно отнестись к тому, что на Дунае один противник (болгары), сменился другим (руссами). Святослав разгадал уловку греков, ответив им: «Нас двадцать тысяч, и прибавил десять тысяч, – продолжает летописец, – ибо было русских всего десять тысяч». Но греки же выставили против Святослава сто тысяч воинов, и войска лично возглавил византийский император Иоанн Цимисхий.

Святослав, возможно, не зная о численном превосходстве греков, а, возможно, уверенный в успехе своей наступательной тактики, повел свои дружины на греков. Летописец повествует: «Когда же русские увидели их – сильно испугались такого великого множества воинов, но сказал Святослав: "Нам некуда уже деться, хотим мы или не хотим – должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвые не имут позора. Если же побежим – позор нам будет. Так не побежим же, но станем крепко, а я пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь". И ответили воины: "Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим". И исполчились русские, и была жестокая сеча, и одолел Святослав, а греки бежали. И пошел Святослав к столице, воюя и разбивая города, что стоят и доныне пусты».

Движение дружины Святослава к границам Византии вызвало беспокойство при дворе греческого императора. «Царь, – повествует русская летопись, – созвал бояр своих в палату и сказал им: "Что нам делать: не можем ведь ему сопротивляться?" И сказали ему бояре: "Пошли к нему дары; испытаем его: любит ли он золото или паволоки?" И послал к нему золото и паволоки с мудрым мужем, наказавши ему: "Следи за его видом, и лицом, и мыслями"». Он же взял дары и пришел к Святославу. И поведали Святославу, что пришли греки с поклоном. И сказал он: "Введите их сюда". Те вошли и поклонились ему, и положили перед ним золото и паволоки. Святослав, даже не посмотрев на них, сказал своим отрокам, смотря в сторону: "Возьмите и раздайте нуждающимся". Послам он же ответил: "Я имею много золота, серебра и парчи, и воюю не из-за них, но за неправду греков. Если хотите мир иметь, я с охотой соглашусь, только заплатите по договору, чего несколько лет не платили". Греки же вернулись к царю, и созвал царь бояр. Посланные же сказали: "Пришли-де мы к нему и поднесли дары, а он и не взглянул на них – приказал спрятать". И сказал один: "Испытай его еще раз: пошли ему оружие". Они же послушали его, и послали ему меч и другое оружие, и принесли ему. Он же взял и стал царя хвалить, выражая ему любовь и благодарность». Поведение Святослава произвело сильное впечатление не только на послов, но и на византийскую знать. Император вновь созвал своих бояр на совещание. Здесь бояре заявили царю: «Лют будет муж этот, ибо богатством пренебрегает, а оружие берет. Плати ему дань». Император вновь направляет к Святославу посольство, которое передало князю слова императора: «Не ходи к столице, возьми дань, сколько хочешь», ибо, – продолжает летописец, – только немногим не дошел он до Царьграда. И дали ему дань; он же брал и на убитых, говоря: "Возьмет-де за убитого род его". Взял же и даров много и возвратился в Переяславец со славою великою».