Княгиня Ольга
Шрифт:
В годы княжения Игоря русские, по всей вероятности, сделали важный шаг к установлению контроля и над так называемым Киммерийским Боспором — Керченским проливом, соединяющим Черное и Азовское моря, который многие годы служил яблоком раздора между византийцами, хазарами и руссами. На его западном берегу расположена Керчь — греческий Боепор, наследник древней Пантикапеи; на восточном — Таматарха, или Матарха, — знаменитая в русской истории Тьмуторокань, известная также как хазарский Самкуш, или Самкерц (С-м-к-рц), — наследник античной Фанагории. Как полагают, этот город в дельте Кубани, на месте нынешней Тамани, еще до Игоря имел постоянное русское население, хотя в еще большей степени своим его считали хазары, а также касоги (зихи) — адыгские племена, предки нынешних кабардинцев, черкесов и адыгейцев. К 941 году — времени первого похода Игоря на греков — русские определенно имели здесь свою базу [37] .
37
Так следует понимать сообщение византийского историка X в. Льва Диакона, согласно которому Игорь с остатками своего флота отступил после поражения 941 г. «к Киммерийскому Боспору» (Лев Диакон.История / Пер. М.М. Копыленко; коммент. М.Я. Сюзюмова, С.А. Иванова. М., 1988 (далее: Лев Диакон).С. 57).
Время,
Печенежский союз представлял собой грозную силу. В земли Восточной Европы печенеги оказались вытеснены другими, еще более многочисленными кочевниками — гузами (или торками, как их называли на Руси). По словам Константина Багрянородного, потерпев поражение от гузов и обратившись в бегство, печенеги в течение некоторого времени «бродили, выискивая место для своего поселения» {46} . Археологам хорошо известны страшные следы этого их «брожения» по захваченным землям в конце IX — начале X века: путь этот «отмечен пожарищами, гибелью подавляющего большинства степных и лесостепных поселений, замков и даже городов» {47} . Изгнав обитавших в то время в междуречье Днепра и Днестра венгров, печенеги захватили их кочевья и почти на полтора столетия сделались полновластными хозяевами огромных степных пространств вплоть до устья Дуная.
Волна печенежского нашествия непосредственно не затронула Киевскую Русь (за исключением, может быть, земель уличей и соседящих с ними тиверцев). Однако кочевья печенегов находились всего в одном-двух днях пути от границ Руси {48} , а потому русские князья были крайне заинтересованы в установлении мирных отношений с ними. И в первые полстолетия русско-печенежских отношений печенеги, как правило, выступали союзниками Руси. Весьма осведомленный арабский географ, путешественник и дипломат Абу-л-Касим Ибн Хаукаль, писавший около 977 года, называл печенегов «шипом и силой» руссов {49} . Впрочем, мир или даже союз с печенегами легко оборачивался войной, внезапным набегом. «Знай, что пачинакиты (печенеги. — А.К.)стали соседними и сопредельными… росам (руссам. — А.К.), — писал, обращаясь к сыну, император Константин Багрянородный в середине X века, — и частенько, когда у них нет мира друг с другом, они грабят Росию, наносят ей значительный вред и причиняют ущерб» {50} .
Силу печенегов ощутила на себе и Византия. Когда эти жестокие кочевники только появились на Дунае, близ византийских границ, власти Империи озаботились союзом с ними, надеясь использовать их для борьбы со своим главным в то время врагом на севере — болгарским царем Симеоном. Но, как и в случае с Русью, мир с печенегами нередко сменялся жестокой войной. Весной 934 года печенеги и другие родственные им кочевые тюркские племена вступили в союз с венграми и нанесли жестокое поражение византийскому войску, разорив Фракию и угрожая самому Константинополю [38] . Тогда правители Ромейской державы сумели заключить мир и с венграми, и с печенегами. Более того, к середине X века в своей внешней политике на северном направлении они сделали ставку именно на союз с этим кочевым народом и использование его в качестве фактора сдерживания других враждебных племен. Не случайно император Константин Багрянородный начинает свой знаменитый трактат «Об управлении Империей» (написанный между 948 и 952 годами) с рекомендаций о том, как надлежит использовать печенегов в борьбе с хазарами, болгарами, венграми и Русью. Этот трактат предназначался для его сына Романа и последующих правителей Империи в качестве своего рода практического пособия, свода рекомендаций, в котором должны были соединиться «опыт и знание для выбора лучших решений» и в котором образованный и поднаторевший в истории и современной ему политике Константин намеревался сообщить, «какой иноплеменный народ и в чем может быть полезен ромеям, а в чем вреден… и каким образом каждый из них и с каким иноплеменным народом может успешно воевать и может быть подчинен».
38
О нападении печенегов, венгров и других кочевников на греков сообщают ал-Масуди (с датой «после 320 г. х. / 932 г. или около того времени»), а также арабский историк начала XIII в. Ибн ал-Асир (с датой 322 г. х. / 933—934 гг.); см.: Коновалова И. Г., Перхавко В.Б.Древняя Русь и Нижнее Подунавье. М., 2000. С. 147—149. Это то самое первое нашествие венгров на Византию, о котором под 934 г. пишут византийские и (вслед за ними) русские хронисты, правда, не упоминая при этом о печенегах; см.: Продолжатель Феофана.Жизнеописания византийских царей / Изд. подг. Я.Н. Любарский. СПб., 1992 (далее: Продолжатель Феофана).С. 175 («в апреле 7-го индикта»); ПСРЛ. Т. 38. С. 24. И.Г. Коновалова полагает, что в этом военном предприятии союзниками печенегов и венгров выступали также русские, а именно новгородские, отряды (Указ. соч. С. 153—157). Однако предложенное исследовательницей (вслед за В.Ф. Минорским) отождествление упомянутых ал-Масуди среди четырех родственных кочевых племен — участников похода — неких нукардас «новгородцами», на мой взгляд, не выдерживает критики.
«Я полагаю всегда весьма полезным для василевса ромеев желать мира с народом пачинакитов, заключать с ними дружественные соглашения и договоры» — это первое наставление Константина сыну. А дальше разъясняются конкретные механизмы внешней политики Ромейской державы: «…Знай, что и росы озабочены тем, чтобы иметь мир с пачинакитами… И против удаленных от их пределов врагов росы вообще отправляться не могут, если не находятся в мире с пачинакитами, так как пачинакиты имеют возможность — в то время, когда росы удалятся от своих семей, — напав, все у них уничтожить и разорить. Поэтому росы всегда питают особую заботу, чтобы не понести от них вреда, ибо силен этот народ, привлекать их к союзу и получать от них помощь, так, чтобы от их вражды избавляться и помощью пользоваться… Знай, что пока василевс ромеев находится в мире с пачинакитами… росы… не могут нападать на державу ромеев по закону войны… опасаясь, что василевс употребит силу этого народа против них… Пачинакиты, связанные дружбой с василевсом и побуждаемые его грамотами и дарами, могут легко нападать на землю росов… уводить в рабство их жен и детей и разорять их землю» {51} .
Напомню, что все это писалось в конце 940-х — начале 950-х годов. Давая наставления сыну, Константин, несомненно, учитывал и недавний опыт войны с киевским князем Игорем, в которой печенеги оказались союзниками руссов. В будущем, по мысли императора, надлежало не допустить повторения прежних ошибок. И тем не менее и Игорь, и впоследствии его сын Святослав искали союза с печенегами и нередко добивались успеха благодаря совместным с ними действиям против общих врагов — будь то греки или хазары.
Отношения с Хазарским каганатом традиционно были не менее важными для русских князей [39] .
Удивительно, но Константин Багрянородный, столь внимательный к взаимоотношениям соседних с Империей народов и возможному использованию одних в борьбе с другими, вообще не упоминает о противостоянии Руси и хазар, хотя Хазарский каганат был давним соперником Империи в Северном Причерноморье. В качестве потенциальных противников хазар Константин называл лишь узов, тех же печенегов, а также алан (ясов русских летописей, предков нынешних осетин), занимавших к середине X века западные и центральные области Северного Кавказа, и каких-то «черных болгар», обитавших, по-видимому, в Подонье, — и те, и другие в X веке то подчинялись хазарам, то воевали с ними. Зато сведения о войне между Хазарией и Русью и о заключении русско-хазарского соглашения незадолго до похода Игоря на греков в 941 году сохранились в источнике хазарского происхождения — упомянутом выше письме неизвестного хазарского еврея X века.
39
В исторической литературе, как отечественной (Л.Н. Гумилев, В.Н.Топоров, В.В. Кожинов и др.), так и зарубежной (О. Прицак, С. Франклин, Дж. Шепард) распространено мнение, согласно которому Киев до 30-х гг. X в. подчинялся хазарам и, более того, в городе находились хазарская администрация и хазарский гарнизон. Подтверждением этому якобы является т. н. «Киевское письмо» — еврейский документ, подписанный членами еврейской общины Киева для одного из своих собратьев, отправившегося в Египет для сбора пожертвований (см.: Голб Н., Прицак О.Указ. соч. С. 30—31: перевод письма, изданного Н. Голбом). Однако гипотеза эта базируется не на данных самого документа, а исключительно на его трактовке О. Прицаком, которая отвергнута большинством специалистов. Во-первых, в письме не имеется никаких точных датировок (по палеографическим данным оно датируется X в.), так что дата 930 г. выбрана О. Прицаком достаточно произвольно. Во-вторых, имеющаяся на письме приписка, выполненная тюркским руническим письмом: «Я прочел» (Там же. С. 62—64), свидетельствует о том, что письмо прошло через какую-то официальную (хазарскую?) инстанцию, но вовсе не дает оснований полагать, что сделавший ее чиновник непременно находился в Киеве, а не где-то по пути следования владельца документа. Как справедливо отмечает в комментариях к русскому переводу книги Н. Голба и О. Прицака В.Я. Петрухин, зафиксированная в «Киевском письме» «зависимость членов еврейской общины от иноверцев свидетельствует, напротив, о господстве в Киеве русских князей» (Там же. С. 217).
Правда, памятник этот очень сложный для понимания, во многом путаный, а содержащиеся в нем сведения резко расходятся с показаниями русской летописи и других источников, что стало причиной острых и непрекращающихся споров между историками. Однако как бы ни относиться к этому документу, очевидно, что в нем идет речь о действительных событиях 30—40-х годов X века, и в частности о военном столкновении хазар и руссов, выступавших первоначально в качестве союзников Византии. Военные действия развернулись вокруг города, обозначенного в источнике как «С-м-к-рай», то есть, надо полагать, хазарской Тьмуторокани. На какое-то время город перешел в руки «Х-л-гу, царя Русии» (Олега?), который «воровским способом» захватил его. Как выясняется, к военным действиям против хазар русского князя подтолкнул византийский император Роман I Лакапин. В ответ хазарский военачальник, некий Песах, разорил три византийских города в Крыму и обрушился на Херсонес (Корсунь), а затем пошел войной на «царя Х-л-гу», воевал с ним четыре месяца и добился полной победы. В результате начавшихся переговоров хазарский полководец и русский «царь» заключили мир, и якобы только по принуждению хазар русские начали войну с Византией. Далее в источнике описывается поход князя Игоря на Константинополь 941 года, хотя в качестве главного действующего лица по-прежнему фигурирует «Х-л-гу», то есть Олег, — что вопиющим образом противоречит показаниям всех источников, согласно которым русскими войсками в походе на Константинополь командовал Игорь [40] .
40
См. выше, прим. 5. Автор хазарского документа проявляет хорошую осведомленность и относительно истории хазар, и относительно недавних для него событий — но лишь в Крыму и на Тамани, называя по именам и должностям правителей западных областей Каганата. Что же касается похода руссов на Константинополь, то сведения о нем автор, скорее всего, получил уже в Византии, где и составлял свое письмо. Известно, что походы на Константинополь в разное время совершали и Игорь, и Олег, и их смешение в источниках кажется вполне объяснимым. (Походы Игоря и Олега путает даже русский летописец, автор Новгородской Первой летописи.) Показательно, что в византийских хрониках в подробном рассказе о походе Игоря 941 г. имя предводителя русского войска не названо (оно упоминается только в «Истории» Льва Диакона конца X в., и то в связи с обстоятельствами уже другой русско-византийской войны — князя Святослава Игоревича). Вообще же смешение тех или иных исторических лиц, действовавших в разное время, но при схожих обстоятельствах, — явление достаточно распространенное для памятников такого рода. Характерный пример — упоминание литовского князя Ольгерда (ум. 1377) в связи с событиями Куликовской битвы 1380 г. в «Сказании о Мамаевом побоище» (вместо действительного союзника Мамая Ягайло).
К сведениям хазарского источника, разумеется, надо относиться с большой осторожностью. Это касается не только вероятного смешения Игоря и Олега, но и самой логики событий, как она представлена в документе. Так, утверждение автора письма, что в результате войн «царя Х-л-гу» «Русь попала под власть хазар», неверно в любом случае. Возможно, оно имеет в виду изменения в статусе Тьмуторокани или какие-то локальные эпизоды в противостоянии Руси и хазар в Северном Причерноморье. Но, говоря о русско-хазарских отношениях в целом, автор письма явно выдает желаемое за действительное. Мы хорошо знаем, что именно при Олеге большинство славянских племен, напротив, освободились от хазарской дани, признав власть киевского князя. Действия и Олега, и Игоря на Черном море также свидетельствуют об ослаблении Хазарского каганата и потери им гегемонии на юге Восточной Европы.
Но вот на что следует обратить особое внимание и что, на мой взгляд, представляет особый интерес в хазарском письме, так это приведенные в нем сведения о явных колебаниях в русско-византийских и русско-хазарских отношениях при Олеге и Игоре. Хотя обстоятельства, приведшие к заключению русско-хазарского союза накануне войны Игоря с греками изложены автором письма крайне тенденциозно и вряд ли соответствуют действительности, сам факт союза, кажется, не должен вызывать сомнений. Во всяком случае, о том, что в 40-е годы X века Русь и Хазария находились в союзнических (или по крайней мере не во враждебных) отношениях, свидетельствуют как обстоятельства возвращения Игоря на Русь в 941 году через хазарские владения (об этом речь впереди), так и показания некоторых мусульманских источников о военных действиях руссов в Закавказье уже после завершения русско-византийской войны.